Год в деревне

Стр. 54. «Драматическая пустельга» — комическая пьеса Н. П. Николева (1758–1815) «Приказчик. Драматическая пустельга с голосами в одном действии» (М. 1781), впервые поставлена в Москве в 1778 г. Цитаты из пьесы приведены Аксаковым по памяти и неточны.

Стр. 61. Гнездарь — птица, вынутая из гнезда.

Книжку о грибах Аксаков так и не написал. В 1856 г. в № 6 «Вестника естественных наук» он напечатал статью «Замечания и наблюдения охотника брать грибы».

Стр. 62. «Домашний лечебник» Бухана. — Речь идет о популярной в свое время книге английского врача Вильяма Бухана (1729–1805), выдержавшей в Англии более двадцати изданий. «Полный и всеобщий домашний лечебник, сочиненный как для предохранения здоровия надежнейшими средствами, так и для пользования болезней всякого рода, с показанием причин, признаков а наипаче распознавательных…». Книга эта выходила на русском языке в переводе с французского двумя изданиями (М. 1792 и М. 1811).

Стр. 63. «Достопамятные приключения Ильи Бенделя, сына Стокгольмского рыбака, оставившего свое отечество и удалившегося на голландском флоте в Америку…», перев. с нем. в 2-х частях, М. 1789.

Стр. 66. Мефитический — зловонный, зараженный.

Стр. 70. Морды ихвостуши — плетенки из ивовых прутьев для ловли рыбы.

Стр. 72. Яковкин Илья Федорович (1764–1836) — с 1799 г. учитель истории и географии Казанской гимназии, а с 1805 г. — директор гимназии и профессор Казанского университета; автор ряда учебников.

Запольский Иван Ипатьевич (1773–1810) — воспитанник Киевской духовной академии и затем — Московского университета; с 1799 г. — учитель физики и математики Казанской гимназии, а с основанием университета — определен адъюнктом прикладной математики и физики.

Карташевский Григорий Иванович (1777–1840) — воспитанник Московского университета, с 1799 г. — учитель математики в Казанской гимназии, а с 1805 г. — адъюнкт высшей математики в Казанском университете; впоследствии — попечитель Белорусского учебного округа, сенатор; в 1816 г. женился на сестре Аксакова — Надежде Тимофеевне.

Гимназия

Период второй

Стр. 74. Приехав в Казань (1801 года)… — Этот приезд Аксакова в Казань состоялся не в 1801, а весной 1802 г. (см. выше).

Стр. 81. Ибрагимов Николай Мисаилович (1778–1818) — один из самых популярных преподавателей Казанской гимназии; окончил Московский университет. Об Ибрагимове сохранилось свидетельство еще одного воспитанника Казанской гимназии. В. И. Панаев рассказывает в своих «Воспоминаниях»: «Он имел необыкновенную способность заставить полюбить себя и свои лекции» («Вестник Европы», 1867, сентябрь, стр. 217).

Стр. 89. Через несколько лет я встретился с Гурьем Ивличем Ласточкиным… — В архивном фонде ИРЛИ хранится рукопись эпизода с Ласточкиным, написанная неизвестной рукой и исправленная автором. В рукописи есть некоторые незначительные разночтения с печатным текстом. Но одно из них любопытно. В печатном тексте сказано, что начальство уговаривало Ласточкина «поступить в духовное звание, к которому он не чувствовал влечения». В рукописи же читаем, что к духовному званию Ласточкин «питает непреодолимое отвращение!» (ИРЛИ, ф. 93, оп. 3, д. № 12). Фраза претерпела изменения, вероятно, по цензурным соображениям.

Стр. 90. Лиза была воспитанница В—х… — В той же рукописи (см. предыдущее примеч.) фамилия обозначена полностью: «Вишняковых».

Стр. 96. Массильон (1663–1742), Флешье (1632–1710) и Бурдалу (1632–1704) — французские церковные проповедники.

«Смерть Авеля» — сочинение швейцарского поэта-сентименталиста Геснера (1730–1788), в XVIII в. неоднократно выходило в русском переводе.

