Наконец Моисей Соломонович уснул.

Вскочил он от телефонного звонка. Но телефоны молчали. Может, приснилось? Может, звонят в кабинете Феликса Эдмундовича?

Урицкий прошел в кабинет председателя ВЧК, взглянул на большой письменный стол, на котором не лежало ни одной бумажки. Как будто с отъездом Дзержинского в Москву все опустело, иссякли дела, приостановилась жизнь. После отъезда Феликса Эдмундовича в Москву Урицкий не занял его кабинет, а обосновался в том, который был предоставлен ему на Гороховой, 2, при временном замещении председателя ВЧК в январские дни.

— Кабинет Дзержинского должен оставаться кабинетом Дзержинского, — твердо и коротко сказал Урицкий.

В маленькую комнату Моисея Соломоновича провели линии двух телефонов, один из которых через Смольнинский билд-телеграф давал возможность поддерживать связь с Москвой, другой через телефонную станцию вести внутренние переговоры. По его же просьбе тут поставили солдатскую кровать, отгородив ее суконной занавесью.

Урицкий возвратился к себе, подошел к телефонному столику, снял телефонную трубку. Мгновенно отозвался звонкий девичий голос — связь работала безотказно.

— Соедините меня со Смольным. — Он назвал номер. В телефоне зазвучал знакомый бас Гусева. Значит, тоже нe спит. Сам не отказываясь ни от каких поручений, Урицкий всегда удивлялся энергии этого коммуниста. Тот умудрялся одновременно быть секретарем Совета Народных Комиссаров и Комитета революционной обороны Петрограда, теперь же ему приходилось исполнять обязанности управляющего делами Петроградского Совета. На нем же лежала ответственность за связь посредством аппарата Морзе с Москвой. Гусев сообщил, что в большом императорском Александрийском театре сегодня состоится специальное собрание Петросовета, посвященное годовщине Февральской революции, на котором желательно присутствие Урицкого.

— Подожди, подожди, какая же годовщина февраля в марте, — удивился Моисей Соломонович, в ответ в трубке раздался веселый смех.

— Ты что, забыл, что в связи с переходом на летосчисление по новому стилю февраль стал длиннее на 14 дней? И следовательно, по старому стилю сегодня 27 февраля.

— Хорошо, буду.

Урицкий положил трубку, обошел вокруг стола и сел в кресло. В ящике стола лежит папка с надписью «Неотложное». Раскрыв ее, Урицкий обратил внимание на тщательно заклеенный конверт. «Лично Урицкому» — синим карандашом помечено в уголке конверта. Когда же Дзержинский успел положить этот конверт в папку? Аккуратно, чтобы не повредить вложенное, Моисей Соломонович вскрыл его. Ну конечно! То, о чем предупреждал Феликс Эдмундович, — особый шифр для переписки между председателями ВЧК и ПЧК. Рукой Дзержинского на листке бумаги старательно выведена вся сложная механика шифра. С этим документом нельзя будет расставаться ни днем, ни ночью. Опустив шифр во внутренний карман пиджака и взяв папку с бумагами, Урицкий занялся изучением ее содержания. В работе Урицкий не заметил, как наступило утро. В коридорах затопали сапогами сотрудники ЧК, вошел секретарь Носилевич.

— Моисей Соломонович, стаканчик чаю.

— С удовольствием, спасибо.

К чаю — два сухаря и ложечка засахарившегося варенья.

Прихлебывая горячий напиток, заваренный сушеной морковкой, Урицкий попросил:

— Пригласите ко мне, когда придет, товарища Антипова.

— Он у себя в отделе.

Антипова, несмотря на его молодость, Дзержинский рекомендовал назначить начальником отдела борьбы с контрреволюцией. Бывший слесарь Адмиралтейского завода, член подпольного Петербургского комитета большевиков, он до революции арестовывался, высылался. Владел основами конспирации и борьбы с царской полицией.

— По вашему вызову прибыл, — четко доложил Антипов.

— Николай Кириллович, по сообщению жильцов, проживающих по Невскому проспекту, 66, в меблированных комнатах собираются контрреволюционные офицеры-корниловцы, — Урицкий достал из папки листок. — Нужно ими заняться.

