— Будем надеяться. Ну, так рассказывай, что там получилось с нападением.
— На дороге мы их нагнать не успели, — заговорил Сеян. — Пришлось воспользоваться морским вариантом. Тут-то мне и подвернулся этот самый Никомед. Он взял на борт моих молодцов и бросился в погоню за «Сфинксом», судном Сатурнина.
Но старый сенатор дал своей семье хорошую охрану из профессиональных бойцов. Короче, произошло сражение, корабль Никомеда потерял мачту, и не смог продолжать преследование. «Сфинкс» ушел юго-западным курсом.
Я ждал моих людей в условленном месте на побережье, но они смогли добраться туда лишь глубокой ночью, поэтому я не предупредил тебя раньше, госпожа. Времени терять было нельзя, и я принял на себя ответственность — отдал им приказ найти завещание Августа и уничтожить свидетелей. А сам поспешил сюда.
Никомед — мне кажется, его услуги нам еще пригодятся — должен был вернуться в Остию и заявить квестору, что на него напали пираты. В общем, у нас есть еще время — пока «Сфинкс» доплывет до Карфагена, да пока известия из Африки дойдут до Рима...
— Понятно, — кивнула Ливия. — Я получила сообщение из ставки цезаря. Август будет в столице через два дня и сразу же отправится провожать Тиберия в Далмацию. Там сложилась довольно тревожная ситуация, и ждать больше нельзя.
В общем, Августом я займусь сама, Тиберия надо будет просто поставить перед фактом, а вот Постума поручаю тебе. Отправь надежных людей на Ильво — нужные документы я им сделаю — и организуй экстренную связь. Их задача — в нужный момент убить Агриппу и действовать без промедления. Помни, от нашей слаженности зависят наши жизни. Теперь уже в буквальном смысле.
— Я понял, госпожа, — кивнул Сеян и нахмурился.
— Что тебя беспокоит? — спросила Ливия.
— Да не нравится мне этот трибун, — хмуро сказал Сеян. — Все время он сует нам палки в колеса. Судя по словам Никомеда, именно он все рассказал Августу. Но я не могу понять, откуда он взял эти сведения? Ведь никогда раньше этот человек не встречался на нашем пути. Похоже, он не связан ни с Германиком, ни с Сатурнином...
— А не тот ли это офицер, который помешал вам разделаться с Кассием Хереей? — спросила Ливия. — Если так...
— Да, — медленно произнес Сеян. — Это бы многое объясняло. Но такое невероятное стечение обстоятельств может только присниться.
— Никто не знает, куда Фортуна повернет свое колесо, — философски заметила Ливия. — Ладно, дорогой Элий, пора за работу. Иди и держи меня и курсе.
— Слушаюсь, госпожа, — ответил Сеян, поворачиваясь к двери. — Кстати, того трибуна зовут Гай Валерий Сабин, если Никомед правильно разобрал.
— Я запомню, — кивнула Ливия. — Ну, удачи.
Сеян устало вышел из комнаты императрицы.
Глава XXVI
От Рима до Нолы
В двадцать третий день до сентябрьских календ цезарь Август вернулся в Рим после инспекционной поездки вдоль западного побережья Италии.
Само прибытие и встреча, организованная принцепсу его близкими и представителями различных общественных групп, получились скромными и непритязательными. Август очень не любил всякого рода показуху, и это было известно каждому. Достойным повелителем Империи он выступал лишь при встрече с послами других стран, а также в дни общенародных праздников, когда того требовала традиция.
Носилки, в которых сидел цезарь, эскорт ликторов и те немногочисленные сенаторы, бывшие консулы и всадники, которые сопровождали Августа в поездке, без всякой помпы вошли в город через Фламинийские ворота. Отряд преторианцев остался за стенами, чтобы потом, когда церемония приветствия закончится, разойтись по своим квартирам. Обоз со слугами и рабами тоже задержался в нескольких стадиях, дабы не создавать толкучку.
Когда цезарские носилки проследовали под аркой ворот, им навстречу двинулась небольшая группа людей. Там была делегация сената, возглавляемая почтенным и уважаемым Квинтом Гатерием, представители всаднического сословия под предводительством молодого Клавдия, брата Германика, а также посланцы купечества и ремесленных цехов. Присутствовал и народный трибун, принесший свои поздравления от имени городских плебеев.
