Меня поражает, что едят в день игры некоторые новички НХЛ. Дик Шонфелд, например, обожает холодное спагетти или равиоли прямо из консервной банки. Бр-р-р! Хотя большинство хоккеистов съедают свой бифштекс-или спагетти-часа в два дня, я предпочитаю играть на пустой желудок и потому ем рано. Я отнюдь не гурман, но за первые семь лет игры за «Бостон» я научился готовить довольно приличные бифштексы. Сейчас с этим успешно справляется моя жена Пегги, которая подает их непрожаренными — как раз так, как я люблю. Иногда к бифштексу я готовлю салат, а если на завтрак не ем яйцо, то добавляю к бифштексу и его. После обеда я ненадолго-на час, не больше-ложусь поспать. А в половине второго встаю, одеваюсь и иду в «Гарден». В раздевалку я всегда прихожу первым. В Бостоне игры начинаются в половине восьмого, но я, как правило, приезжаю в два-в половине третьего. Однажды я попытался побыть дома до половины шестого, как это делают все наши игроки, но ни спать, ни расслабиться не. мог. В раздевалке я минут тридцать проверяю экипировку: обматываю лентой верх своих клюшек, чтобы их удобнее было держать (я не люблю клюшек с выступом на конце), проверяю, не нуждаются ли в ремонте щитки, и смотрю, правильно ли заточены коньки. Пожалуй, перед игрой я просто ищу, чем бы себя занять. В самом деле, я вовсе не хочу думать о ней за пять часов до начала. Иначе, как говорится, перегораешь. Через некоторое время мы с помощником тренера Фрости Форрестолом играем несколько партий в карты. Мы с ним играем уже лет семь, и счет у нас 67246:67231 в его пользу. Когда-нибудь я попробую проверить, правильно ли ведется подсчет очков. Через час тренер Дэн Канни и Фрости начинают заниматься своими тренерскими делами, а я раскладываю пасьянс и смотрю телевизор: старые фильмы, мелодрамы, мультфильмы, словом, что угодно, лишь бы не думать о хоккее. Часов в пять я начинаю разминать мышцы ног, и если они продолжают побаливать, то зову на помощь нашего массажиста и врача Джока Сэмпла. К тому времени подъезжают остальные ребята, и в четверть седьмого я начинаю облачаться в форму.
На одевание у меня уходит не менее получаса. Покончив с этим, я тихонько сажусь на скамью и беру в руки утяжеленную клюшку. Минут пятнадцать я перекатываю ее с руки на руку, чтобы как следует ее почувствовать, отчего моя обычная игровая клюшка кажется потом пушинкой.
Занимаясь с утяжеленной клюшкой, я начинаю думать о команде, с которой нам предстоит играть в этот вечер. Учтите, я вовсе не думаю о том, как мне играть против этой команды. Нет, я вспоминаю ее игроков и все их повадки. Ведь у каждого хоккеиста НХЛ, когда он овладевает шайбой, есть свой любимый ход. Правда, с моей стороны было бы глупо рассказывать о своих наблюдениях — ведь мне еще предстоит играть против всех них. Но, скажем, мы играем с "Монреаль ка-надиенс". У меня сама собой возникает тревожная мысль, что Жак Лемэр любит занимать позицию прямо перед воротами; что как Курнуайе, так и Фрэнк Маховлич любят врываться в зону соперника в надежде на длинный пас от своего защитника и что младший брат Фрэнка Питер Маховлич любит сделать вид, будто бросает по воротам, а сам, не сбавляя хода, обводит меня. А если против нас играет «Буффало», я думаю о молодом талантливом центре Жильбере Перро, о его хитроумных перемещениях и финтах, о быстром левом крайнем команды Ричарде Мартине с его коварными бросками и о том, что он обычно проходит по моей стороне. А есть в одной команде широко известный левый крайний нападающий, который не доставляет мне много хлопот, потому что он всегда делает одно и то же движение: ужасный финт внутрь поля и прорыв вдоль борта. После второй или третьей встречи ему не многое удается, когда его команда играет против нашей. Перед игрой мы выходим на разминку ровно в семь часов, но, прежде чем выйти на лед, я беру свою игровую клюшку и обхожу раздевалку, постукивая товарищей по щиткам голени, желая им удачи. Теперь я к игре готов.