— Там действительно осиное гнездо. Готовятся к восстанию, — улыбнулся Антипов.

— Так чему же вы радуетесь?

— Созреют — возьмем, сегодня у меня будет полный список всей компании, — еще шире улыбнулся чекист.

— Хорошо. Держите меня в курсе событий.

Отпустив Антипова, Урицкий снова углубился в изучение материалов из папки «Неотложное», когда в кабинет без стука вошел Бокий.

Глеба Ивановича Бокия Моисей Соломонович хорошо знал еще по работе в ВРК. Он был оставлен в Петрограде вместе с Урицким, и Дзержинский рекомендовал его заместителем председателя Петроградской ЧК. Это был испытанный боец партии большевиков. Много лет провел в тюрьмах и ссылках. Был секретарем нелегального Петербургского комитета РСДРП (б). Сейчас Урицкому и Бокию предстояло наладить работу чрезвычайной комиссии. Петроградские районные Советы направили для работы в Петроградскую ЧК рабочих, солдат и матросов, готовых отдать вою жизнь для борьбы с контрреволюцией, но не имевших ни знаний, ни опыта чекистской работы. И обучать их нужно было, ни на минуту не прекращая борьбы с сильным, ненавидевшим Советскую власть противником.

— Перед отъездом Феликс Эдмундовяч рекомендовал строить Петроградскую ЧК подобно ВЧК, — сказал Бокий, протягивая Урицкому подготовленный проект.

— Возражений нет, — сказал Урицкий, прочитав документ, — наша задача на ближайшее время будет заключаться в очистке города от вражеских агентов и контрреволюционеров, защите жителей от насилий и разбоев, мародерства и хулиганских выходок. Наиболее серьезные дела мы будем направлять в ВЧК.

Вместе с Глебом Ивановичем Бокием обсудили обстановку; она осложнялась тем, что лучшая часть петроградского пролетариата, солдат и матросов уходила на фронты — на Дон и Волгу, против Каледина, Краснова и других контрреволюционных генералов. Многие рабочие с оружием в руках добывали у кулаков хлеб для жителей голодающего города. Нити контрреволюционных организаций уходили в иностранные посольства и консульства, оставшиеся в Петрограде и пользующиеся дипломатической неприкосновенностью. Во главе всех разведок воцарились англичане, но для Урицкого это не было новым — еще в Дании и Швеции во время эмиграции он понял, что в конечном счете все пути иностранных разводок ведут в «туманный Альбион».

Одно из первых тревожных сообщений, поступивших в Петроградскую ЧК, касалось царской фамилии. Некоторые монархические организации, делая ставку на контрреволюционный переворот, хотят использовать членов семьи бывшего царя как «знамя борьбы против большевиков».

Единственно правильпьш решением могло быть только выдворение из Петрограда не только Николая II, но и всей его семьи куда-нибудь подальше, в глубь страны.

Урицкий предложил собрать у себя в кабинете членов Комргтета революционной обороны Петрограда. Однако приехал только Подвойский. Гусев был занят подготовкой пленарного заседания Пегросовета.

— Пожалуй, для царской семьи подходящим местом высылки может быть Екатеринбург, — сказал Урицкий.

Подвойский согласился.

Для сопровождения высылаемых решено было выделить комиссара Квятковского, которому за подписями Урицкого и Подвойского выдали удостоверение о наделении его особыми полномочиями, необходимыми в таком ответственном деле. Высылка должна была осуществляться секретно, дабы избежать попыток похищения. Не исключалась возможность нападения со стороны анархистов, бандитов или дезертиров с целью грабежа. Это могло вызвать ненужные толки и пересуды.

В Екатеринбург Моисей Соломонович направил телеграмму:

«Романовы высланы интересах предупреждения надзор установить рекомендую всякий случай порядок вашему усмотрению. № 98. Комиссар Урицкий».

В подтверждении Екатеринбургского Совета говорилось, что для размещения Романовым будет предоставлен дом купца Платова. В этом Урицкий усмотрел причуду судьбы: 14 марта 1613 года из Ипатьевского монастыря в Москве шагнул на царский престол Михаил Романов, первый царь из этой династии. В дом купца Ипатова уйдет с русского престола последний Романов, Николай. И надо думать, теперь уж навсегда.