Новая жизнь оказалась непростой. Было унизительно оказаться на низшей ступени социальной лестницы. Говорить, кроме как с Пирсом, не с кем. И кроме того, большую часть времени Корбелл был голоден. Он набивал желудок один раз в день, но этого было недостаточно. Неудивительно, что он так похудел. Но все тяготы жизни забывались, стоило ему оказаться в учебном кресле. Там его беспомощность превращалась во всемогущество — он был таранщиком! Его нес огонь, горящий внутри звезд; он брал топливо прямо из межзвездного пространства, а электромагнитные поля, как крылья, распахивались на многие мили.

Через две недели после пробуждения Корбелл получил свой курс. Он сидел в кресле, в вену поступал раствор РНК, но иглы он не замечал. На учебном экране высветилась трехмерная схема маршрута (Джером давно перестал гадать, как достигается эффект трехмерности), и масштаб начал плавно уменьшаться. Две капельки и светящийся шарик, окруженный тусклой короной, — эту часть курса пилот уже знал. Линейный ускоритель запустит его с Луны, разгонит до таранной скорости и запустит к Солнцу. Солнечная гравитация увеличит его скорость, а электромагнитные поля смогут захватить и сжечь поток солнечных частиц. Затем он направится за пределы Солнечной системы, по-прежнему набирая скорость.

Масштаб на экране уменьшился, но расстояния между звездами все равно оставались пугающими. Звезда Ван Маанана была в двенадцати световых годах. Торможение начнется почти сразу, когда корабль пройдет половину пути, и будет нелегким. Скорость должна снизиться достаточно для того, чтобы доставить на планету биологический зонд, но при этом остаться таранной, и при этом массу звезды Ван Маанана надо использовать для изменения курса. Никакого пространства для ошибки! Затем — дорога до следующей цели, та еще дальше от Земли. Корбелл смотрел и впитывал информацию. Часть его сознания поражалась величине расстояний, а часть словно знала весь путь наперед. Десять звезд, все — желтые карлики, похожие на Солнце, среднее расстояние между ними пятнадцать световых лет; один раз придется преодолеть двадцать два световых года, и на этом переходе скорость будет почти равна скорости света. Удивительно, но таранный эффект на таких скоростях будет работать только лучше. Пилот сможет использовать увеличение водородного потока и подтянуть поля-ловушки ближе к кораблю, сконцентрировать их.

Итак, десять звездных систем. Растянутая кольцевая траектория движения, которая приведет его обратно к Земле. Часть пути пройдет на субсветовой скорости, в результате на Земле пройдет триста лет, а Корбелл проживет двести лет по корабельному времени; правда, часть пути придется провести в анабиозе.

Эта мысль прошла мимо при первом просмотре учебной программы, да и при втором тоже. Джером осознал ее, только идя в физкультурный зал.

Триста лет!

III

Наверное, на улице сейчас день. Только окон в спальне нет, а освещена она всегда скудно — света едва хватило бы для чтения, будь здесь книги. Для Корбелла это время сна, но заснуть он не мог и молча страдал, глядя в глубину спальни. Почти все ее обитатели спали, только одна пара с большим шумом занималась любовью на двойной койке. Несколько человек лежали на спине с открытыми глазами, двое женщин тихо переговаривались. Их языка Корбелл не понимал, а по-английски никто из обитателей спальни не говорил.

Джером Корбелл страшно скучал по дому.

Хуже всего ему пришлось в первые несколько дней. Запах он перестал замечать довольно быстро. Бывший «отморозок» мог различить характерные запахи множества людей, но все вместе они составляли общий шумовой фон. Хуже обстояло дело с любовными койками. Корбелл во все глаза смотрел на тех, кто их занимал, и слушал, когда ему удавалось заставить себя не смотреть. Однако сам он отклонил два красноречивых предложения миниатюрной брюнетки со всклокоченными волосами и миловидным личиком. Заставить себя при всех заняться любовью он не мог.

В отличие от любовных коек, избежать посещения туалета невозможно. Первый раз Джером смог сходить туда, только глядя строго на носки своих ботинок. Когда он натянул комбинезон и поднял глаза, выяснилось, что несколько обитателей спальни наблюдают за ним с веселым интересом. Их могла насмешить его стеснительность или то, как он опустил комбинезон до самых щиколоток. А возможно, дело было том, что он нарушил очередность пользования туалетом.

