Изменить стиль страницы

— Думаешь, она…

— Наверняка.

Хорошо хоть деталей ему не требуется. В опасной ситуации Геркулес понимает меня с полуслова. Нельзя нам сейчас трепаться. Мы в самой гуще опасливо оглядывающегося народа.

Будь мы с Дубиной разодеты в шелка и в кружева, нам и тогда за знатных господ не сойти. А мы — не в шелку. Когда-то Корди пыталась переодеть своего возлюбленного и его, гм, приятельницу согласно придворной моде. Встретив жесточайшее сопротивление, покладистая принцесса заказала портному все, что мы с Геркулесом так любим — кожаные штаны, жилеты и плащи. Вот и стоим перед здешними обитателями с ног до головы в черной коже и оружейных перевязях. Под кого бы нам закосить при таком-то имидже?…

У самых стен замка (копия того, в котором душенька Кордейра жила в реальности, только не в пример выше, неприступней, в каждой амбразуре по внимательной роже) — виселицы. И не пустые. Естественно. Нехитрый намек на твердую руку и строгий нрав госпожи. Как же я не люблю такие намеки, кто бы знал…

И тут я вижу внимательный, профессиональный взгляд Дубины. Недовольный взгляд палача, уверенного: эту работу он сделал бы не в пример лучше, дешевле и вообще…

Одновременно меня осеняет тень стражника:

— По какому делу?!

Дубина незаметно подвигает кисть в сторону рукояти меча. Рубиться? Здесь? В воротах? Да нас снимут с ближайшей стены одним выстрелом — обоих!

— Новый палач по вызову ее высочества, господин! — я расплываюсь в улыбке.

— А ты… кто? — ох, как я не люблю этот мизогинистский подход! Для любовницы ты слишком стара и уродлива, а на что еще годится женщина?

— Я его няня, господин!

— Няня? — стражник аж заикается от изумления.

— Да, господин. В наших землях палачей воспитывают с колыбели. Женщины, обученные всем тонкостям пытки. Чтобы мальчик рос безжалостным. Тебе угодно не верить мне, господин? — я легонько тыкаю его ногтем в солнечное сплетение. Стражник, задохнувшись собственным криком, машет рукой — проходи, мол, проходи, не задерживай… Жаль, что нельзя в реальном мире так же с таможенником поступить. Право, жаль.

Все это время Дубина молчит с надменным видом. Молодец. Он изысканный палач из заморских краев, его учили сыздетства, как вытряхивать из человека информацию, он не жалкий коновал, тупо вешающий за крепостной стеной рядком мать, дочь и внучку по подозрению в ведовстве, как можно пользоваться услугами такого недотепы, сколько можно разговаривать с этим ничтожеством, пойдем уже, старуха, ты слишком много болтаешь…

Умница. Моя выучка. С годами из него получится бесподобный мошенник. Если только не король — правитель королевства Кордейры. Бедная девочка, что из нее сделали!

Улицы города прекрасны и кошмарны одновременно. Это как воспоминание о Бесприютном Городе, который мне показала Каменная Морда: здания восхитительны, сама улица отвратительна. Каждый фасад — сага о богатстве и тонкости вкуса хозяина дома. Каждая улица — донос о его наплевательском отношении к идее регулярного градостроительства. Между дивными фасадами двум ослам не разойтись.

— Куда пойдем? — спрашиваю я Геркулеса. Денег у нас нет. Совсем. Да и не знаю я, что у них тут за деньги ходят. И кто знает? Может, дырявые раковины или американские банкноты 1930 года? Это же страна снов. Точнее, кошмаров.

— К Кордейре. — Как он, однако, безапелляционен!

— Вот так, прямо?

— А ты здесь поселиться решила? И надолго?

— Ну, сплетни-то узнать надо? Осмотреться…

— Приглядеться к объекту, да? Ты это… привычки киллерские оставь. На минуточку. Ты ее не убивать собираешься. Тебе надо просто оказаться рядом.

— И как мы рядом окажемся? Попросим аудиенции под предлогом замены ее палача нами?

— Да!

Все, я его сейчас убью. Но в буре возмущения неожиданно возникает нехитрый вопрос: а почему нет? Почему бы нам не предложить Дубину в качестве нового, заморского, квалифицированного палача?

