Такс ходил по ущелью неспокойный, как дикий зверь. Он собирал дрова и расширял пространство для их лагеря. Потом начал убирать поросли кустарника от небольшого ключа в дальнем конце поляны. Его черная лошадка бродила за ним по пятам. Монах решил, что Такс видел, как они с шаманом пытались объясниться, но ждал, когда его позовут на помощь. Шаман смотрел на монаха, пока тот размахивал руками, рисовал картинки на земле с помощью палочки и показывал на разные предметы, находившиеся неподалеку. Пару раз у шамана поднялись вверх брови, когда монах что-то ему сказал на своем языке, а потом пытался расшифровать с помощью знаков. Наконец он улыбнулся, пожал плечами и показал Аурелиусу, чтобы тот замолчал. Потом он позвал Такса.

Такс ему что-то ответил мрачным и обиженным голосом. Аурелиус внезапно понял, как он был обижен, когда они попытались обойтись без его помощи. Шаман засмеялся и что-то сказал, и тогда Такс посмотрел на монаха.

— Он спрашивает, чего ты хочешь?

— Я пытался ему объяснить, что девушку нужно вернуть к своим как можно быстрее.

Лицо Такса потемнело от ярости.

— Но все ее люди теперь… — он запнулся и не докончил жест, которым обвел остатки сожженных кибиток. Он ровным голосом перевел сказанное монахом шаману.

— Все ее люди теперь мертвы, — ответил монаху шаман, и Такс с удовольствием перевел его слова.

— Я имел в виду ее клан или племя. То, которое включает в себя большее количество ее народа. Другие готы или германцы. Люди, говорящие на ее языке, которые…

Такс все переводил, но Аурелиус не докончил предложения. Он не сводил взгляда с девушки, боясь, что она попытается удрать, и Такс в таком случае убьет ее.

— Лучше всего будет, если мы оставим ее здесь, — сказал шаман. Когда Аурелиус начал протестовать, он продолжил:

— Этот ручей знают все — каждый караван, идущий на юг, берет здесь воду, и она сможет уйти, присоединившись к первым готам, которые проследуют здесь.

Аурелиус сказал:

— Вы же не хотите, чтобы она рисковала погибнуть от рук ваших людей?

— Тогда объясни нам, каким образом мы сможем отвезти ее к собственному племени?

Монах об этом не подумал, но ему стало ясно, как это сложно. Он начал хмуриться.

— Ну-у-у, если бы мы могли найти лагерь готов и отпустить ее, чтобы она сама могла туда добраться…

— Интересно, а что будет с нами, — ответил ему шаман. — Если они нас обнаружат, то обязательно убьют!

— Наверно, не все люди на земле ненавидят друг друга. Оба гунна отвернулись, и Такс сказал:

— Германцы и хунну всегда ненавидели друг друга. Но когда был жив каган… — он посмотрел на девушку. — А ведь ты сам можешь отвезти ее к германцам.

Такс о чем-то поговорил с шаманом, и тот сделал неопределенный жест рукой. Такс повернулся к Аурелиусу и даже не попытался скрыть свое удовольствие.

— Конечно, если ты это сделаешь, то тебе придется с ними остаться… с германцами…

Аурелиус засмеялся, и Такс сжал зубы и отвел от него свой взгляд. Он крепко сплел руки и снова повернулся к шаману. Тот начал кивать, переводя взгляд с девушки на Аурелиуса. Наконец он что-то произнес, показав на монаха кивком головы. Такс снова обратился к монаху:

— Я знаю, где, видимо, сейчас стоят лагерем гепиды. Сын короля гепидов — мой… был моим другом. Это, примерно, в двух или трех днях езды, но мы можем отвезти ее туда, а они отправят ее в родственное племя.

— Прекрасно, — сказал Аурелиус — Спасибо.

В эту ночь они отправились в путь. День, проведенный в ущелье, позволил немного отдохнуть мышцам монаха, и они постепенно становились сильнее от упражнений. Ему стало удобнее ехать на широкой спине гнедой кобылки. Теперь ему уже была знакома равнина под светом убывающей луны, и он мог узнавать и понимать то, что он слышал или видел, — крик совы, складку на поверхности равнины, где мог скрываться ручей.

Девушка ехала на лошади, на которой до этого ехал шаман, а тот пересел на черную кобылку. Они с монахом разговаривали с помощью Такса. Монах рассказывал ему историю сотворения мира.

