Алек снова втиснул кулаки меж коленей, борясь с искушением наброситься на него. Заразы?! Да его отец — его человеческий отец — был единственной семьей, которая когда-либо у него была! Он быть может и заплакал бы при мысли о том, что теряет ту последнюю ниточку, что связывала его с отцом, но решил, что не доставит этим негодяям такого удовольствия снова. Вместо этого он прикрыл глаза и склонил голову.

Играй свою роль, Алек. Играй до конца.

— Простите меня, илбан. Это было так неожиданно. Я… я просто был не готов.

К его удивлению, Ихакобин подошел к кузнечному горну и снял котелок, гревшийся на крюке над огнем. Он налил кипяток в две чашки, одну из которых вручил Алеку, усадив его на низенький табурет. Сам Ихакобин сел в кресло рядом и сделал глоток. Алек втянул ноздрями пар. Пахло добрым крепким чаем, не более.

— Свою дневную дозу ты уже получил, — заверил его алхимик. — Это чай из южного Ауренена, самый лучший в мире. Посмотри, я и сам с удовольствием пью его.

Алек осторожно сделал глоток, затем другой. Святая Четверка, он не пробовал хорошего чая почти столько же, сколько и мяса! Это было восхитительно: приятное тепло разлилось по его телу, а вместе с ним нахлынули мысли о доме.

— Спасибо, илбан, — сказал он, и впервые сделал это от души: — Однако, я удивлен. Вы пьете ауренфейский чай?

Ихакобин на это улыбнулся:

— Тебе, конечно, известно, что многие кланы ведут с нами торговлю, причём не одно столетие. Виресса, например. Улан-и-Сатхил и я отличные компаньоны.

Алек замер, не донеся чашку до рта. Они с Серегилом уже имели опыт общения с главой клана Виресса во время переговоров Клиа в Ауренене. Улан был скользким, безжалостным типом, из тех, что вряд ли могли простить им их роль в разрушении монополии Вирессы на ауренфейскую торговлю с Тремя Государствами.

А не намек ли это на того, кто предал нас? Что такое — выждать один год — для ауренфейе, ведущих счёт на столетия? Возможно всё, что должен был сделать Улан, это дождаться момента, когда они возвратятся в Ауренен. А их миссия не была тайной.

— Что-то не так с твоим чаем? — поинтересовался Ихакобин.

Алек покачал головой и сделал ещё глоток ароматного напитка, позволяя ему перебить слабый привкус лекарства.

— Мир велик, Алек, и я думаю, что ты за свою недолгую жизнь увидел лишь его малую часть. О моей стране тебе рассказывали всякие небылицы.

"Мне рассказывали про ваших рабов", подумал Алек, но мудро придержал язык за зубами.

— И тебе ведь ничего не известно об алхимии, не так ли? Не хотелось бы узнать больше?

— Да, илбан, — с готовностью ответил Алек, хотя мотивы его были не теми, о которых, вероятно, подумал Ихакобин.

Ихакобин снова наполнил обе чашки.

— Алхимия — это искусство управлять разумом, содержащимся во всяком веществе. Имея достаточно опыта и знаний, алхимик может совершать величайшие превращения.

— Например, из свинца делать золото? — усмехнулся Алек.

— Это, конечно, одно из самых популярных применений, в принципе, единственное, на что способны самые безыскусные из нас, и то, на что не станет тратить время ни один серьезный алхимик. Нет, мы ищем более глубокое — духовное — преобразование, лекарство против внутренней дисгармонии индивидуума и мира в целом.

Он указал на сложный агрегат из стеклянных судов, бурливший сегодня на атаноре. Сосуды были пузатые, соединенные отводами трубок, с носиков которых падали капли, собираясь в конечном итоге в небольшом, трехногом котле, покрытом непонятными символами.

— Сосуд для дистилляции — одно из самых распространенных приспособлений. Одно из наших достижений — это очистка и преобразование. Именно алхимики открыли выплавку железа из грязной руды, и это было задолго до того, как наши предки появились в этих краях. Другие усовершенствовали тонкий баланс в составе сплавов, создав твердую сталь, бронзу и другие благородные металлы. И именно мы открыли сочетание металлов, символов и благоприятных часов, дающее особую силу вещам, вроде того амулета, который ты теперь носишь. Но самым важным было то, что мы научились получать мощные лекарства из металлов, минералов, животных продуктов и трав. Эти настои, что я давал тебе именно такого свойства. Они расщепляют и связывают нечистые энергии крови, с тем, чтобы сам организм затем мог естественным путем избавиться от них, — он улыбнулся: — Вот примерно, что-то в таком роде. Я был твоим врачом. Или, если тебе так больше нравится, твой организм был чем-то вроде одного из моих дистилляторов. Комбинируя правильные элементы при соответствующих условиях, я превратил тебя в то, что ты смог увидеть в зеркале.

