В полутемной натопленной комнате воспитателей было душно и тихо. Сияли на полках два Находкиных светящихся шара, догорали и покрывались белым налетом пепла дрова в позабытом камине, корыто, котел, чаны и ведра неприметно ждали завтрашних чумазых дикарей в темном углу у двери, а на скамье у стены, сложив головы друг другу на плечи, спали утомленной кучкой матушка Гуся и пятеро ее помощниц. Спали так крепко, что не услышали ни медленных шагов по коридору, ни легкого скрипа открываемой двери, ни нерешительного покашливания Ивана.

Увидев, что все вокруг погружены в глубокий сон, он хотел было на цыпочках удалиться, пока ненароком не разбудил кого-нибудь, но взгляд его случайно упал на дальний конец прихожей.

Дверь в противоположном конце комнаты была призывно полуоткрыта, и Иванушка вдруг подумал, что если он просто подойдет и заглянет, поглядит одним глазком, как там спят постольские найденыши, и сколько их, то не будет большой беды ни им, ни воспитательному процессу…

Он снял с ближайшей полки светящуюся восьмерку, быстро пересек небольшую приемную и заглянул в темноту.

Там оказалось помещение побольше, заставленное сдвинутыми попарно полированными столами на витых позолоченных ножках и невысокими табуретками с округлыми мягкими сиденьями. На широком массивном столе у стены, рядом с белеющим заготовленными на завтра дровами камином, под картиной, изображающей сердитого бородатого всадника с копьем и факелом, во мраке мутно поблескивали закопченными боками перевернутые котлы, окруженные составленными стопками деревянными тарелками. Столовая. В дальнем конце которой чернел прямоугольник еще одной двери.

Иван с минуту поколебался, пожал плечами и двинулся дальше, на волшебный головокружительный запах свежеструганного дерева новых кроватей, проникавший даже сквозь закрытую дверь спальни.

Тихо улыбаясь неизвестно чему, он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

В спальне, в сиянии еще одного Находкиного шара, в проходе между светящимися желтизной новых досок кроватями, кого-то били.

Наказуемый стоял тощей спиной к полукругу своих катов. Один из них с силой стукнул жертву кулаком в спину, тот обернулся и ткнул пальцем в кого-то наугад, но не в того, кто его только что ударил.

– Мимо! Мимо! – засмеялись они и весело отвесили каждый по смачному щелбану неудачнику.

Тот громко вздохнул, пробормотал что-то на потеху остальным, развел руками и снова отвернулся в ожидании нового тычка.

То, что все они были одеты в единственную модель готового платья, которую удалось отыскать на скорую руку, и без того неприятное зрелище только усугубляло. Рубахи и штаны умрунов мало кого наводили на радостные мысли.

– И за что это вы его колотите? – грозно вопросил Иванушка и переступил порог спальни, не дожидаясь развития событий. – Как вам не стыдно!

Девять одинаково неумело, но любовно постриженных голов моментально повернулись в его направлении, и восемнадцать пар глаз с настороженным любопытством уставились на него.

– Ты – новый помощник матушки Гуси? – с невозмутимым достоинством спросил самый высокий мальчик, только что подставлявший свою спину ударам.

– Да, – непреклонным тоном сообщил царевич, подумал, что это не совсем так, и поспешно добавил: – Почти. В некотором роде. Но маленьких костеев такие тонкости не интересовали.

– Мы не бьем его, дяденька! – подошла к нему девочка с тонкой красной полоской ткани, призванной изображать ленточку, вокруг головы. – Что вы!

– Никто его не бьет!.. Зачем нам его бить?.. Он сам всех побить может!.. Мы же понарошку!.. Это игра такая!.. Ее все знают!.. – загалдели все в голос, устремились к смутившемуся Иванушке, как булавки к магниту и стали наперебой объяснять нехитрые правила.

– Он, Кысь, как будто булочник…

– У него как будто вор каравай украл …

– Вор его ударит…

– А он должен угадать, кто…

– Если на честного показал, то ему все по щелбану дают и снова стукают…

– А если угадал, то на его место становится вор…

– И он уже как будто булочник…

– Это же такая игра, дяденька!

– Хороша игра! – не уступал Иванушка, хоть уже и без того благородного гнева, с которым пару минут назад влетел в спальню. – Бить человека! Что вы, других игр не знаете? Ребята переглянулись, пожали плечами.

