Изменить стиль страницы

— Милый, да вы не оправдываете зарплаты, которую получаете. Полтора фельетона в месяц — это норма для начинающего журналиста, а не для такого матерого, кик вы. Зачем писать письма в двадцать адресов и месяц ждать ответа, если у каждой редакции имеются под рукой более современные средства связи.

— Например?

— Междугородный телефон. Закажите номер Анны К., и вы сразу же получите от нее ответ.

— Устный?

— Устный.

— А мне нужен письменный. Когда уличающий документ у тебя на столе, то и писать легче.

— А я считаю главным в нашей работе не уличающий документ, а внутреннюю убежденность фельетониста.

— О, — сказал Вик. Викторов, журналист с Урала. — Чувствую, наступило время рассказать историю про «Поди сюда».

— А это что такое?

— Мне нужно семь — десять минут. Если позволите, объясню.

И Вик. Викторов начал так:

„ПОДИ СЮДА"

Приходит в редакцию заведующая райзагсом и говорит:

— Помогите. Парень двадцати двух лет собирается жениться на пятидесятилетней. Пошла я в горзагс. «Брак этот, говорю, затевается не по любви, а из корысти».

«Доказательства есть?»

«Только подозрения».

«Раз нет доказательств, — говорят в горзагсе, — ваши подозрения ничто. Нуль».

«Значит, регистрировать?»

«Регистрируй, — говорят. — И жениху и невесте больше восемнадцати, а таким при заключении брака возраст законом не лимитируется».

Я сама знаю, что не лимитируется, а регистрировать брак все же не хочется.

Мне тоже этот брак был несимпатичен, и я решил поговорить с его участниками. Иду в культбыткомбинат № 3. Чтобы попасть в цех по ремонту телевизоров, нужно взять пропуск у директора.

А у двери с табличкой «Директор Сыскина В. Н.», как нарочно, длинный хвост. Нужно отдать справедливость Сыскиной В. Н. (иначе Вере Николаевне). Действовала она оперативно. Через каждые две-три минуты в кабинет приглашался новый посетитель. Наконец настала моя очередь на прием.

Вхожу. Вера Николаевна оказывается довольно миловидной женщиной с рыжей «полубабеттой» на голове. Легкомысленная «полубабетта» не мешала, однако, директрисе быть деловой и строгой. Увидев меня, она взыскующе спросила:

— Зачем вы устраиваете склоки, требуете книгу жалоб и предложений?

— Я не требую книгу жалоб!

— Как не требуете! Мне только что (В. Н. показала на потолок) докладывал завцехом ремонта холодильников, что у них в цехе шумит, ругается мужчина в плаще «болонья».

— Я мужчина в плаще «болонья». Это верно. А дальше все неверно. Я не разговаривал с заведующим цехом ремонта холодильников.

— А С кем вы разговаривали?

— С заведующей загсом.

— А… а, пардон, — сказала директриса и, стукнув палкой по правой стене, крикнула: — Кто ремонтировал телевизор в райзагсе? Ко мне!

— Вы мне телевизор не ремонтировали.

— Пардон, — еще раз извинилась В. Н. Сыскина. — Вспоминаю, вам плохо постирали скатерти и занавеси? — И, стукнув палкой в левую стену, она крикнула: — Дежурную по прачечной ко мне!

— Еще раз ошибка. Я пришел говорить не по поводу плохо выстиранных занавесей.

— А по поводу чего?

— По поводу вашего сына.

— А вы, собственно, кто, откуда?

— Из газеты.

— А, фоторепортер? Хотите снять с Альберта портрет?

— Вроде.

— Что ж, снимайте. Он отличник производства.

— А какой он в жизни?

— Тесто. Все зависит от того, какой пекарь будет месить его. Хороший — и он слепится хорошим, плохой — и он станет таким.

— Сейчас, надеюсь, его месит хороший пекарь?

— Вы не спрашивайте, что сейчас. Спросите лучше, что было раньше. Альберт пришел к нам из культбыткомбината номер два. Вы, конечно, слышали про эту шарашкину контору? У них недавно директора сняли.

— За что?

— За тенденцию к сожительству с главным инженером. А каков поп, таков и приход.

— У вашего сына тоже была тенденция?

— Была. Только не к сожительству, а к взятию чаевых с клиентов. Поступает Альберт к нам. Работает всего неделю, а на него приходит уже жалоба. Потом вторая. Я решила провести морально-воспитательную работу. Взять личное шефство над Альбертом Сыскиным.

