Изменить стиль страницы

– Ну, а после лечения – отпуск, который вам положен после ранения. Так что не печальтесь, – продолжал подбадривать его доктор Кох. – В «Бриз» вы отправитесь где-то недели через полторы, а до этого вам надо до конца пройти курс лечения. К сожалению, у нас находиться вы больше не сможете. Вы и сами, наверное, успели заметить, сколько новых прибыло. Все крупные госпитали стараются освободить как можно больше коек, переводя легких в маленькие, такие, как наш. Завтра ожидается еще большая партия, поэтому оставшееся время вам придется долечиваться в лазарете вашего полка.

– Но он может остаться у нас до завтрашнего утра? – вступился за Карла доктор Хубер. – Ведь уже вечер, скоро стемнеет, а до аэродрома километров десять.

– Я не имел в виду прямо сейчас, – доктор Кох многозначительно посмотрел на своего коллегу, – конечно, до утра пусть остается. Его палату никто не занимал. А завтра утром мы позвоним в полк, и за ним пришлют сопровождающего на машине.

– Вот ваши документы, – доктор Кох выложил на стол корочки удостоверений, – что касается, продовольственного и вещевого аттестата, то его вам выдаст завтра утром фрау Майлендер. Свою медкнижку вы сможете тоже получить у нее. – Доктор еще раз осмотрелся, проверяя, ничего ли не забыл. – Ну, на этом, в общем– то, и все. Идите отдыхать, завтра мы с вами еще увидимся.

Выйдя из кабинета, Карл медленно побрел в свою палату. Доктор Кох не преувеличивал, госпиталь действительно напоминал встревоженный муравейник. Все коридоры были заполнены вновь прибывшими. По большей части это были еще совсем юнцы, только недавно сменившие школьную скамью на казарму. Они стояли небольшими группами по три-четыре человека и беззаботно о чем-то болтали, обсуждая новое место пребывания и еще черт знает какие проблемы. Всеобщую идиллию и беззаботность нарушал лишь медперсонал, периодически шмыгавший между ними.

Дойдя до своей палаты, Карл зашел и, не включая свет, рухнул на кровать прямо в одежде. В коридоре продолжалась какая– то мышиная возня, но она его совершенно не тревожила. В голове хороводом кружили сегодняшние события, и он до сих пор не мог понять, что же его больше угнетало. Происшествие на дороге или то, что в скором времени ему придется адаптироваться к новой обстановке. – «А Хильда? Я так ее и не увидел. У нее ведь сегодня день рождения».

Неожиданно тишину прервал звонкий грохот, донесшийся из коридора. Карл, моментально отреагировав, вскочил с кровати. За время «лечения» здесь он научился сначала реагировать, а потом думать. По-другому выжить было довольно трудно. Растревоживший весь госпиталь шум, судя по характерному звуку, издал перевернутый железный стол, на который возле процедурной складывали медицинские инструменты для последующей стерилизации.

– Чья это работа? – эхом по галерее коридора разнесся гневный голос фрау Майлендер, – вам что, энергию некуда девать?

– Ну, чего молчите, – не унималась она, – среди вас, что, одни трусы, и никто не в состоянии признаться?

– Это я, – после долгой паузы послышался чей-то почти детский голос, – извините, я не нарочно.

– Неужели??? Жаль, только доктор Кох в это вряд ли поверит. Следуйте за мной. А вы, – обратилась она именно к тем, кто и толкнул бедолагу на стол, – живо по палатам.

– «Еще один кандидат на экстренную выписку. Хоть не так обидно будет завтра одному выметаться». – Все это вранье по поводу того, что человеку не доставляют никакого облегчения неприятности других. Доставляют, и еще как. Особенно когда человек тебе совершенно незнаком, а ты среди общего благополучия испытываешь какие-либо лишения. В этот момент ты как будто бы делишься с ним своей ношей, которая от этого, правда, нисколько не становится легче. Но, тем не менее, чувство самообмана делает все возможное, чтобы уменьшить моральный дискомфорт.

