— Жаль, мне с ним так весело было…

— Да ладно тебе, Оль. Не стоит этот лохматый шар переживаний. Я тебя потом с челопундриком познакомлю. Один к одному — Чебурашка, только одноухий. И болтает, не умолкая. Вот уж с кем не соскучишься. Ну, пока.

Я нажал на камень.?

Одежда лежала там, где я исполнял свой «шаманский танец», а-ля пляски Святого Витта. Я опустил на пол Жизебо и быстро оделся. Пора было звать «дежурного» бандюка, дабы тот в свою очередь кликнул Пиндыкуса. Только как? В смысле, какими словами? Вспомнилось, как назвал шайку Здяка пацанами и чуть не поплатился за это собственной шкурой. Так то была простенькая провинциальная банда, а здесь древний клан убийц…

И вообще, почему я велел всем удалиться? Логика отсутствовала напрочь. Исчезновение и последующее появление на глазах у главы ниндзкиллов ни коем образом навредить не могли. Скорей, наоборот. В чудеса, наблюдаемые самолично, верится гораздо проще и быстрей, чем в те же чудеса, про которые узнаёшь со слов других очевидцев. А то, что местный дон Карлеоне в курсе о том, что я периодически исчезаю, оставив шмотки, а потом появляюсь в бесштановом обличии, я ни чуть не сомневался. Обязательно было доложено или Кирдецу тайным полицейским соглядатаем, или Пиндыкусу каким-нибудь смотрящим. А скорей всего, сведения поступали из обоих независимых источников.

Что сделано, то сделано. Было б поблизости зеркало, попенял бы на него, а критика на себя любимого — занятие неблагодарное.

Так как же позвать кого-нибудь? Очень просто. Междометия и прочие неопределенные части речи для чего придуманы? Как раз для подобных случаев.

— Э-ге-ге! Ау! — Я крикнул как можно громче.

Секунд через десять в помещение ввалился сам Пиндыкус в сопровождении двух подчиненных.

— Жизебо! Живой! Невредимый! — Куда подевались спокойствие и беспристрастность? Даже маска не приглушала переполнявших главу клана радости и облегчения.

А предмет поклонения не очень-то разделял чувства своего верного адепта. Только хрымкнул разочек, с явным пренебрежением. Оно и понятно. Ведь ниндзкиллам в голову не могло прийти, что Живого Бога можно гладить, тискать и играться с ним.

Наконец Пиндыкус обратил внимание и на мою скромную персону. Властным жестом велел своим сопровождающим удалиться.

— Я свою часть нашего соглашения выполнил. — Пора было брать быка за рога, пока у моего визави не развеялась эйфория. — Теперь твоя очередь. И без глупостей. Ты понимаешь, о чем я. Не буду вдаваться в подробности, но после Тартарарама я и Жизебо связаны неразрывными узами. И если со мной что-нибудь случится, это обязательно скажется и на нем.

А чтобы не быть голословным, я решил продемонстрировать заявленную связь: присел на корточки, вытянул над полом руку и скомандовал:

— Мурзик, алле-оп!

Зеленый шар радостно хрымкнул и с накатика перепрыгнул импровизированное препятствие. На несколько долгих секунд Пиндыкус прикинулся статуей. Оказалось, что ступор, присущий рядовым обывателям, не чужд и столь могущественному человеку.

— Да, и твои люди никогда не должны трогать моего помощника Копадрюка, управляющего таверной Пылкрюла, — я «ковал железо, пока не остыло», — да и вообще никого, с кем я хоть как-то пересекался. Это может нарушить мои планы. И я, соответственно, могу осерчать. Это понятно?

— Понятно, — с трудом выдавил из себя глава клана, наверное, обращение к себе подобным тоном он терпел лишь из уст короля, да и никому, кроме монарха, и в голову не пришло бы так разговаривать хоть с Кирдецом, хоть с Пиндыкусом. — А свое обещание выполню уже сегодня. Я же поклялся.

А потом меня вернули в таверну точно так же, как и доставили, то есть на носилках и с колпаком на голове. И высадили опять же на заднем дворе.

Копадрюк очень долго не верил, что сам Пиндыкус лично пообещал никогда не причинять вреда грабителю. Однако, моя искренняя физиономия вкупе с самоплясом, все ж таки возымели действие. И когда поздним вечером явились подручные главы ниндзкиллов, мой помощник без страха отправился «принимать работу», то есть освобожденных Каласада с подданными.

