– Этим бесноватым был я, – перебил Тилон.

– Ты?.. А мне рассказывали, что это был великан двухметрового роста, вот с такими кулачищами…

– У страха глаза велики.

– Но если это был ты, тебе наверняка не миновать казни.

– Знаю, – спокойно произнес Тилон. – И знал, на что шел, когда сражался рядом с повстанцами.

Филлион прошептал:

– Я отпущу тебя.

– А ты?..

– Ты должен бежать отсюда… Как когда-то из агелы.

– Не болтай глупости, – отрезал Тилон. – Я знаю, сарай находится посреди спартанского лагеря. Видел, когда меня вели сюда.

– И что?

– Лагерь огорожен. Отсюда и мышь не выскользнет, не то что человек.

Филлион помолчал.

– Да, выбраться из лагеря непросто, – вздохнул он. Ты прав, Тилон.

Произнеся эту фразу, Филлион резко повернулся и вышел, быстро, но без шума прикрыв дверь.

«Ну, вот и все, – подумал Тилон, устало опускаясь на связку соломы. – Филлион поступил правильно, я его не осуждаю. Разрешив мне бежать, он и меня не спасет, и себя обречет на смерть».

Тилон сидел, погруженный в невеселые размышления, когда снаружи послышались шаги – кто-то подошел к сараю.

– Как проходит дежурство, Филлион? – спросил чей-то властный голос, видимо, дежурного офицера. – Пленник на месте.

– Где же ему быть?

– Завтра перед экзекуцией его хочет допросить сам командующий. Уж не знаю, чем он так крепко насолил спартанцам… Ладно, дежурь, – спохватился офицер, поняв, что сболтнул лишнее.

– Слушаю.

– Постой, постой! На тебе два плаща? Это еще зачем?

– Ночь холодная… Замерз… – пробормотал Филлион.

– Не к лицу спартанскому воину быть неженкой, как какому-нибудь афинянину, – отчитал его офицер. – Ладно, не снимай… На рассвете тебя сменят.

Четкие шаги офицера замерли в отдалении.

Спустя короткое время дверь в сарай, скрипнув, тихонько приоткрылась и в синем проеме показался Филлион. Он снял с себя второй плащ и бросил его Тилону, произнеся:

– Надевай.

– Мне не холодно.

– Надевай, надевай. Вот тебе щит, вот палица, – продолжал Филлион. – Сейчас я выведу тебя за пределы лагеря, в таком виде тебя никто не узнает. Да бери, бери, у меня есть запасное оружие, я оставил его снаружи. Ну, готов? Что же ты медлишь? Вот, ты теперь не пленник, а истый спартанский воин. Идем!

Тилон не двинулся с места.

– Нет, я останусь, – покачал он головой, – и сброшу все это. Ты понимаешь, что тебе грозит?

– Не волнуйся, что-нибудь придумаю, – деланно беспечным тоном ответил Филлион.

– Тебя убьют.

– Да выкручусь я, клянусь Зевсом! – Филлион дернул его за руку, и они вышли из сарая.

– Иди за мной, не отставай ни шаг, – озабоченно произнес Филлион. – Да, чуть не забыл, – добавил он еле слышным шепотом. Пароль на эту ночь: «Спарта превыше всего».

– Спарта превыше всего!.. – одними губами повторил Тилон, спеша за Филлионом между спящих палаток.

Без всяких препятствий добрались они до лагерного ограждения.

Обстоятельства складывались удачно. Часовые, видимо, хорошо знали Филлиона. В то же время они и не догадывались, что он покинул пост часового, которым был поставлен в эту ночь.

Обменявшись паролями, охранники молча распахнули перед двумя воинами бревенчатые ворота, ведущие из лагеря. Путь был свободен.

Приостановив шаг, Филлион громко проговорил, обращаясь к Тилону, так, чтобы его услышали часовые:

– Нигде не задерживайся. Сообщение передашь лично начальнику соседнего лагеря. И учти: дело чрезвычайной важности. Идем, я тебя немного провожу, до развилки.

Когда они отошли на достаточное основание, Тилон схватил Филлиона за руку и горячо произнес:

Бежим вместе!

Филлион покачал головой.

– Нам не по пути, – сказал он. Что бы ни ждало меня, я не могу покинуть Спарту. Дома меня ждет невеста, – добавил он после едва заметной паузы. Но что я все о себе да о себе! – спохватился Филлион. – Ты-то как провел все эти годы?..