Но все эти люди пока держались чуть позади, пропустив вперед родственников цезаря — жену Ливию, приемного сына Тиберия, внука Друза и еще нескольких человек.
Август, по-стариковски кряхтя, выбрался из носилок и остановился, ожидая, когда к нему подойдут встречающие. Те двигались с подчеркнутым достоинством, неторопливо.
Те, кто прибыл с принцепсом, задержались за носилками, чтобы дать Августу возможность поздороваться и выслушать традиционное приветствие. Среди этой труппы находился и Гай Валерий Сабин.
Трибун встретился с цезарским походом перед самыми Вольсиниями, на Фламинийской дороге, так как узнал по пути, что Август решил свернуть с виа Аврелия, чтобы присутствовать при освещении нового храма Минервы. Принцепс тепло принял его, расспросил о Тиберии и, видимо, остался доволен отчетом.
— Отлично, — сказал он напоследок. — Ты мне все больше нравишься, трибун. Оставайся в моей свите. Недолго уже осталось ждать. Скоро достойные будут вознаграждены по заслугам, а кое-кто, — тут его голос стал твердым, но одновременно в нем зазвучала скрытая глубокая печаль, — кое-кто пожалеет о том, что злоупотреблял моим доверием и любовью.
Окрыленный Сабин поблагодарил и спросил еще о Фабии Максиме. Нет ли каких известий?
— Нет, — ответил цезарь. — Он выехал раньше и, вероятно, двинулся более коротким путем, по виа Аврелия. Я поручил Фабию надежно укрыть завещание, а потом связаться со мной. Именно он должен будет доставить этот документ в сенат, где я намерен огласить его сразу же по возвращении из Неаполя.
Сабин не стал тревожить Августа упоминанием о странной активности человека со шрамом в Остийском порту.
«Будем надеяться, что Корникс поспеет вовремя и предупредит сенатора о возможной опасности», — подумал он и отправился искать себе место среди свиты цезаря.
Теперь колонна делала лишь очень короткие остановки и быстро продвигалась к Риму.
Сейчас Сабин стоял за поставленными на землю носилками Августа, чуть позади консуляров и сенаторов, и наблюдал, как Ливия, Тиберий и другие идут приветствовать цезаря. Впервые он видел императора так близко. Вот она, значит, какая. На первый взгляд — немощная старушка, но что за сила светится в ее глазах, как плотно сжаты узкие губы, как гордо поднята голова! Нет ничего удивительного, что добродушный и доверчивый Август попал под влияние этой особы, и сейчас ему будет очень трудно от него освободиться. А это обязательно надо сделать, иначе все рухнет, и не видать трибуну Валерию Сабину жезла префекта.
Легкий ветерок чуть приподнял скромное покрывало на голове Ливии, и Сабин увидел прядь седых волос.
«Женщина с волосами, белыми, как снег, — вспомнил он слова фламина в храме Фортуны, — и сердцем, холодным, как лед».
Неужели старик говорил об императрице? Может быть. Правда, они никогда не встречались, Ливия наверняка даже не подозревает о его существовании. И это совсем неплохо. Не хотел бы он попасть под горячую руку этой сухонькой старушке. Но теперь опасности нет. Когда Ливия узнает о роли трибуна Сабина во всей этой истории, она уже ничего не сможет сделать, чтобы отомстить. Да и не до того ей будет — свою голову придется спасать.
Внезапно Сабина поразила неожиданная мысль.
«Женщина, с волосами, белыми, как снег, — пробормотал он опять и нахмурился. — А что, если речь шла об Эмилии, игривой блондинке из палатинского дворца? Нет, это невероятно. Судя по всему, сердце у правнучки Августа отнюдь не холодное, и еще — если поможет Фортуна — уделит мне частичку своего тепла».
Между тем Ливия уже подошла к мужу и протянула ему навстречу руки, словно приглашая в свои объятия. Но цезарь лишь на миг коснулся ладонями ее плеч и сразу же отстранился. Он старался не смотреть на свою супругу.
Та сделала вид, что ничего не произошло, и немного отстранилась, давая возможность и другим поприветствовать Августа. С Тиберием тот поздоровался гораздо сердечнее, они обнялись, поцеловались, цезарь что-то негромко спросил, Тиберий ответил.