Изменить стиль страницы

*

Организацией приема послов занималось ведомство дрома. Оно заранее определяло чин приема. Приветливость, с какой принимались послы, или, напротив, проявляемое к ним пренебрежение должны были показать, говорит Анна Комнин, каково отношение василевса к тому, кто послов отправил. С особой пышностью обставлялся прием важных послов. Когда их представляли василевсу в первый раз, устраивалась помпезная немногословная церемония. Она описана послом Оттона I Лиутпрандом и Константином VII (он рассказывает, как принимал сам русскую княгиню Ольгу в 957 г.). Пока посол сгибался в поклоне, трон императора с помощью скрытых механизмов поднимался под потолок приемного зала, статуи львов по сторонам от трона рычали, привставая и взмахивая хвостами, искусственные птицы на золотых деревьях щебетали. Затем следовали деловые беседы — в разных помещениях дворца, в торжественной и интимной обстановке, в кругу царской семьи и за трапезой, в ходе которой пирующих развлекали музыкой, пением и зрелищами.

Когда империя была заинтересована в переговорах, посла всячески обласкивали: его одаривали, ему показывали достопримечательности столицы и спортивные игры на ипподроме, водили его в бани, брали на охоту и прогулки по морю и на конях. Алексей I говорил, что он принял знатного турка с почетом и предоставил ему возможность "насладиться роскошью" для того, чтобы тот навсегда проникся благодарностью к императору. Иногда василевс считал нужным поразить иноземных гостей видом груд золота и драгоценных изделий в казнохранилище, тут же предлагая гостям указать, что им понравилось более всего, и вручал это в качестве подарка. Никита Хониат, говоря о печальном итоге Четвертого крестового похода, упрекал Алексея I за то, что он, показав западным сеньорам и рыцарям казну империи, разжег их алчность: на Западе 100 лет не забывали об этих богатствах.

Когда же посол был неугоден или неуступчив, к нему сразу или вскоре проявляли открытое пренебрежение, «забывали» о его удобствах, плохо кормили, держали под стражей. Если империя решалась на разрыв с отправившим посольство государем, то посла порою оскорбляли и даже били по щекам.

Тщательно продумывались детали и при отправке в чужую страну собственных послов. Учитывались ранг посла, титул, пост, вес в обществе; определялись состав посольства, статус спутников посла, их число, ценность даров, вид императорской грамоты к иноземному государю, форма официального приветствия и т. п. Дипломатические дары империи в Х-XI вв. бывали действительно порою дороги. Арабские эмиры высоко ценили их. Но с ослаблением Византии ей все труднее становилось поддерживать миф о величии царства ромеев. Иногда расходы на отправку посольства брал на себя какой-нибудь вельможа-"патриот", как взял их на себя, например, в XII в. эпарх Евфимий Филокали, отправленный послом в Германию. Скромнее обставлялись и приемы иноземцев: подлинных драгоценностей и предметов роскоши, которые должны были лицезреть послы, не хватало, и их все чаще заменяли поддельными (стеклом вместо бриллиантов, позолотой вместо золота).

С конца Х в., как упоминалось, и особенно в XI в. Византия отказалась от старого принципа не выдавать за правителей иных христианских держав порфирородных родственниц императора. Система брачных связей василевса превратилась в один из рычагов дипломатии. Правда, сначала императоры предпочитали отдавать в жены иноземным повелителям своих дальних родственниц или даже просто знатных девиц, прибегая иногда к сознательному обману и неизменно пытаясь толковать брачный договор с правящим двором чужой страны как свидетельство ее зависимости от империи. Выдав за венецианского дожа сестру эпарха, Василий II полагал (так изображает дело Скилица), что ему удалось «подчинить» венецианцев.[5] "Разменной монетой" в дипломатической игре становились также побочные дети василевсов и членов его семьи.

Однако вплоть до середины XIV в. василевсы упорно отказывались от брачных союзов с иноверцами, в частности — с арабскими эмирами и турецкими султанами. Алексей I отверг предложенный иконийским султаном проект брака между его сыном и Анной Комнин, несмотря на очень выгодные условия и на большую опасность ссоры с Иконием. Анна в связи с этим проектом замечает, что участие в управлении царством мусульман она сочла бы "более злополучным, чем любая нищета".

