Санитары, нерешительно переглянувшись, посмотрели на Губера. И только после его утвердительного кивка удалились, предусмотрительно не став закрывать за собой дверь.
– Чего тебе надо? – произнес Губер, смотря на Карла краем глаза из-под окровавленного платка.
– Ты сейчас пойдешь к Кюстеру, – резким выпадом ноги Карл закрыл дверь. – Скажешь, что у тебя все нормально, и пойдешь на боевой.
– Не понял?
– Чего ты не понял? Я все знаю. Она все мне про тебя рассказала. К тому же я находился за дверью, когда тебе передавали эту «отраву».
После слов Карла, Губер слегка переменился в лице.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь?
– Не понимаешь? – Карл, осознавая всю тупиковость разговора, решил действовать по-другому.
– Ну ладно, – расстегнув кобуру, он вытащил пистолет, положив его на стопку папок, выложенных на столе. – Я тебе соврал, она мне ничего не говорила, а ваш разговор я подслушал… Честно говоря, не думал, что это ты… Я Отто подозревал.
При упоминании имени Отто, Губер едва заметно улыбнулся.
– Но я точно знаю, что ты знаешь, кто я такой. Поэтому, если наш разговор и дальше пойдет в том же русле, я не посмотрю, что мы с тобой на одной стороне и… В общем, выйдет отсюда только один. И поверь мне, это будешь не ты.
Губер, не торопясь, повернул голову. Все его тело содрогалось мелкой дрожью – он смеялся. А хитро прищуренные глаза пренебрежительно прожигали Карла насквозь.
– Так в чем ты подозревал Отто?
Не в силах противостоять прямому взгляду, Карл, резко отвернув в сторону, выхватил лежавший на столе пистолет, направив прямо в лицо Губеру. – «Неужели я ошибся, и он здесь не причем. Тогда почему пошла кровь носом? Ведь таких совпадений не бывает. А если бывает, то это конец…», – мир вокруг поблек, перед глазами все плыло. В отчаянии, слыша только его презрительный негромкий смех, Карл нажал на спусковой крючок. Но тот каменной глыбой продолжал стоять неподвижно. Быстро поняв, в чем дело, он потянулся к предохранителю, но тут воплем раздался голос Губера, сорвав с глаз пелену забвения.
– Постой. Я, все… я сдаюсь.
– Что? – не веря услышанному, переспросил Карл.
– Я сделаю все, что ты хочешь. Только объясни, зачем тебе это нужно?
– Как зачем? – считая, что очевидность ответа должна быть понятна каждому. – Вместо тебя поставили Хельмута.
– Ну и что? Он же фриц. Какое тебе до него дело?
Опустив пистолет, Карл, облокотившись на стену, медленно сполз вниз.
– Так-то оно так, но он шкуру мою спас. И я не могу позволить, чтобы он вот так по глупости…
Очередная волна чего-то тяжелого накатила сверху, давя только одной-единственной мыслью – о собственном бессилии.
– Слушай, а как ты вообще попал к Мелен? – непонятно к чему вдруг спросил Карл.
– То есть, попал к Мелен?
– Ну, ты же немец, как же ты можешь?
– А, ты об этом. Я немец только наполовину, по линии отца, а так считаю себя поляком. В 39-м я служил офицером в ВВС. Только подпоручика получил, а тут война. На второй день мой П-25[40] сбили под Гданьском. И я тут же попал в плен. Потом был фильтрационный лагерь, вот тут-то они и раскопали, что я наполовину немец[41], предложив перейти на службу в Люфтваффе. Я согласился, что от меня толку за колючей проволокой??? Меня направили во вновь сформированный полк ПВО VIII/JG18 под Краковом, где на вооружении были наши старенькие истребители, доставшиеся немцам в качестве трофея. Там я быстро освоился, а потом через брата вышел на Сопротивление. После были курсы переподготовки и направление сюда, где «контора» вывела меня на «группу Мелен».
– Контора?
– Да, контора. – Губер махнул куда-то неопределенно в сторону Запада. – Слушай, ты извини, что все так вот вышло. Знаешь, если даже сейчас я сам пойду к Кюстеру, он все равно не допустит меня к полету.
Карл, казалось, уже совсем не слушал его, весь погруженный в себя. По всему его виду можно было понять, что мыслями он находится где-то очень далеко, а все его внимание было приковано к одной-единственной точке на плакате, висящем над дверью в каптерку.
– Где? – неожиданно вскочив на ноги, почти прокричал он.
– Что?