Собираясь обратно лечь в кровать, он случайно обратил внимание на то, как прямо к нему в окно заглядывает луна. Она была необычайных размеров, и если присмотреться, можно было увидеть точки кратеров на ее пепельно-шершавой поверхности. Завороженный этим зрелищем, Карл подвинулся ближе к окну и, свесив ноги, принялся наблюдать за великолепным зрелищем.

Яркая полоска света ночного освещения на секунду отвлекла внимание от созерцания небесного светила. В комнату кто-то вошел, моментально прикрыв за собой дверь. Все это произошло так быстро, что он даже не успел разглядеть своего полуночного гостя, который, затаившись в темном углу, не решался подойти ближе.

Карла почему-то совершенно не тревожила эта загадочность, подсознательно даже разжигая какой-то странный интерес к тому, что же будет дальше. Не в силах что-либо рассмотреть, он повернулся спиной к нежданному гостю, делая вид, что продолжает любоваться ночным небом.

Сзади послышались тихие шаги. Они были очень осторожными, почти беззвучными, словно у кошки, охотящейся за голубем, неторопливо и грациозно передвигающей лапками. Шаги остановились, и теплые, нежные руки легли ему на плечи, медленно опускаясь на грудь. – «Это, наверное, и есть второй сюрприз, о котором упоминал доктор. Никогда бы не подумал, что его слова сбудутся буквально».

Мягко прижавшись всем телом, ночная гостья повалила его на кровать, вскоре положив на обе лопатки. Он же в свою очередь совершенно не сопротивлялся этому «насилию». Сладкое предчувствие эйфории пьянило голову, расслабляя тело и погружая в мягкое чувство приближающегося блаженства.

– Как же я по тебе скучала.

– Я тоже.

Указательный пальчик лег ему на губы.

– Больше никаких слов.

Ее распущенные волосы накрыли их шатром, скрывая поцелуй от любопытной луны. Все это было так пьяняще, что на мгновение ему даже не поверилось в реальность происходящего. Но блеск огромных карих глаз быстро вернул к приятной действительности.

* * *

8 мая 2004 года.

Санкт-Петербург,квартира Андрея Коваленко

Негромкий стук нисколько не привлек внимания хозяина комнаты. Тогда, не дождавшись ответа, Тимофеевич, слегка приоткрыв дверь, как обычно просунул голову в дверной проем. Быстро пробежав глазами по комнате, он отыскал «жертву», которая, не обращая ни малейшего внимания на беспардонное вторжение, сидела на полу перед телевизором и внимательно смотрела черно– белую хронику Второй мировой войны.

– Опять ты с утра до ночи свою «Дискаверю» смотришь, – с присущим всем старикам упреком проворчал он. – И не жалко тебе здоровье-то свое гробить. Скоро будешь таким, как я…

Старик было потянулся к очкам, висящим на шее, но, видя, что «жертва» на него никак не реагирует, на секунду задумавшись, предпринял «обходной маневр».

– Андрейка, Андрейка-воробейка, – с наслаждением произнес он, предвкушая в скором времени бурный всплеск эмоций от хозяина имени, который на слух не переносил, когда к нему так обращались.

Но к еще большему удивлению старика, «жертва» продолжала его игнорировать, неотрывно пялясь в телевизор и совершенно не обращая внимания на «запрещенный прием», используемый хитрецом.

Тимофеевич уже перестал улыбаться и, стоя в дверном проеме, озадаченно потирал затылок, пытаясь понять, куда подевалась бесшабашность его соседа.

– Слушай, Андрюха, ты часом не заболел? А то вон уже какую неделю ходишь как чумной. Сам на себя не похож.

В этот момент природная стихия, сжалившись над стариком, пришла на помощь. Сильный порыв ветра распахнул на кухне форточку, с грохотом обрушив оконную раму о стену. Запах жареной картошки с чесночком и еще чем-то, коварно распространяясь по квартире, ворвался в комнату Андрея, а так как он и сам позабыл, когда в последний раз ел, то реакция была незамедлительной.

– Так вот в чем дело, – произнес старик. Еще раз хитро улыбнувшись, он взял его под руку и повел на кухню. – Завтра такой день, надо бы по сто грамм спрыснуть.