– Так ведь тут бегать – не разбежишься…

– Простыню на мяч жалко переводить…

– Никто свою отдавать не хочет почему-то…

– И подушку тоже…

– А остальные они все неинтересные…

– Только для маленьких…

– А ты бы, дяденька, научил нас другим играм-то, – хитро прищурился на него большеголовый лопоухий мальчуган с щербатой улыбкой. Играм?.. Играм?!..

Но Иван, проведший свое детство в четырех стенах библиотеки, ничуть не ограничивающих его бескрайний воображаемый мир приключений и подвигов, не знал никаких игр, кроме шахмат, а они без доски и фигур явно не имели шанса тут прижиться!

Если не знаешь, что ответить, отвечай уклончиво, учила его в свое время Серафима.

– Ишь, устроили тут тарарам! Безобразие! Дети ночью спать должны! – с преувеличенной суровостью, стараясь ничем не выдать охватившей его легкой паники, строго погрозил лопоухому пальцем царевич. – А ну-ка марш все в постели! Немедленно!

– А я не хочу спать, – заявил высокий, тот, кого назвали Кысем.

– Мы не хотим спать! – тут же поддержала его ребятня помельче.

– А вы пробовали? – резонно поинтересовался Иванушка, довольный, что вопрос с играми удалось так удачно замять.

– Н-ну… – замялись найденыши, тоже не лишенные чувства истины.

– Тогда договоримся, – присел на край незастеленной кровати царевич и оглядел ребятишек. – Вы ложитесь в постели, а я вам что-нибудь расскажу, чтобы вы уснули.

– Такое скучное? – разочаровано захлопала глазами девочка с ленточкой.

– Нет, такое интересное, – стараясь не показать внезапной неуверенности, сообщил Иван.

– От интересного не засыпают, – убежденно заявил лопоухий малец.

– Вот мы и проверим, – натянуто улыбнулся Иванушка, сраженный железной логикой лопоухого наповал.

– А что ты расскажешь? – заинтересовался Кысь.

– Увидите. То есть, услышите, – пообещал лукоморец.

Через две минуты все воспитанники городской управы лежали по своим кроватям, тихо, словно мышата в норке.

– Ну, рассказывай, – требовательно, будто барышник на базаре, выполнивший свою часть сделки, проговорил Кысь, прижимая край выцветшего лоскутного одеяла, наверняка принесенного из дома кем-нибудь из воспитателей, к подбородку.

Иванушка откашлялся в кулак, набрал полную грудь воздуха, вызвал перед внутренним взором знакомый пятнадцатикилограммовый том объемом в несколько тысяч страниц, начиненный приключениями, свершениями, походами, странствованиями и битвами, как ядро – гремучей смесью, и начал с первой страницы, как стихотворение стал читать:

– В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, что прозывается людьми добрыми Лукоморьем, жил-был царь Егор. И был у него единственный сын – витязь доблестный, богатырь сильномогучий, воин непобедимый, царевич-королевич Елисей…

Он почти потерял голос и дошел до двести тридцать третьей страницы, пока, отчаянно борясь со сном и проигрывая ему в неравной борьбе, не засопел последний и самый стойкий его слушатель – долговязый Кысь.

Не веря свои глазам, Иван, не переставая автоматически, хоть и беззвучно, шевелить пересохшими губами, тихонько приподнялся с жесткой кровати, заглянул при свете Находкиной восьмерки в бледные, безмятежные лица спящих постолят и вдруг почувствовал, как все дневные заботы, треволнения и усталость обрушились на него будто полоумная Прыгун-гора на королевича Елисея в Закопайском царстве.

«Наверное, Макар уже нашел какой-нибудь широкий стол, застелил его портьерами и улегся спать», – медленно заползла в затуманенную коварным сном голову мысль.

Неуклюже ступая на цыпочках, вздрагивая и замирая всякий раз, когда набойки звонко клацали по каменному полу, царевич поспешил к выходу из детского крыла. Волшебные видения просторных уютных столов и мягких от пыли десятилетий портьер соблазнительно плавали перед его затуманенным сном внутренним оком, заслоняя темную серокаменную реальность впавшей в ночное оцепенение управы. Одинаково безликие коридоры проплывали мимо него как бы сами по себе, а ноги все несли и несли его к заветному ночлегу… Вот, наконец-то, и лестница. Была. Должна была быть. Тут. Раньше.