— Ты что, — опешил товарищ Дегтярь, — совсем с ума сошел или притворяешься?

Нет, сказал Чеперуха, причем голос был абсолютно трезвый, он не сошел с ума и уже заготовил письмо: пусть товарищ Дегтярь и остальные прочтут и подпишут.

Письмо было отпечатано на машинке, довольно грамотно составлено, Иона Овсеич читал и не верил своим глазам: это было что-то совершенно новое для Чеперухи, или оставалось одно — предположить, что здесь действует чья-то опытная рука.

— Хорошо, — сказал Иона Овсеич, аккуратно сложил листок и спрятал в боковой карман. — Можешь идти.

Чеперуха остановился в раздумье, в это время зазвонил звонок, хозяин открыл дверь и впустил майора Бирюка.

— О, — обрадовался Чеперуха. — Овсеич, дай ему письмо, пусть подпишет и обязательно укажет, что Герой Советского Союза.

Товарищ Дегтярь ответил, что будет сам решать, в каком порядке знакомить людей с подобным документом, но майор Бирюк проявил такой интерес и настойчивость, что пришлось уступить.

Читая строку за строкой, майор все выше поднимал брови, на лбу собрались толстые, как палец, складки, и, наконец, воскликнул:

— Ну, Дегтярь, это провокация! Это настоящая провокация!

— Провокация? — Чеперуха притворился, будто не понимает. — Какая провокация?

— А я говорю, — закричал своим зычным голосом майор Бирюк, — что это — типичная провокация!

— А я говорю, — в тон майору ответил старый Чеперуха, — что ты поц! Последний поц!

У Андрея Петровича в глазах загорелись зеленые огоньки, было впечатление, что сейчас набросится с кулаками, но Иона Овсеич встал между одним и другим, напомнил, кто здесь хозяин дома, и потребовал, если хотят драться, пусть ищут другое место.

— Ты прав, — быстро взял себя в руки майор, — ты прав, Иона Овсеич. Но эту провокацию я так не оставлю.

Чеперуха стоял неподвижный, как будто ноги приросли к полу, смуглое лицо в морщинах заметно побледнело, но никакого страха, никакой растерянности не было, наоборот, человек явно ждал драки и демонстративно сжимал свои кулаки старого биндюжника.

— Вот так, — спокойно произнес Дегтярь, — а сейчас можете говорить.

Теперь, когда обстановка сделалась более или менее нормальная, Андрей Петрович заявил, что говорить здесь нечего, ибо все и так ясно: выходит, органы власти ошибаются, зря сажают невинных людей, а Чеперуха пишет протесты и подбивает других.

— Послушай, — Иона хлопнул себя руками по бокам, — я целую жизнь прожил с доктором Ландой в одном доме, человек прошел от первого до последнего дня всю Отечественную войну, так неужели кто-то другой может судить и знать про доктора Ланду больше, чем я?

— Значит, — с ходу парировал майор Бирюк, — если бы ты жил в одном доме с Коганами и Вовсями, ты бы и про них мог судить правильнее, чем наши органы власти, которые специально занимаются этими вопросами?

— А что такое, — опять повысил голос Чеперуха, — они святые и не могут ошибаться?

— Ты брось эти свои одесские штуки, — погрозил пальцем майор, — отвечать вопросом на вопрос.

— Разве он отвечает вопросом на вопрос? — сказал товарищ Дегтярь. — По-моему, он снова подтверждает то, что говорится в письме: да, органы власти ошибаются и сажают невинных людей.

— Овсеич, — Иона рассек ребром ладони воздух, — не шейте мне дело: Чеперуха всегда стоял за правду и знает, где Москва, где Кремль, и к кому надо обращаться.

— Ну, — кивнул товарищ Дегтярь, — а где те люди, которые печатали с тобой на машинке, их адрес, ты, конечно, тоже знаешь?

— Нет, адрес, где живут эти люди, я тебе не скажу. А кто печатал, это я тебе скажу: Чеперуха печатал, — Иона поднял указательный палец, — вот этим пальцем.

Товарищ Дегтярь и майор Бирюк, оба, несколько секунд стояли молча, внимательно рассматривали этого нахала и грубияна, который пытался отделаться шуточкой, пока, наконец, не надоело:

— Да кто тебе поверит! — Майор вынул руки из карманов и сложил на груди. — Ты же двух слов по-русски грамотно сказать не можешь.

