Говард издал странный, почти рыдающий звук.

— Ты сам не знаешь, что ты наделал, — сказал он еще раз.

— Знаю, — ответил я. Постепенно я начал выходить из себя. Над нашими головами взошло солнце. Рольф не мог больше ждать! — Я спас тебе жизнь, упрямый, старый дурак! Ты думал, я буду спокойно смотреть, как ты кончаешь жизнь самоубийством?

— Самоубийство? — Говард резко рассмеялся. — Это была единственная возможность отозвать назад этих бестий! Как ты не понимаешь! Когда следующий раз зайдет солнце, миллионы этих тварей набросятся на город!

— Когда следующий раз зайдет солнце, их уже не будет, — поспешно ответил я. — Да и нас тоже, если мы не поспешим убраться отсюда.

Говард, ничего не понимая, уставился на меня.

— Что…

Я не стал его слушать, схватил за руку и потащил в коридор. Перед нами в воздухе порхали серые тени. Насекомые, которые возвращались со своего ночного роения, чтобы отдыхать до следующего захода солнца.

Говард больше не сопротивлялся, но и не собирался следовать дальше самостоятельно, а лишь как безвольный ребенок позволял вести себя за руку.

Мне снова показалось, что зазвенело стекло, и этот звук заставил меня ускорить шаг. Словно преследуемый гуриями, я мчался вниз по лестнице и тащил за собой Говарда. Мы упали, скатились вниз по последним десяти или пятнадцати ступенькам и некоторое время, оглушенные, лежали на полу.

Когда я открыл глаза, то увидел, как прямо передо мной вспыхнула крошечная красно-оранжевая искра…

Я вскочил, рывком поднял Говарда, взвалил его на плечо и в последний момент перепрыгнул со своей ношей через полуметровую полоску керосина, который Рольф разлил вокруг дома.

Мне показалось, что мне в спину ударил раскаленный кулак. Я закричал, но мой крик потонул в реве стены огня, которая выросла у нас за спиной и поглотила дом.

Нас обдала волна страшного жара. В отчаянии я встал на четвереньки, втянул голову в плечи и пополз прочь от огня.

Только когда я отполз от дома больше чем на десять ярдов, я отважился повернуться и посмотреть назад.

Рядом со мной на коленях стояли Рольф и Говард; Говард все такой же окаменевший, словно парализованный, с пустым, отсутствующим взглядом, но невредимый. Вероятно, он все еще не понимая, что же произошло.

Сквозь треск пламени до нас донесся глухой взрыв, когда взорвалась одна из бутылей с керосином, которые Рольф разложил в подвале и на первом этаже дома, потом взорвалась вторая, третья, четвертая…

Дом в мгновение ока превратился в гигантский костер. Пламя стало желтым, потом почти белым и таким ярким, что у меня на глазах выступили слезы, оно полыхало в утреннем сумраке как второе искусственное солнце.

Но несмотря на слезы, застилавшие мои глаза, я заметил серые тучи моли, которая, как мелкая пыль, со всех сторон устремилась навстречу смертоносному огню, неудержимо притягивающему ее. Насекомые тысячами падали с неба, бросались в пламя и сгорали.

Их число казалось бесконечным. Кипящее серое облако над нашими головами не уменьшалась, а, казалось, наоборот, становилось все гуще, темнее и тяжелее.

А потом я услышал шум. Это были не жужжание и шелест крыльев моли, а низкое, мучительное покряхтывание и постанывание, какой-то каменный звук, словно от ужаса глухо вскрикивали дома, стоявшие вдоль улицы. Внезапно раздался ужасный грохот, и сквозь порхавшие и кружившие рои моли я увидел, как медленно, словно нехотя, просела крыша соседнего здания, как по его стенам побежали трещины, похожие на черные паучьи лапы, как его окна и двери превратились в серую пыль…

Дом старел…

И этот процесс не ограничился только одним зданием. Как заразная болезнь, процесс распада с невероятной скоростью распространялся дальше и дальше, перекидывался на другие постройки, даже на дорогу, покрывая ее трещинами и рытвинами. Повсюду, где насекомые прикасались к камню или к дереву, те с невероятной быстротой рассыпались, словно годы превратились в секунды, а десятилетия в минуты. И этот процесс все ускорялся!