Господи, каких только глупостей не творит с людьми Зазеркалье…

Палач в Средние века — весьма востребованная профессия!

Так что собеседование на эту должность Дубина прошел в мгновение ока. И не только он — я тоже.

Сначала мне ОЧЕНЬ не понравилась идея Геркулеса взять и отправиться в замок. Я не желала оседать в этом месте на целую жизнь. И уж тем более в качестве второго палача, подручного палача, няни палача и вообще кого угодно при палаче.

С одной стороны, мое собственное каторжное прошлое противилось новой роли. С другой, мне не хотелось отдавать Дубину обратно.

Я понимаю: за время наших, гм, совместных приключений Геркулес не перестал быть убийцей. Зато перестал быть мучителем. Мне кажется, то была немалая победа: заставить опытного палача забыть, насколько прост и удобен путь к цели, когда в твоих руках испанский сапог, железная дева, трон ведьмы, охрана колыбели* (Орудия и способы пытки — прим. авт.) и чертова уйма других способов вынуть из человека душу. Он перестал относиться к человеку как к материалу. Материалу, который надо обработать плетьми, кислотой, жаром и холодом, прежде чем его фактура станет такой, как надо, — мягкой, податливой, удобной для заказчика.

И вот, мы на пороге возвращения в проклятое вчера. Он опять примется угождать хозяину. Вернее, хозяйке. Своей любимой Кордейре в ее новой ипостаси. Еще, чего доброго, захочет тут остаться. В атмосфере полного рабско-деспотического взаимопонимания.

Скрипя зубами, я дотащилась до замка, а там и до замкового "отдела кадров". Ну какая правительница станет самолично выбирать палача? Не царское это дело.

Ноздри мне забивал специфический запах бойни, которым тянуло из подвалов. Реальный замок Кордейры никогда так не пах. А здесь, видать, социальные системы только на трудолюбии команды палачей и держались. Еще немного, и я переключусь со спасения Корди на революционную пропаганду.

Пока я передергивалась от отвращения, припоминая самые болезненные факты собственной авантюрной биографии, Дубина уже нашел общий язык с местным костоломом. Кто бы сомневался?

— Так вы палач с мечом? — восхищенно вопрошает этот, местный.

— Именно. Показать? — отрывисто и почти брезгливо интересуется Геркулес.

— О! Сделайте одолжение! — ехидно-подобострастная ухмылка: "Ах, так вы крутой, господин! Не изволите ли продемонстрировать свою крутость? А то что-то не верится…"

Дубина, вынув меч из ножен, подходит к чучелу в углу и совершает вращательное движение кистью. Голова чучела отлетает к противоположной стене. По срезу видно: башка была насажена на деревянный шест, окованный металлом. И шест, и металл располовинены ровно, точно спелый ананас. В реальном мире у Геркулеса так не получилось бы. Он же не сказочный Роланд-Ланселот. Но, попадая сюда, в зазеркалье, во всей своей плоти и энергичности, человек может бегать со скоростью гепарда, рубить с силой дисковой пилы и не думать о том, что пора бы отлить. Здесь мы с Дубиной — сверхчеловеки. Просто потому, что мы люди, а не отражения. Люди, лишенные нормальных человеческих слабостей.

Местные мастера пускать кровь замирают. В моей душе оживает надежда, что Дубину, как суперспециалиста, не отправят в пыточную, замывать шипастые валки и емкости от крови подозреваемых. Это работа для подмастерья. А он — мастер. Мастер, каких здесь и не видали никогда.

— Вы пришли в подходящее время, — шелестит «кадровик». — У нас намечается много работы — именно мечом. Раскрыт заговор, в коем принимали участие высокородные лица. А казнить благородных господ положено именно мечом и по возможности без боли, если иных высочайших распоряжений не поступало. Коли вы не против, вам отведут помещение во дворце, выплатят аванс, а по совершении казни будут выдавать оплату в размере…

— Стой. А он умеет рубить ублюдком? — раздается низкий голос из глубины помещения. В здоровенной конюшне со столами и лавками можно спрятать сколько угодно таких фигур — приземистая, неопределенного пола, в темно-сером плаще, сливающемся с камнем стен и деревом мебели.