В саду грек удобно расположился под каким-то кустиком и начал наблюдать за входной дверью, прихлебывая винцо из вместительной кожаной фляжки, которую захватил с собой. Стемнело уже довольно давно, и он не боялся, что его заметят.

Дом выглядел опустевшим и покинутым, ни звука из него не пробивалось наружу. Но Никомед знал, что люди внутри есть и наверняка замышляют что-то недоброе, если уж ведут себя так тихо и осторожно.

Именно полная тишина и помогла шкиперу услышать негромкий разговор за оградой, как раз напротив того места, где он притаился. Там остановились несколько человек и стали совещаться глухим шепотом. Грек осторожно подкрался ближе, присел за деревом и навострил уши.

— Я пойду в дом, — сказал хрипловатый простуженный голос. — А вы оставайтесь здесь. Мне надо с ним поговорить.

— Но стоит ли рисковать? — спросил второй человек. — Мы не можем быть в нем уверены полностью. Вдруг он захочет выдать тебя и получить награду?

— Не думаю, — ответил хриплый голос. — Но на всякий случай будьте наготове. Если я увижу, что он замышляет предательство, то свистну два раза. Тогда быстро врывайтесь в дом и беритесь за мечи. Я не собираюсь сейчас попадать в руки стражников.

— Да, — послышался третий голос, — вот бы обрадовались Тиберий с Ливией, если бы им удалось захватить Агриппу Постума ночью в Риме. Тогда можно было бы просто привязать тебе камень на шею и бросить в Тибр. Без тебя вся наша затея закончилась бы полным крахом.

«Агриппу Постума, — беззвучно прошептал Никомед. — О, Зевс Громовержец, не ослышался ли я? Изменник здесь, и собирается войти в дом Сабина? Вот это удача. Одним махом можно и заработать кучу денег, и отомстить за все».

Он вновь напряженно прислушался, но, видимо, люди за оградой уже обо всем договорились. Теперь один из них — высокий, плечистый парень — распахнул полы длинного морского плаща, проверил, хорошо ли закреплен меч на поясе, а потом поднял руки, чтобы набросить на голову темный капюшон.

Но в этот момент лунный свет упал на его лицо, и Никомед впился в него глазами.

Да, сомнений нет. Именно этого человека он видел тогда, когда подглядывал за своими пассажирами во время рейса на Планацию и обратно. И именно этот человек недавно выступал в Остии на портовой площади, грозя жестоко отомстить за свои обиды врагам и наградить верных друзей. А вокруг тогда все перешептывались возбужденно и радостно:

— Агриппа Постум...

— Это он, точно говорю.

— Сын адмирала...

— Пусть помогут ему боги.

Никомед стоял в первых рядах слушателей, и мог хорошо рассмотреть молодого парня с квадратным, выдвинутым вперед подбородком, густыми вьющимися волосами, голубыми глазами и решительным рисунком рта.

Так и есть, сейчас, возле ограды дома Гая Валерия Сабина, стоял ссыльный преступник и изменник... а может, и законный наследник Божественного Августа. Но Никомед сделал свой выбор, и теперь пришло его время.

Грек дождался, пока Агриппу впустят в дом, осторожно перелез через ограду с противоположной стороны от того места, где оставались спутники Постума, и со всех ног помчался на Палатин, чтобы известить достойную императрицу о нежданном госте.

По просьбе Сеяна ему был выписан специальный пропуск, с которым он мог проходить во дворец в любое время, поэтому грек не боялся, что его не допустят. Понимая, какие важные сведения несет, Никомед спешил как мог.

Все прошло быстро и организованно. Старший номенклатор, правда, удивленно приподнял бровь, когда узнал, что ночной посетитель желает немедленно видеть саму императрицу по государственному делу, но доложить доложил. Услышав имя Никомеда, Ливия распорядилась впустить его. Сеяна сейчас не было в столице, так что, ей самой приходилось разбираться с донесениями агентов.

Никомед, сгибаясь в поклонах, вбежал в комнату.

— Что случилось? — резко спросила Ливия, недовольно поджимая губы. — Если тебе дали пропуск, это еще не значит, что можно врываться ко мне в любое время дня и ночи.

