— Тогда я подвезу её куда-нибудь поближе к твоему дому. Страшно тяжёлая, холера! Сможешь сейчас ненадолго выйти?

— Да.

— Минут через пятнадцать, хорошо? Я подъеду со стороны улицы Статковского.

— Никак невозможно, пан директор.

— Что невозможно? Через пятнадцать минут или со стороны Статковского?

— Нет.

— Через пятнадцать минут…

— Да.

— Значит, со стороны Статковского не можешь?

— Увы, не могу, пан директор.

— А где можешь?

Поскольку в распоряжении Хлюпа имелись лишь краткие «да» или «нет» и ничего не говорящие «пан директор», определить место встречи оказалось затруднительно. Он сделал осторожную попытку внести некоторое разнообразие в свою лексику.

— И это будет конец, пан Яцек! — с отчаянной решимостью произнёс Хлюп.

Карпинский напрягся. Где может быть конец? Конец чего? Со стороны улицы Статковского было бы всего ближе, но по каким-то соображениям Севу это не устраивает. Он хочет подальше. А что там подальше? И почему «конец»?

— А! — догадался он. — Старая трамвайная петля?

— Вот именно, пан директор! — обрадованно воскликнул Хлюп.

— Идёт, буду через четверть часа. Не торопись, я подожду.

— Не за что, пан Яцек. Примите мои лучшие пожелания, пан директор.

Подозрительная супруга не преминула заметить:

— И всегда ты с этим Настаем как-то странно разговариваешь. Чего ему от тебя надо? Опять какие-то электрические причиндалы?

Следует отметить, что пани Богуся, будучи отличной хозяйкой, не умела даже вбить гвоздя, прочистить засорившуюся раковину, а уж перед всеми электроприборами испытывала просто панический страх.

— Нет, речь шла о математических расчётах, в которых он не уверен, вот и советовался. И благодарил. Нет худа без добра, напомнил мне, что я забыл выслать наши предложения на торги, а сегодня последний срок, ведь он определяется по дате на почтовом штемпеле. Придётся выскочить, почта работает до восьми.

— Высылаешь предложения, высылаешь, а все без толку. Наверняка там надо кого-то подмазать, где тебе сообразить! Ладно, заодно купи деревенского творогу. Две упаковки.

На ворчание жены Хлюп внимания не обратил, а поручение его только обрадовало. Во-первых, можно будет сослаться на то, что пришлось творог поискать, а во-вторых, жена готовила из него на редкость вкусные вещи, каждый раз по-новому. И хорошо, что переключилась на творог, — спроси она о предложении и торгах. Хлюп вряд ли сумел бы членораздельно сказать, о чем идёт речь.

Каждый подъехал на своей машине к старой трамвайной петле, Хлюп уже с творогом.

— Из нашего окна как раз видно кусок Статковского, — пояснил другу Хлюп. — Правда, из окошка на чердаке, но кто её знает. Что у тебя за вещь такая?

Обречённо вздохнув, Карпинский во всем чистосердечно признался. Хлюп проникся и встревожился. Друзья вместе перенесли тяжеленный портфель в машину Хлюпа, и оба в ней закрылись, дабы обсудить проблему легальности имущества, способы избавиться от проклятого жулика и место сокрытия несметных богатств.

Хлюп проживал в собственной вилле, хотя назвать так его жилище можно было лишь с большой натяжкой. Построенный ещё прадедом Хлюпа, просторный деревянный дом к этому времени совсем обветшал, денег же на капитальный ремонт не находилось, зато в доме имелось множество укромных помещений, всевозможных чуланчиков, каморок и вообще тайников, так что хозяину не составит труда спрятать не слишком громоздкий предмет.

— Можно на чердаке, можно в старом сундуке, — рассуждал Хлюп. — А лучше всего в моем шкафу, где рыболовные снасти.

К рыболовному помешательству супруга Богуся испытывала столь непреодолимое отвращение, что никогда не заглядывала в шкаф с удочками, спиннингами и прочими причиндалами. Ну и само собой предполагалось, что ни жене, ни детям, и вообще никому на свете Хлюп и словечка не проронит о доверенных ему сокровищах.