Стр. 97. «Les aventures d'Aristonoy» — повесть французского писателя Франсуа Фенелона (1651–1715), в русском переводе вышла под названием «Аристоноевы приключения» (СПБ, 1766).

Стр. 99. Наш Эрих — Эрих Иван Иванович (род. в 1755 г.), преподаватель Казанской гимназии, а затем — адъюнкт Казанского университета.

Стр. 103. В тексте «Русского вестника» к словам: «…проводить вас до ночевки, до Мёши» — имеется примечание автора: «Река в 25 верстах от города К.».

Стр. 110. В изображении знаменитого «дела о беспорядках» среди воспитанников Казанской гимназии Аксаков допустил некоторые неточности. «Дело» это произошло не в августе 1804 г., как утверждает автор «Воспоминаний», а в июне, до летних вакаций. Взрыв возмущения гимназистов был подготовлен их давним нерасположением к тупому и невежественному директору гимназии, А. Л. Лихачеву. Обстоятельное описание этого эпизода на основе архивных материалов см. в кн. Д. Нагуевский, Казанская гимназия накануне основания Казанского университета (1804–1805), Казань, 1900.

В сохранившейся рукописи «Воспоминаний» имеется черновая редакция этого эпизода, более подробная и в фактическом отношении несколько отличающаяся от беловой. Приводим этот текст:

«За несколько дней до возвращения моего с Григорием Ивановичем из Аксакова в Казань, когда в гимназии собрались уже почти все ученики, больничный надзиратель Смирнов обидел ругательными словами и, кажется, ударил одного из лучших казенных воспитанников Александра Княжевича. Старший брат его Дмитрий, который во всех отношениях считался первым учеником, уже шестнадцатилетний, чрезвычайно пылкий молодой человек и самый нежный брат, горячо любимый всеми, вышел из себя от такой обиды и, подкрепленный общим сочувствием и содействием товарищей, предводительствуя толпою гимназистов, а их было около 80 человек, отправился в больницу, взял силою, но без всякой обиды, под арест больничного надзирателя и запер его в залу Совета. Потом написал письмо с изложением обстоятельств дела от себя и от имени всех старших воспитанников, прося, чтоб надзиратель Смирнов в пример другим был отставлен от своей должности, и отправил это письмо за подписью учеников высшего класса с дежурным надзирателем к директору. Инспектора не было дома; когда он воротился и узнал всю историю, то, казалось, принял в ней живое участие и успокоил разгоряченную молодежь обещанием, что начальство выгонит Смирнова. Смело утверждаю, что, если б Упадышевский служил тогда надзирателем, все дело приняло бы совсем другой и благоприятный оборот. Но, к несчастью, за несколько месяцев Упадышевский оставил гимназию по болезни. Через час воротился от директора дежурный надзиратель с письменным приказанием инспектору: «Больничного надзирателя выпустить, а воспитанников — обоих Княжевичей — посадить в карцер; всем же, кто вздумает противиться, объявить, что они будут отданы в солдаты».

Нетрудно себе представить, какая буря закипела в сердцах молодых людей! Собралось шумное вече, и на нем было положено и потом объявлено инспектору и надзирателям, что Смирнов не будет выпущен до тех пор, покуда Совет гимназии не составит законного определения об его отставке, и что покуда этого не сделают, воспитанники не станут признавать никакого начальства, не станут ходить учиться в классы и просят г-на инспектора и господ надзирателей оставить гимназию и не вступаться в их дело, обещая в то же время, что будут вести себя тихо и прилично. Инспектор струсил и ушел с двумя надзирателями, а двое остальных, любимые учениками, по собственному желанию получили позволение остаться при своих местах, с тем чтобы ни во что не вмешиваться. Головы всех воспитанников горели; они выбрали главным своим начальником Дмитрия Княжевича и потом несколько человек старших, которым обещали повиноваться; ходили ужинать в большом порядке, обыкновенным фрунтом, но, опасаясь, чтоб их не схватили как-нибудь ночью, они натаскали скамеек, приперли ими двери и окна в своих спальнях, а вместо оружия собрали все кочерги, половые щетки и запаслись множеством поленьев, швырковых дров, которые в большом количестве стояли на дворе; для большей же предосторожности расставили часовых, которые сменялись каждые два часа.