— Но зачем столько возни, когда Вы могли бы спокойно купить себе чистокровного фейе? — спросил Алек, заинтригованный, помимо своей воли.

— Потому что никогда прежде мне не доводилось встречать никого с таким исключительным происхождением, как у тебя. Ты уникален!

Алек сосредоточился на своей чашке с чаем. Когда все эти люди в Ауренене подняли шум из-за того, что он урожденный хазадриелфейе, его это скорее заинтриговало, чем насторожило. Никто, кажется, не нашёл его таким уж уникальным. Он припомнил и слова Кенира о возможном желании хозяина получить потомство и о кастрации, и по его коже побежали мурашки.

— Можно спросить, илбан, почему это так важно? Мне дали понять, что хазадриелфейе — всего лишь незначительный клан.

— Они вообще не являются кланом, скорее группой индивидуумов, созданных уникальной игрой природы. Я уверяю тебя, Алек, ты очень необычный юноша. С твоей помощью, я возможно сумею получить очень действенное лекарство. Лекарство, которое сможет вылечить абсолютно любые заболевания организма. Это ли не достойная цель?

— И для этого Вам нужна кровь хазадриелфейе?

— Только она годится для этой цели. И согласно рукописям, чистейший, без примесей эликсир, который получится в результате, сможет дать людям долголетие фейе. Очень давно, раньше, чем могли бы припомнить фейе, мой земляк алхимик вычислил секретный способ такой очистки. Однако хазадриелфэейе из эгоистических побуждений отказались участвовать в этом. Именно поэтому они и убрались с глаз подальше, а те немногие ауренфейе, которые знали правду, давно умерли, унеся тайну с собой в могилу. Но здесь в Пленимаре, тайное учение сохранилось, передаваемое из поколения в поколение представителями нескольких родов. Потомком одного из них я и являюсь.

— А что станет с фейе, выпей он этот эликсир долголетия?

— Очень интересный вопрос. Теперь, я должен вернуться к работе. И, несмотря на твоё недавнее непослушание, полагаю, что сегодня ты заслужил награду. Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться по саду с Кениром?

Алек низко поклонился, чтобы скрыть свою радость от того, что получит возможность сразу и встретиться с человеком, ставшим здесь его единственным другом, и получше разглядеть сад.

— Благодарю, илбан! Мне бы очень этого хотелось.

— Хорошо. Тебе должно пойти на пользу общение с другим фейе.

— Это действительно так, илбан.

И он не кривил душой.

Когда, как обычно, явились охранники, Кенир уже был с ними. Поверх домашней одежды он надел плащ, и такой же принес Алеку вместе с парой теплых шерстяных носков. Алек принялся благодарить его, но Кенир остановил его взглядом и поспешно поклонился Ихакобину. Алек повернулся и тоже отвесил легкий поклон:

— Еще раз спасибо за вашу доброту, илбан.

— И вуаль, Кенир, — напомнил Ихакобин.

Кенир вручил Алеку лицевую повязку, вроде той, что носил сам, и помог надеть её. Стражи оставили их несвязанными, однако, Кениру было поручено держать цепь, прикрепленную к ошейнику Алека.

— Прости. Таково приказание илбана, — прошептал Кенир с примирительной улыбкой.

— Всё в порядке. Я понимаю, — ответил вполголоса Алек, которому слишком не терпелось выйти в сад, чтобы обращать на это внимание.

Когда они выходили из мастерской, один из стражей рыкнул на Кенира, и тот немедленно поклонился и ответил что-то с рабской покорностью. У Алека больно сжалось сердце: и это ауренфейе — представитель гордого и полного чувства собственного достоинства народа! Он снова подумал о следах плетки, что видел на плечах Кенира и на спине того раба на судне. И вновь устыдился того, что так легко сдался, какими бы серьезными ни были на то его основания.