То, как я веду себя после игры, зависит от се исхода. При поражении я становлюсь злым и раздражительным. В течение семи лет я "увозил такие игры с собой домой", и мне нечего было беспокоиться, что я расстрою кого-нибудь. Когда я женился, надо было привыкать "оставлять эти игры в раздевалке". Но каков бы ни был исход игры, после нее я долго в раздевалке не задерживаюсь. Выпью пару стаканов воды или сока, переоденусь-и домой. Хоккейные комментаторы Бостона да и других городов, жалуются, что после игры меня трудно заполучить, потому что я быстро ухожу из раздевалки и не хочу делиться своими соображениями о состоявшейся встрече. Скажу прямо: если репортер хочет задать мне вопрос, пусть задает-я постараюсь на него ответить. Но я никогда не буду рассиживать в раздевалке в ожидании этих вопросов и, уж конечно, никогда не буду сам их задавать или предлагать ответы. Это не в моих правилах. Я не хочу вступать в споры. Поверьте, я не люблю судить ни о хоккеистах, ни о других спортсменах. Если какой-нибудь журналист или хоккеист начнет ругать меня в печати или по телевидению-это его дело. Ведь стоит одному хоккеисту выступить публично против другого, как на следующем матче он все три периода горько будет сожалеть об этом. Так было с Брэдом Парком из "Нью-Йорк рейнджере", когда он перед финалом Кубка Стэнли в 1972 году выпустил книгу с нападками на некоторых игроков «Брюинс», и особенно на Фила Эспозито. Пресса тогда много писала об этом, и я знаю, что к началу финальной серии Фил завелся как пружина. В марте против «Рейнджере» он не забросил ни одной шайбы, но зато сделал девять голевых передач, выиграл почти 95 процентов вбрасываний и хорошо играл в меньшинстве. После серии Фил нелестно отозвался о Парке. Так вот, я не желаю ввязываться в подобные дрязги. Стоит мне только возгордиться и пытаться сделать что-то самому, как мне тут же здорово попадает. Я бы не хотел, чтобы обо мне плохо думали. Мне повезло, что у меня есть талант и что в Бостоне я был в окружении отличных хоккеистов. А вообще — кто я такой, чтобы судить о других? И я убежден, Парк понял, что не стоит дергать нервы другим. Хоккей и без этого трудная игра.
Несколько лет назад какой-то хоккеист не то из Нью-Йорка, не то из Монреаля представил «Брюинс» "компанией чудаков и дегенератов, которые ладят друг с другом". И верно, у нас в команде издавна установились хорошие отношения между игроками, что же до «чудаков» и «дегенератов», то это чушь. А однажды один журнал назвал нас "стаей диких животных". Когда в начале и середине шестидесятых годов команда «Брюинс» была слабой, тогда никто ничего не писал и не говорил о нас. Но мы стали играть хорошо, и на нас посыпались всевозможные прозвища. Иной раз такие, что и в словаре не сыщешь.
Что мне больше всего нравится в «Брюин-сах», так это умение вовремя перейти от шутки к делу. Согласитесь, что сезон НХЛ так долог и так труден, что каждый божий день быть серьезным невозможно. Попробуйте сегодня вечером играть в Миннесоте, затем сразу же лететь домой, а следующую игру проводить в Бостоне. Если все время оставаться серьезным и напряженным, то в мае едва ли тебе достанется Кубок Стэнли. Горди Хоу как-то сказал мне, что детройтская "Рэд уингз" была веселой командой, когда в пятидесятых годах несколько раз завоевывала Кубок Стэнли. И я знаю, что монреальская «Ка-надиенс» тоже весело шла к своим кубковым победам.
Скажите, могла ли наша команда быть просто-напросто бандой неудавшихся актеров, если она фактически побила почти все рекорды НХЛ? Например, за сезон 1970–1971 года мы установили рекорды:
1. По количеству очков, завоеванных командой за один сезон, — 121.
2. По количеству побед-51.
3.. По количеству побед на своем льду-33.
4. По количеству заброшенных шайб -399.
5. По количеству шайб, заброшенных при игре в меньшинстве, — 25.
6. По количеству голевых передач-697.
7. По количеству очков за заброшенную шайбу-1096.
8. По количеству игроков, забросивших более 50 шайб, — 2 (Фил Эспозито-76 (рекорд) и Джонни Бучик-51).