— Я знаю, достойнейшая, — задыхаясь, прохрипел запыхавшийся грек, — и никогда не посмел бы побеспокоить тебя, если бы сведения, которые мне с риском для жизни удалось раздобыть, не являлись бы в высшей степени важными и срочными.

Насчет «риска для жизни» хитрый шкипер ввернул с целью набить цену за услугу, и Ливия это прекрасно поняла.

— Говори быстрее, — приказала она. — У меня еще много дел сегодня.

Все еще испытывая трудности с дыханием, Никомед изложил результаты своей слежки за Сабином.

Императрица не подала вида, насколько потрясло ее это известие. Она лишь сухо спросила:

— А кто поручал тебе наблюдать за домом трибуна?

— Никто, — смутился грек. — Но у меня с ним старые счеты, и я хотел сам...

— У тебя нет и не может быть никаких счетов, пока ты служишь мне, — строго сказала женщина. — Будь добр, в будущем обходись без самодеятельности.

Лицо Никомеда вытянулось. Не такой благодарности он ожидал от Ливии.

— Но тебя оправдывает то, что ты принес действительно важные известия, — несколько смягчилась императрица. — И если это правда, награда твоя никуда не денется. Надеюсь, больше ты никому об этом не говорил?

— Что ты, госпожа? — обиделся Никомед. — Разве я не понимаю — тайна ведь...

— Хорошо. Ты абсолютно уверен, что там был именно тот человек, имя которого ты мне назвал?

Грек замялся.

— Этого я не говорил. Но готов поклясться, что это именно тот человек, которого я видел в своей каюте вместе с Божественным Августом, и именно тот, кого народ в Остии называл Марком Агриппой Постумом.

Ливия позвонила в серебряный колокольчик.

Появился дворецкий — упитанный сириец с большой плешью и обвислыми щеками.

— Передай в преторию, — распорядилась императрица, — пусть немедленно пришлют дежурный наряд. Командир пусть зайдет ко мне. И быстро!

Раб исчез.

Ливия вновь повернулась к Никомеду.

— Иди, подожди во дворе. Ты пойдешь с ними. Смотри, не назови вслух имени того человека. Преторианцы не будут знать, кого они арестовывают, а если тот вдруг сам попытается им открыться, объяви от моего имени, что это никакой не Агриппа, а беглый раб Клемент, который выдает себя за бывшего хозяина с целью возбудить смуту в государстве. Ясно?

— Да, госпожа, — кивнул грек, пятясь к двери. — Как тебе будет угодно...

Отряд преторианцев — двенадцать человек во главе с центурионом — появился очень быстро, и Никомед повел их к месту назначения — дому, который завещал добрый дядюшка трибуну Первого легиона Гаю Валерию Сабину.

Поскольку грек предупредил центуриона о наличии за оградой товарищей человека, которого предстояло арестовать, тот распорядился, не поднимая шума, проникнуть во двор через боковую калитку, о существовании которой бдительный шкипер тоже не забыл упомянуть. Сейчас их интересовали лишь те, кто находился внутри дома, остальные могли подождать и даже разбежаться — на сей счет императрица никаких конкретных Указаний не дала.

Солдатам удалось бесшумно войти в сад, а затем подкрасться к входной двери. Никомед предусмотрительно держался чуть в стороне. Мало ли что? Ведь у того парня, Агриппы Постума, на боку висел довольно длинный меч. А с мечом осторожный грек предпочитал не связываться. Эту железяку трудно обхитрить.

Когда конспирация уже не имела смысла — преторианцы взяли под наблюдение все выходы из здания — центурион, с которым остались двое солдат, забарабанил в дверь кулаком, грозно крича и сурово хмуря брови:

— Именем цезаря Тиберия Августа! Откройте!

Этот крик и услышали Сабин с Постумом, а также все остальные, кто находился в доме.

Агриппа пристально посмотрел на Сабина; его лицо стало бледным, глаза сузились, а пальцы судорожно сжались на рукоятке меча. Он тяжело дышал.

Трибун медленно поднялся на ноги.

— Я тут ни при чем, — сказал он, смело глядя в глаза Постуму, — Они, видимо, следили. Или за тобой, или за моим домом.