Использовала византийская дипломатия и неудачливых родственников соседних государей: династические смуты и распри на родине постоянно забрасывали таких отщепенцев в империю, и она содержала их как всегда готовых ставленников императора на трон чужой страны (этим целям Мануила I служили, например, венгерские королевичи). Арабских эмиров-перебежчиков в империи крестили. Они получали чины, богатых жен, дома в столице. Знатных пленников император — в зависимости от степени выгоды — мог выдать врагам или отдать родичам и друзьям.

Византийские политики разработали целую систему дипломатических способов давления на нехристианские страны. Одним из наиболее зарекомендовавших себя было распространение христианства. Неофитам настойчиво внушалась мысль о греховности вооруженного выступления против василевса. Не полагаясь, однако, на мирную проповедь, Византия была готова в случае необходимости прибегнуть к силе. Архиепископ Василий писал в XII в., что «варвары» лишь до тех пор не нарушают мира, пока десница василевса держит над ними занесенный скипетр.

Каждый из «варварских» народов империя стремилась заставить служить своим интересам. Для этого на протяжении значительного времени собирались сведения об этих народах, изучалась их история, быт, нравы, обычаи, материальные ресурсы, организация власти, отношения с соседями. Подозрительность, недоверие к союзникам, чрезмерная осторожность были характерными для византийской дипломатии. Константин IX, например, по нелепому подозрению покарал преданного ему печенежского хана Кегена, и ранее дружественная большая орда печенегов перешла на сторону врагов империи.

*

Остановимся кратко на отношениях Византии с различными из окружавших ее народов. В течение IX–XII вв., за исключением лишь отдельных периодов, основное внимание византийской дипломатии было приковано к восточным границам, откуда империи грозила главная опасность. Во второй половине Х в., отразив арабский натиск, Византия перешла здесь к дипломатической борьбе как к основному средству обороны. Используя раздробленность арабского халифата и противоречия между отдельными эмиратами, империя привлекала на свою сторону одних арабов, заставляла их воевать против других. Только с середины XI в., когда на смену арабам явился гораздо, более грозный и сплоченный враг турки-сельджуки, главную роль вновь стали играть не дипломаты, а полководцы.

Чрезвычайно изменчивыми (то дружественными, то натянутыми) были отношения империи с христианскими княжествами Кавказа. Границы с ними то исчезали, то вновь строго устанавливались; их правители то сами признавали суверенитет василевса, платили ему дань и помогали ему войском, то, напротив, порывали с империей, требовали с нее уплаты дани, поддерживали узурпатора и иных врагов императора. Малейшая ошибка влекла за собой серьезные осложнения. Например, Роман I удостоил дружественного правителя Тарона Крикорика титула магистра с ругой в 20 литр. Прочие зависимые грузинские и армянские князья тотчас сочли себя обделенными. Император не имел возможности наградить всех одинаково, и империи стоило немало труда унять смуту. Кроме того, задачи византийской дипломатии осложнялись постоянными усобицами между грузинскими и армянскими князьями.

Гораздо более резкими переходами от состояния мира к состоянию войны и наоборот отличались отношения Византии со славянскими народами Балканского полуострова. Болгары дважды, в Х и в XII вв., угрожали лишить империю ее европейских владений. Царь Болгарии Симеон стремился даже к овладению константинопольским престолом.

В 1018 г. Византии удалось на 170 лет (до 1186 г.) подчинить своему господству почти всех славян на Балканах. Никита Хониат писал, что ненависть болгар к ромеям, как отчее наследие, вечна. Но в пограничных районах складывались особые отношения, отличные от официально-политических. В отдельных случаях грекоязычное население переходило на сторону болгар, а иногда наоборот — славянское — на сторону империи. В конце XII в. славянскому повелителю Просека помогал отражать атаки василевса греческий мастер по изготовлению метательных машин. Полувеком позже один из видных жителей Мелника уговаривал сограждан перейти на сторону императора, поскольку все они "чистые родом ромеи", на которых василевс имеет полное право, — и его уговоры возымели действие.[6]