Корбелл очень хотел домой. Сама мысль об этом была парадоксом, ведь его дома давно не было. Он и сам мог исчезнуть вместе с домом, если бы не стал «отморозком». Однако разумные доводы тут не помогали — он хотел домой, к Мирабель, куда угодно: в Рим, Сан-Франциско, Канзас-Сити, Бразилию… Когда-то Джером жил в этих местах и везде чувствовал себя как дома, но это место домом ему никогда не станет.

А теперь у него отнимут и это. Даже этот мир четырех комнат и двух крыш, тесноты и рабства, мир, который он и не рассмотрел как следует, исчезнет ко времени его возвращения. Корбелл повернулся на живот и закрыл лицо руками. Возможно, он не понял чего-то важного. В любом случае, ему даже не устраивали экзамен.

Он сам не заметил, как заснул.

Корбелл внезапно проснулся, хватаясь за ускользающую мысль. Почему он никогда не спрашивал о биологических зондах? А действительно, что это такое? И почему он не задавался этим вопросом раньше? Он знал, что это такое и где находится: десять тяжелых толстых цилиндров, закрепленных на корпусе космического корабля; суммарный вес примерно равен весу системы жизнеобеспечения пилота. Он знал распределение их массы, действие системы зажимов, удерживающих зонды на корпусе, и последовательность действий по обслуживанию и ремонту этих приспособлений в различных условиях. Корбелл даже почти знал, что будет с зондами после сброса: информация вертелась на кончике языка. Значит, он уже получил инъекцию РНК, но еще не видел инструкций.

Однако он не знал, для чего эти зонды нужны.

И с кораблем та же ситуация, сообразил Корбелл через некоторое время. Он знает все о таранном корабле с биологическими зондами на борту, но ничего не может сказать о других типах космических кораблей, межпланетных путешествиях и орбитальных челноках. Он прекрасно знал, что его запустят с Луны с помощью линейного ускорителя, знал устройство ускорителя, даже видел его — триста пятьдесят километров колец, стоящих вертикально на ровной лунной поверхности. Джером мог справиться с любой неполадкой, возникшей во время запуска, — и этим исчерпывались его знания о Луне, ее освоении и использовании, если не считать того, что он видел по телевизору двести лет назад. А что вообще происходит в мире? За две недели с момента прибытия (пробуждения? создания?) он видел четыре комнаты, две крыши и городской пейзаж, состоящий из прямых линий, а также говорил с человеком, который вовсе не хотел делиться с ним информацией. Так что произошло за двести лет? Те люди, что спят вокруг него, кто они? Зачем они здесь? Корбелл не знал даже, «отморозки» они или современные люди. Впрочем, пожалуй, современные: никого из них условия жизни не смущали.

За свою жизнь Корбелл строил здания в самых разных уголках мира и всегда перед поездкой старался ознакомиться с языком и обычаями страны назначения. А здесь ему пришлось начинать с абсолютного нуля. Естественно, он растерялся. Как плохо, что не с кем поговорить! Он учился запоем; ему пришлось воспринять столько информации, что он даже не понял, как сильно она ограничена. Государство учило его только тому, что ему необходимо знать для выполнения работы таранщика. Конечно, это можно понять. Он улетает на триста лет, так зачем Государству давать ему знания о современной политике, технологии и традициях? Когда он вернется, придется разбираться во всем заново. Если он вообще вернется… Кстати, почему он стал называть правительство Государством? Почему убежден в его всемогуществе, если ничего о нем не знает?

Все дело в инъекциях РНК! Они не только давали информацию, но формировали подсознательные убеждения, существования которых обычно просто не замечаешь. У Корбелла мурашки побежали по спине. Его опять меняют! А он еще удивлялся, как это Государство доверяет космический корабль ему одному. Чего им бояться — ведь в него вместе со знаниями день за днем капает патриотизм! Он потерял своих друзей, знакомых, свой мир — и этот мир тоже потеряет. Если верить Пирсу, он терял себя уже четырежды — столько раз преступнику стирали личность. Скелет Корбелла давно переработали для получения удобрений, но это еще не самое худшее. Его убеждения заменялись раствором РНК, с помощью которого Государство превращало его в таранщика.