– «Ведьмино зелье»? Где этот чертов тюбик, который она тебе дала.
Губер стал как-то отрешенно бить по карманам. Потом, подняв глаза на термос, стоящий на столе рядом с полупустым стаканом какого-то буро-коричневого напитка, указал пальцем.
– Там. Один к литру.
– Давай его сюда. Сейчас мы все исправим.
– На, – протянул он термос, – но я совершенно не представляю, как ты собираешься им воспользоваться, времени почти не.
Дверь широко отворилась, и в каптерку ввалился бедолага Гримм в полной летной выкладке и пристегнутым сзади парашютом. От ходьбы в таком наряде на его лице выступил пот, и неудивительно, ведь при каждом новом движении парашют в резонанс шага со всей дури лупил его по ногам, придавая дополнительно «поступательную» энергию. Чтобы хоть как-то держаться на ногах, ему постоянно приходилось придерживать его руками сзади.
– Господин лейтенант. Оберлейтенант Хольцер послал меня за вашей полетной картой.
Не говоря ни слова, Губер вытащил ее из планшета на левой ноге комбинезона и протянул Гримму.
– На.
– О-о. Спасибо. А что это у вас, кофеек? Можно мне? – не дожидаясь ответа, Гримм опрокинул содержимое стакана себе в рот. – У-у-у, какой горький. Сразу видно, настоящий.
Все произошедшее случилось так быстро, что они даже не успели отреагировать. Поставив стакан на место, Гримм своей дурацкой гусиной походкой направился снова к дверям, быстро исчезая из поля зрения.
– Ну, и раззява же ты, – выпалил Карл, засовывая пистолет обратно в кобуру. Его план только что рухнул, так и не успев толком начаться. – Вылей эту гадость куда-нибудь, пока еще кто-то «кофейку» не захотел.
Последовав за Гриммом, он хотел было его догнать, но прямо в дверях столкнулся лицом к лицу с Кюстером.
– Вы еще здесь, Маер? Зайдите ко мне после обеда. Нам надо кое о чем серьезно потолковать. Вы меня слышите?
Переведя взгляд с удаляющегося вприпрыжку Гримма на начинающего терять терпение командира полка, Карл автоматически отрапортовал заученной фразой.
– Так точно, господин оберст.
За спиной Кюстера стояли начальник медслужбы капитан Липперт и капитан Фреш из «особого отдела», который встретил Карла очередным «приветливым» взглядом, присущим каждому немецкому «чекисту», служащему в «SD».
– Да, и кстати…
– Господин оберст, господин оберст, – неистово завопили два санитара, внося в широкие ворота ангара еще одного «любителя кофе».
Сознание в его теле отсутствовало напрочь, а волочащийся по земле парашют превратился из средства спасения человека в «кару Господню» для тех, кто его на себе волок вместе с хозяином.
– Что с ним?
– Да вот, еще один сознание потерял. Бежал и прямо на ходу упал.
В руке у Гримма по-прежнему была зажата летная карта Губера. Голова при помощи санитаров была запрокинута вверх, а из ушей и носа сочились тоненькие струйки крови.
– Здесь, что, эпидемия началась, что ли? – эхом разнесся недовольный голос Кюстера. – Ну, кого я вместо него поставлю. Остальные же вовсе ничего не умеют.
Ответ на вопрос Кюстера пришел сам по себе. Вернее, он в него уперся глазами.
– Карл, как ты себя чувствуешь? – осторожно спросил он.
– Да вроде ничего, – не понимая до конца, куда тот клонит, нерешительно ответил Карл.
– Ты сможешь лететь?
– Я категорически против, господин оберст. У него нет допуска медкомиссии, – тут же вмешался капитан Липперт, который вместе с санитарами пытался привести в чувство оберфельдфебеля Гримма.
– Мне наплевать на допуск. Маер, сколько у вас часов-вылетов после аварии?
– Двенадцать. Семь на «Аисте» и пять на «Фридрихе».
– Все, вы идете вместо Гримма. Вы сможете?
40
PZL. P-25 – истребитель (Польша). Цельнометаллический моноплан с довольно слабым для начала второй мировой войны вооружением и скоростными характеристиками. Был легкой добычей для немецких летчиков в войне Германии с Польшей (с 1 сентября по 6 октября 1939 г).
41
Немцы на оккупированных территориях насильственно вынуждали тех, у кого отец был по национальности немцем, служить в рядах Вермахта. Значительно реже, но все же встречались исключения, когда причиной призыва было немецкое «родство» по материнской линии.