Тилон бросил взгляд на восток, который начал приметно светлеть, и произнес:

– В двух словах об этом не расскажешь, а на много слов времени нет. Лучше скажи, ты ничего не знаешь о моих родителях?

Горло Тилона перехватило волнение. Этот вопрос жег его с того самого момента, когда он по голосу угадал в часовом, поставленном у сарая, своего прежнего друга по агеле Филлиона. Но только сейчас Тилон решился задать этот вопрос.

– Года полтора я был в вашем селении, видел твоих родителей. Ну что сказать? Сильно постарели, тоскуют по тебе. Беспокоятся. Поначалу после твоего бегства им грозил остракизм, после обошлось. Т олько и живы надеждой на твое возвращение.

– В Спарту мне ходу нет.

– Нет, – согласился Филлион.

– Знаешь, может я когда-нибудь дождусь права возвращения на родину.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Филлион, но ответа не услышал. Он бросил взгляд на товарища. Лицо его в свете едва намечающегося рассвета было нахмурено, глаза, устремленные вдаль, излучали непреклонную волю.

Они миновали колючие заросли терновника и вышли к глухой проселочной дороге. По обочинам которой росли высокие травы. Оба, не сговариваясь, переглянулись – им одновременно припомнилась та далекая дорога, по которой они, семилетние мальчишки, уходили в первый в своей жизни учебный военный лагерь, предводительствуемые свирепым иреном.

Сделав несколько шагов по дороге, Филлион остановился.

– Что ж, давай прощаться, Тилон, – сказал он. – Вот-вот должна быть смена караула, я должен быть на месте.

Они снова по-братски обнялись, и глаза обоих влажно блеснули.

– Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, – сказал Тилон.

– Не о чем говорить, – махнул рукой Филлион. – Ты на моем месте, думаю, сделал бы то же самое.

Мгновения бежали, а они все медлили расстаться.

– Если жив останусь, что передать твоим родителям? – спросил Филлион.

– Расскажи отцу и матери, что в походе ты услышал достоверные слухи обо мне: мол, жив-здоров, все у меня в порядке. Надеюсь накопить денег и вернуться… Ну, придумай что-нибудь, не умею я этого! – в отчаянии закончил Тилон.

Филлион кивнул.

– Свидимся ли еще когда-нибудь? – донеслись до него издали слова Тилона.

ВСТРЕЧА

Козы разбрелись по северному склону холма, выбирая между камней чахлую зелень, лишь кое-где пощаженную солнцем. Лето в этом году в Афинах выдалось жаркое – такого жаркого пекла не помнят старожилы.

Хуже всего приходится земледельцам. Поля выгорают, несмотря на то, что рабы, выбиваясь из сил, день и ночь таскают на поля глиняные сосуды с водой, стараются напоить истрескавшуюся от жажды землю.

А вот виноградники сулят богатый урожай. Говорят, что вино, полученное из винограда, созревшего вот в такое жаркое лето, обладает особенными качествами и вкусом… Впрочем, вкус вина Тилона не интересует.

Размышления юноши прервал бойкий козел, который, пока Тилон отвлекался воспоминаниями, отделился от стада, тартар его ведает, каким образом перебрался через глубокий ров и теперь, воинственно тряся бородой, тыкался рогами в высокий плетень, обмазанный белой глиной.

Тыкался в плетень – только этого не хватало Тилону!

Хозяин огороженного участка – темная личность, о нем рассказывают в селении и окрестностях всяческие небылицы. Толком его не видел никто, поскольку обитает он на отшибе и ведет образ жизни затворника. Может, кто и видел этого человека – кто его знает? – но Тилону он не попадался ни разу. Да, честно говоря, Тилон и не жаждет встречи с ним. Старики говорили, что человек из-за плетня знается с нечистой силой и может наслать порчу.

А у Тилона здесь и своих неприятностей хватает…

Молодой человек вскочил на ноги и понесся вниз. Ветки маслины хлестали его по лицу, крохотная полуденная тень, вся уместившаяся под ногами, прыгала словно облачко.

Кусты расступились, и перед ним показалась разверстая пасть оврага. Его прорыл немолчный горный поток, который, перебирая тяжелые, словно жернова, валуны, стремился к морю.