Он еще раньше обратил внимание на то, что примитивный ум варваров с удовольствием внимал рассказам Старого Завета, а не более сложным учениям о жизни Христа, и гунны не отличались от них в этом.

Шаман внимательно слушал его и задавал странные вопросы. Ему понравилась история о том, как Бог-отец создал Змея одновременно с Садом Познания еще до того, как создал Адама. Аурелиус подозревал, почему шаману это показалось забавным, но ему бы не хотелось думать об этом, и он постарался поскорее забыть свои догадки.

Следующий день они провели на открытой равнине. Монах долго спал, а потом до их отъезда молился вместе с девушкой. Она молилась по-германски, но он уже немного понимал ее молитвы. Когда они закончили молиться, Аурелиус стал молча размышлять о страстях Христовых. Ему было неприятно, что девушка не желала размышлять и заниматься медитацией. Она, правда, сидела рядом с ним, но не сводила глаз с двух гуннов.

Они продолжили путь. Равнина перешла в невысокие холмы, поросшие деревьями и кустарником. Облака время от времени закрывали серп луны. Монах по звездам определил, что они двигаются на юго-запад. Выл ветер, и вокруг них потрескивали деревья. Воздух был поразительно душистым.

Ночью собралось еще больше облаков, и перед рассветом начался дождь. Сначала капли были редкими и небольшими. Такс остановился и начал оглядываться, потом они быстрым галопом проскакали через луг и углубились в заросли. Аурелиус согнулся и держался за гриву кобылы обеими руками. Ветви деревьев били его по спине, по лицу и плечам. Он чувствовал, что соскальзывает с седла.

Внезапно все остановились, и лошади подобрались ближе друг к другу. Такс привел их туда, где склон холма немного прикрывал от ветра, и они разбили там лагерь. Дождь усилился, и вскоре начался настоящий ливень, ветер стал холодным и постоянно менял направление — он дул то в сторону от них, а то — холодными струями дождя хлестал их по лицу. Но Такс успел развести огонь, пока остальные только сняли поклажу со спин своих лошадей.

Они находились среди рощицы деревьев. Такс сделал что-то вроде навеса у огня, использовав стволы деревьев в качестве основы. Аурелиус пробрался поближе к огню, где уже сидел шаман, и растянулся, чтобы немного отогреться. Когда появилась девушка, которая отходила по своим делам, Аурелиус подозвал ее к себе.

Ее вымокшие волосы прилипли к щекам, и плащ был насквозь промокшим. Она прижалась к монаху, как щенок, в поисках защиты. Потом осторожно повернула лицо к шаману, сидевшему напротив них. Гунн не сводил с нее взгляда, и у него раздувались ноздри. Он отвел взгляд, и девушка негодующе фыркнула. Она быстро выпалила что-то на своем языке, и Аурелиус решил, что это были ругательства. Шаман смотрел на нее сверху вниз.

И вдруг во взгляде шамана на девушку Аурелиус прочел издевку, но тот сразу уставился на огонь, и его лицо не выражало больше ничего, кроме скуки. Девушка запрятала руки в плащ. Монах тянул руки к огню, чтобы как-то согреться. Наверно, сегодня у них снова будет мясной отвар, и его желудок сжался от голода и необходимости съесть что-то более питательное. Но, несмотря на голод и дождь, у него было хорошее настроение. К костру подошел Такс с поклажей на плечах, и монах поднялся, чтобы помочь ему.

Когда он отошел от девушки, она рванулась вперед, вытащив руки из плаща. В руке у нее был кинжал, и его лезвие золотилось при свете костра. Девушка накинулась на шамана. Тот захрипел. Пораженный Аурелиус увидел, как его черные глаза широко раскрылись. Он упал, и девушка проскочила мимо него. Но она не успела вырваться из-под навеса, как Такс схватил ее за волосы.

Он швырнул ее на спину и прижал к земле ногой, обмотав волосы вокруг руки. Такс посмотрел на шамана, и монах тоже взглянул на него. Шаман скорчился у огня. Из-под него текла кровь и шипела, испаряясь на горячей золе.

Аурелиус пополз к нему. Он неуклюже пытался распрямить худое скорченное тело. Но после прикосновения к его коже и по тому, как начали застывать его конечности, монах понял, что шаман — мертв. Аурелиус просто кончиками пальцев ощущал смерть. Он оперся на протянутые вперед руки и стал ждать, может, шаман оживет.