Было решено, что не стоит всех бывших заложников селить в нашей таверне. Только очень ленивый или глухонемой не знал, что Тот Самый Колдун до своей казни обитал в данном заведении, плюс торговля чудодейственным напитком. Короче, «Фактыть» являлась объектом повышенного внимания. Так что в нашу таверну разместили только самого Каласада.

А остальных экс-пленников Копадрюк устроил в таверну на окраине Юпа, в трущобах. По его словам, в тех местах не то что королевские шпики никогда не появляются, десятка стражи чувствует себя неуютно. Данный район столицы являлся чем-то вроде криминальной слободки. А полную безопасность окружения Каласада за дополнительную плату гарантировал хозяин заведения, а по совместительству и скупщик краденного, и местный авторитет, и очень хороший знакомец Копадрюка.

Многие знания — многие печали. Если сие выражение действует буквально, то, по идее, я до конца дней должен носить грустную физиономию. По крайней мере в Юпалтыне. Потому как слишком много знал. Сокровенного и подноготного. Но еще не всё. И дабы увеличить собственную печаль, решил побеседовать с приемным папашей Пали.

Копадрюк привел Каласада в наш номер, а сам, по моему знаку, удалился.

Ничего так мужик. На вид около сорока или чуть больше. Высокий, сухощавый. Шевелюра, подернутая сединой. И лицо открытое, одухотворенное. У нас такие типажи в кино играют благородных дворян или честных ментов.

— Ну, здравствуй, Каласад. Проходи, садись.

— Здравствуй. — Барон сел напротив. — Если не ошибаюсь, то это тебе я и мои слуги обязаны освобождением?

Я молча кивнул.

— В таком случае, клянусь до конца дней служить тебе. И готов выполнить любое приказание, если только оно не противоречит нашим обычаям и традициям. — Секундная пауза, во время которой с его физиономии слетела вся торжественность, затем вопрос, прозвучавший почти жалобно. — А что с Палей? Она жива?

— Жива, жива. Не волнуйся. Правда пока в неволе, но это поправимо. А насчет отслужить, так это мне не потребно. Да и толку от тебя сейчас никакого. Одна головная боль. Ты ж официально числишься в беглых преступниках. Ищейки Кирдеца тебя повсюду ищут.

— Тогда зачем я здесь? Ты же очень рискуешь. Если застанут нас вместе, казнят обоих. По законам королевства пособники преступников караются очень жестоко.

— Не боись, не застанут. Да и недавно меня уже казнили, так что я у них там в жмуриках числюсь. А сюда тебя привели, потому что мне потребно с тобой поговорить. О Пале. Только без брехни.

— Дворяне никогда не врут! — Вспыхнул Каласад. — По крайней мере дворяне Традичайного княжества!

— Как же, наслышан. Тогда скажи мне, честный и правдивый, кто на самом деле Паля? То что она не принцесса, я уверен. На все сто процентов.

— Дочь она моя. — Сникшим голосом признался барон.

— Я это знаю. Ее младенцем подкинули, и ты удочерил.

— Ты не понял. Она мне родная дочь.

Вот ведь поворот! Хрень какая-то получается.

— Действительно, не понял. На фига было удочерять родное дитя?

— Потому что родила ее мне простая служанка из простолюдинок. По нашим обычаям такой ребенок не может стать наследником. Разбавленная благородная кровь перестает быть благородной. Я не хотел для своей дочери участи простолюдинки.

— Совсем ничего не понял! Это что ж получается, объявить полукровку наследницей нельзя, а неизвестного подкидыша можно? Так в нем вообще может не быть и капельки благородной крови. Может, его бомжи подкинули.

— Кто?

— Бродяги.

— Невозможно. По нашим обычаям, которые веками остаются незыблемыми, в дворянский дом могут подкинуть ребенка только благородных кровей. Простолюдины в основном от детей не избавляются, пусть вначале лишний рот, зато потом — лишняя пара рабочих рук. Но уж если такое происходит, то крестьянское дитя легко сдать в приют. Князю тоже нужны бесплатные работники. Так что, выдав Палю за подкидыша, я хотел обеспечить ее будущее. И традиций не нарушил.