Наконец друзья расстались, не подозревая, что злой рок уже носится над их головами, с дьявольским свистом рассекая воздух…

Вернувшись домой. Хлюп въехал на машине в сарай, служивший гаражом, но лишённый ворот. С домом этот примитивный гараж соединяла внутренняя дверца. Войдя через неё в дом. Хлюп отнёс жене заказанный творог и был обруган за медлительность — где столько времени ошивался, такого только за смертью посылать, теперь вот придётся в темпе ужин готовить. С привычным терпением проглотив взбучку, глава семейства воспользовался занятостью благоверной и опять проник в гараж. Извлёк из машины порученное ему другом сокровище и, нервно оглядываясь, поволок его в дом. И тут наткнулся на сына Стася, с грохотом сбегавшего по деревянной лестнице. Судорожно дёрнувшись. Хлюп попытался укрыть портфель, сунув его под лестницу, и зацепил при этом за балясину, отчего ручка ветхого портфеля оторвалась, и тот тяжело шлёпнулся на пол. Но Стась ничего не заметил, поскольку в данный момент его заботило сокрытие собственной ноши — предметов, служащих для изготовления экспериментальной бомбы. Стась исчез где-то в закоулках нежилых помещений первого этажа, а его отчим, всецело поглощённый одной задачей, даже не обратил внимания на тянущийся за парнем шлейф адского запаха серы.

Путь наверх освободился, и хозяин, схватив в объятия бесценный груз, устремился в своё убежище — кабинет. Однако коли уж не везёт, так во всем. На площадке второго этажа его остановил вопрос приёмной дочери Агаты, как назло выглянувшей из своей комнаты.

— Что это у тебя, папочка? — ткнула она пальцем на что-то непонятное в руках Хлюпа.

За годы жизни со второй женой изрядно натренировавшись в молниеносных ответах на самые каверзные вопросы, папочка не моргнув глазом спокойно ответил:

— Инструменты. Очень тяжёлые, черт бы их побрал. Даже ручка оторвалась. Видишь?

Ни инструменты, ни ручка девочку не интересовали, однако, опять же натренированная мамашей всегда и во всем следить за отчимом, она все-таки обернулась, прежде чем спуститься вниз. Хлюп это предвидел и, ввалившись к себе в кабинет, дверь не закрыл, портфель небрежно швырнул на стол, а сам поспешил в ванную и там заперся.

Затвори он дверь кабинета, Агата непременно бы пробралась туда и обследовала содержимое принесённого отцом портфеля, теперь же, поскольку отец не пытался его скрыть, спокойно спустилась в кухню, откуда уже вторично донёсся ворчливый призыв матери на ужин.

У хозяина дома появилась редкая возможность действовать свободно, но времени было в обрез. Поэтому из всех возможных тайников он выбрал тот, что оказался под рукой, — огромный старинный шкаф в кабинете, забитый до предела его, Хлюпа, удочками, сетками, сачками, блеснами, спиннингами, старыми куртками, резиновыми сапогами, множеством коробочек и банок с крючками, мушками и прочими приманками для рыбы. Портфель с оторванной ручкой надёжно погряз в недрах этих многолетних залежей.

Карпинский тоже вернулся домой, где Кристина с Эльжбетой попеременно стерегли Клепу. Тяжесть свалилась с души Карпинского, хотя до конца преодолеть сомнения так и не удалось. Правильно ли он поступил? Другу Карпинский верил, как самому себе, однако слишком хорошо знал его жену. У бабы собачье чутьё, а мужа она держит под каблуком. И хитрости не занимать. Правда, все эти негативные качества жуткой бабы проявляются под воздействием её патологической ревности, но как знать…

Почувствовав, что больше не в силах совладать с душевной раздерганностью, Карпинский решил часть её переложить на плечи близкого человека, раз уж судьба послала ему на сей раз женщину не только любимую и красивую, но к тому же умную и рассудительную.

Правда, умная женщина не сразу правильно поняла посылаемые сигналы — судорожные кивки, конспиративное подмигивание и конвульсивные жесты. Призвав Эльжбету, Кристина передала ей Клепу с рук на руки за кухонным столом, а сама поспешила в спальню. Муж устремился следом и плотно прикрыл дверь.

— Мне нужно тебе кое в чем признаться, — взял он быка за рога, так как рассусоливать было некогда. — Видишь ли, я тут занялся с одним типом бизнесом…