— Роберт! — взревел Говард. Его голос чуть было не сорвался. Я еще никогда не слышал, чтобы в голосе человека звучала такая паника. — Он жив! Он еще жив!

Из горящего дома у нас за спиной внезапно раздался душераздирающий крик, и когда я испуганно обернулся, то моим глазам открылась страшная картина.

Стена пламени, которая поглотила дом, распалась на части. Из почерневших от дыма дверей показалась фигура, фигура мужчины — во всяком случае, я предположил, что это был мужчина. Его лицо уже было невозможно рассмотреть Он кричал и, шатаясь, двигался к нам, превратившись в пылающий столб.

Я никогда прежде не видел этого человека, но несмотря на это, я сразу понял, кто был передо мной. Это был Де Врис, таинственный Великий Магистр, о котором говорил Говард во время своего разговора с незнакомцем! Видимо, он скрывался где-то в доме, поджидая Говарда.

Когда Рольф поджег дом, для него уже было слишком поздно бежать. А может быть, он пытался защитить себя с помощью своей чудовищной магической силы, но если это было так, то она его подвела

Не переставая кричать, он проковылял сквозь стену огня, упал на колени и пополз в нашу сторону.

На его теле не было ни единого живого места.

И несмотря на это, он все еще был жив. Страшная картина так захватила меня, что я чуть было не опоздал с ответной реакцией. Мужчина подполз ко мне, заклинающим жестом поднял руки и выкрикнул одно-единственное, невероятно громкое слово.

Масса насекомых-убийц пришла в движение. Как единое, гигантское существо облако вздрогнуло, сформировалось заново и набросилось на меня.

Воздух словно вздрогнул и наполнился шелестом. Я почувствовал, как время вокруг меня начало искривляться, как столетия сжимаются в секунды, а вся моя жизнь превратилась в одно короткое мгновение.

Моя рука помимо моей воли скользнула под плащ, сжала рукоятку шпаги и вырвала ее из ножен. Насекомые приближались. Я почувствовал, как моя жизнь начала дробиться на мелкие кусочки, как ее высасывали из меня миллионы крошечных насекомых, которые похищали мое время.

Шпага дернулась вперед, распорола мой плащ и, как стальная молния, нацелилась прямо в сердце Де Вриса. Мне показалось, что нежная, бесконечно легкая рука коснулась моей шеи, потом лица, рук и плеч. Мир вокруг меня стал серым, потонул в вихре легких, порхающих крыльев и стремительно несущегося времени.

Клинок шпаги впился в грудь Де Вриса.

Маг оцепенел. Его потускневшие от ожогов глаза округлились. Он упал, потом еще раз с трудом приподнялся на руках и удивленно потрогал обманчиво маленькую ранку над сердцем.

И в то же мгновение моль исчезла.

Как призраки, крошечные насекомые снова взвились вверх, нежное поглаживание их крыльев исчезло, и я снова услышал мощный шелковистый шелест, когда они образовали огромный рой.

Но в их порхании и танцах уже не было ничего смертельно опасного, ничего сверхъестественного. Проклятие исчезло, я был совершенно уверен в этом. Они становились снова тем, чем были всегда — маленькими, уродливыми насекомыми.

Не прошло и минуты, как Де Врис умер, но его уничтожил не я, точно так же, как удар шпаги был нанесен помимо моей воли.

Ни Говард, ни Рольф этого не видели, и я не собираюсь ни сейчас, ни когда-нибудь позже рассказывать им об этом, но я видел маленькую пятиконечную звездочку из серого камня, которая была вставлена в хрустальный набалдашник шпаги-трости, Соггот-звезду, этот древний, магический знак, который на мгновение взял под контроль мои действия, а в конце концов и уничтожил Де Вриса. Тому не помогла вся его страшная магическая сила, после того как клинок шпаги поразил его.

Он умер у меня на руках, но в последнюю секунду его жизни с ним произошло чудесное превращение, нечто такое, что невозможно передать словами, а можно лишь почувствовать.

Казалось, что с него спала мрачная демоническая аура, окружавшая его, как спадает изношенная одежда. И по мере того, как жизнь покидала его тело, он снова становился человеком.