Чеперуха поднес большой палец к зубам, откусил, как будто сильная досада, край ногтя, но ответил довольно миролюбиво:

— От свиньи рождаются свиньи, от слона рождается слон, а мой сын — инженер с высшим образованием.

— Цыц-пердыц бараньи яйца! — засмеялся майор.

— Прекратите! — неожиданно крикнул Иона Овсеич. — Прекратите этот балаган!

Андрей Петрович невольно выпрямился, по осанке, хотя и в гражданской одежде, было видно, что кадровый солдат, зато Чеперуха окончательно распоясался: показал товарищу Дегтярю фигу, потом согнул правую руку в локте, левую положил поперек и так помахал из стороны в сторону.

— Сам съешь! — тут же отреагировал Иона Овсеич. — И похлебкой на сорокаградусном морозе будешь закусывать!

Андрей Петрович хотел схватить Иону за руки, скрутить и выгнать вон, так бурлило внутри, но хозяин своевременно остановил: здесь не хватало только мордобоя и милиции.

Чеперуха потребовал назад свое письмо, Иона Овсеич демонстративно повернулся спиной, старик поцыкал языком, пошел к выходу, остановился у порога и громко, с упреком, с угрозой, сказал:

— Вы! Гражданинчики!

Наружная дверь хлопнула с такой силой, что в буфете зазвенели стаканы.

— Ну, Овсеич, — воскликнул майор Бирюк, — теперь я тебя понимаю!

Иона Овсеич зажал рот ладонью, глаза остекленели, Андрей Петрович осторожно взял за плечо и попросил письмо, он завтра же зайдет в эмвэдэ, и пусть товарищи займутся. Иона Овсеич не отвечал, возможно, вообще не слышал, Андрей Петрович повторил еще раз и слегка похлопал по спине.

Хозяин поднял голову, в глазах была тяжелая, за многие дни и годы, усталость, и сказал осипшим голосом:

— Зачем? У тебя отпуск. Ты еще успеешь, Андрей Петрович.

Ну нет, возразил майор, для такого дела отпусков не существует: тут надо бить в три колокола, тут надо поднять всех на ноги.

— Ты прав, — согласился товарищ Дегтярь, однако повторил, что сам займется, и письмо оставил у себя.

Андрей Петрович пожал плечами, в глазах было что-то не совсем понятное: то ли какое-то удивление и недоверие, то ли просто недоумение.

Когда гость ушел, Иона Овсеич опять прочитал письмо, мысленно представил себе все сцены, все разговоры за минувший вечер, и возникло отчетливое чувство, что слишком увлеклись и обсуждали такое, чего не следует, ибо, раз обсуждают, выходит, есть сомнения и есть необходимость.

На другой день Иона Овсеич так закрутился по предвыборным делам, что поневоле забыл про Чеперуху с его письмом. Однако поздно вечером, воротясь домой, он нашел у себя в замочной скважине записку от майора Бирюка, который просил позвать его, как только хозяин вернется. Первое ощущение, когда прочитал бумажку, было такое, как будто кто-то подстерегал за углом и с размаху хлопнул по затылку, от неожиданности екнуло сердце, а потом стало досадно и стыдно, что испугался из-за какого-то пустяка.

Было еще довольно рано, начало одиннадцатого, Иона Овсеич снял шапку, пальто, кашне, немного пригладил ладонями волосы с боков и направился к двери, чтобы идти за майором Бирюком. В коридоре, однако, приостановился, несколько секунд потоптался на одном месте, поворачиваясь то туда, то сюда, пока, наконец, не решил, что нечего в такое время бежать к соседу по первому зову.

В квартире за хлопотами по хозяйству — поставил на плитку чайник, нарезал хлеба, колбасы, почистил головку лука, присыпал солью, чтобы успел пропитаться, — окончательно прошло это неприятное дерганье изнутри. Иона Овсеич уже рассчитал, что через десять-пятнадцать минут опять сможет сесть за свои конспекты и выписки, но не успел отужинать, как заявился майор Бирюк. Первым делом гость поздоровался, привел восточную мудрость — если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе — и сообщил, что один раз уже приходил, оставил в дверях записку.

После небольшой паузы товарищ Дегтярь кивнул головой: да, оставил. Андрей Петрович нахмурился: значит, прочитал, почему же не зашел?