— Шефство над родным сыном?

— Это он дома для меня сын, а на производстве такой же рабочий, как и все другие.

— Ну, что дала морально-воспитательная работа?

— Для начала я влепила ему один выговор, потом второй… А у нас на производстве правило; если ты и после двух выговоров морально не перевоспитаешься, то дальше с тобой будет говорить начальник ОБХСС. Деться парню, конечно, некуда, и он перевоспитался, Стал выполнять сто четыре процента плана. А вообще у нашего телеателье процент выполнения плана еще выше. Я внедрила там несколько рацмероприятий, произвела техническую реконструкцию цеха.

— Вы по специальности кто? Инженер-конструктор?

— Не угадали! Я маникюрша со знанием иноязыка.

— Иноязык помогает маникюрше разбираться в ремонте телевизоров?

— Я не собиралась заниматься ремонтом телевизоров. Я работала в парикмахерской гостиницы «Интурист». А директором был у нас некто Сахаров. Ну, колун колуном. Коммунальный отдел решил посадить меня на его место, чтобы вывести нашу парикмахерскую в число передовых. А зампред горсовета Сергей Петрович Пришлецов, он курировал все коммунальные учреждения города — бани, гостиницы, парикмахерские, и говорит на это:

«Все есть у Веры Николаевны для выдвижения в систему «Интуриста»: внешние данные, упорство. А вот знания иноязыка нет. Сахаров колун, но со знанием, а в этой системе выдвигать человека на рук. адмработу без знания нельзя. Пусть она учится иноязыку, и мы ее выдвинем».

И я год мучилась, училась. Хотите, поговорю с вами.

И, сделав серьезное лицо, сосредоточившись, Вера Николаевна сказала:

— Ду ю спеак инглиш?

— Спеак?

Вера Николаевна покраснела.

— Что делать, научите. Все время забываю про дифтонги. Говорю, как пишу.

— У Пушкина был такой же недостаток.

— Пушкину что, он в системе «Интуриста» не работал.

— По-моему, и вы там не работаете.

— А почему, сказать? Выучила я иноязык. Отдел кадров коммунального отдела оформил анкету, написал проект постановления о моем назначении и послал его на утверждение Сергею Петровичу, а того в это время, как нарочно, сняли. И нужно же! Куратором коммунальных учреждений стал другой зам — Иван Игнатьич. Я лежу у Ивана Игнатьича на столе два месяца, жду назначения, а назначения нет. Зав коммунальным отделам идет к новому куратору, говорит:

«Сыскина подготовлена к выдвижению в систему «Интурист». Она за наш счет год на курсах училась».

«И сколько ино она выучила?»

«Один».

«Мало. У меня на эту должность имеется на примете другая маникюрша, со знанием двух иноязыков».

Вот вы в газете работаете, — обращается ко мне Вера Николаевна, — должны знать: разве грузинский и армянский считаются иноязыками? Нет. Просто та маникюрша… вообще не хочу распространять сплетни, не хочу говорить, почему Иван Игнатьевич отдал предпочтенье той маникюрше.

«А что с Сыскиной будем делать? — спрашивает зав коммунальным отделом. — Может, назначить директором культбыткомбината номер три? Жалко, деньги на ее учебу истрачены».

«А прежний директор, Бабейчук, где?»

«Бабейчук пьет больно неаккуратно. В этом месяце уже второй раз в вытрезвитель попадает».

А я сижу, жду своей судьбы в предбаннике у Ивана Игнатьевича. Зав коммунальным отделом открывает дверь, говорит:

«Заходи, Сыскина. Сам хочет лично познакомиться».

Захожу и сразу вижу свою промашку. Ждала я назначения куда? В систему «Интурист». Волосы в рыжий цвет выкрасила. Прическу сделала «бабетту»! При работе с иноклиентами пикантность в женщине даже поощряется. А меня прочат не в «Интурист», а в культбыткомбинат. А при работе с советским клиентом в женщине поощряется не пикантность, а солидность. Иван Игнатьевич ругать меня не ругал, только оглядел осуждающе. Волос я, конечно, перекрашивать не стала, потому что это для рук. адмработника тоже не солидно. Сегодня рыжая, завтра саврасая. А «бабетту» все же пришлось переделать в «полубабетту».