— Где Леттер? — требовательно вопросила ведьма, и эльф с удивлением обнаружил, что предмет его размышлений стоит прямо перед ним, причем, судя по недовольному выражению лица, давно.

— Где Леттер? — повторила Сангрита, неимоверными усилиями сохраняя твердость голоса. Стоять прямо под этим тяжелым взглядом было трудно, и чем дальше, тем явственнее она ощущала в себе желание разрыдаться. Скорее бы уже уехать! В конце концов, ничто ее здесь больше не держит. Луизу она нашла, осталось только рассказать о своих приключениях Филиппу; что же касается Шута, то ему она вообще ничего не должна. Благо, она наконец-то может вернуться домой, не опасаясь преследований полиции. Почтенный мэтр Эвальд Фламмен поставил на уши всю Столицу, но в очередной раз вытащил внучку из неприятностей, которые она находила с поистине колдовским талантом. Правда, дома ее теперь ждет персональный конец света, но в отблесках последних событий это уже не казалось проблемой.

— Я не знаю, — прошелестел Шут, глядя на нее все теми же холодными глазами. Только взгляд на этот раз был внимательным. Очень внимательным. Можно даже сказать, чересчур внимательным.

«Только не выкинь на этот раз ничего экстраординарного, пожалуйста!» — мысленно взмолилась Сангрита, чувствуя, что с Шутом определенно творится что-то не то. А все необычное, что касается него, как правило, к хорошему не приводит. Нашелся бы только Леттер! Куда он запропастился в такое неподходящее время?! Не может же она уехать, не поговорив с ним! Особенно если учесть, что она так надеется сделать копию партитуры «Грязной революции», дабы отдать-таки оперу в талантливые руки мэтра Фарине.

— То есть как, не знаешь?

— Не знаю, он мне не сообщил, куда ушел, — отмахнулся эльф и, словно бы решившись на что-то, медленно начал: — Сангрита… послушай, я… звучит глупо, конечно, но я бы очень не хотел…

— А где наш вампир? — перебила собеседника Сангрита, приникнув вдруг к оконному стеклу и напряженно всматриваясь в разворачивающиеся за окном события. В общем-то, ничего необычного для Лохбурга там не происходило. Всего лишь обыкновенные полицейские, судя по всему, приехавшие на задержание преступника. Вот только очень уж их было много, и шастали они в подозрительной близи от особняка Леттера. В конце концов, от общей массы отделились четверо стражей правопорядка и направились прямиком к входным дверям.

— Ты это видел?

— Да к черту Людвига и полицию! — воскликнул Шут, уязвленный тем, что его не слушают и тут же выпалил: — Сангрита, я тебя люблю. Кажется…

— А я тебя ненавижу. И это совершенно точно, — с чувством ответила ведьма, когда мелодичный звон прокатился по особняку. Ответ получился правдивым: эта мысль пульсировала в голове с такой яростью, что, казалось, вот-вот начнет причинять физическую боль. Ведь это он во всем виноват! Разве нет? По-другому и быть не может! Все ее неприятности неизменно связаны именно с ним! А она только собралась уехать…

Даже когда их привезли в какое-то правительственное здание и полицейские вежливо, но настойчиво поволокли ее на свидание к какой-то важной шишке, она так и не смогла собраться с мыслями и хоть немного разобраться в происходящем.

Столько стараний, столько напряженный раздумий, столько сложных расчетов, этот адски сложный инструктаж полицейских, ведь пока этих идиотов носом не ткнешь в преступление, они даже не пошевелятся… и никаких результатов! Где Чертовка Луиза он до сих пор не имеет ни малейшего понятия, Людвиг Вэрбе вновь исчез в неизвестном направлении, а ему, как самому ненужному в Лохбурге человеку, то есть прокурору, досталась только истеричная девица Фламмен и эльф с суицидальными наклонностями. Бесспорно, они тоже были чрезвычайно интересной парочкой, и в Столице на сегодняшний день являлись главным поводом для сплетен, но у него, все-таки, были дела и поважнее, чем беглые оборотни и влюбленные в них ведьмы. Или у них какая-то другая история? А впрочем, неважно. Делать им там, в Столице, нечего, вот и раздувают преступления века из банальных любовных разборок. Вот и пусть катятся со своими проблемами обратно под крылышко Его Величества и его службы безопасности. Он и так постоянно превышает свои полномочия, гоняясь за этим Вэрбе… Надо будет, кстати, не забыть попросить у кузена должность мэра, пока теперешнее правительство города не заинтересовалось тем, что он совсем забросил свои прямые обязанности и занимается какой-то самостоятельной детективщиной.

— Кто вы такой, позвольте спросить? — без всякого любопытства поинтересовался маэстро Демолир, не сводя с него такого же отстраненного, как и тон, взгляда. Мда… не самый легкий случай. Вообще-то лорд Джастис предпочитал допрашивать эмоционально стабильных людей. Ну а когда на предложение что-нибудь выпить собеседник спрашивает, не найдется ли у него раствора рицина или, хотя бы, цианистого калия… Какая уж тут может быть психическая стабильность? Был бы этот Демолир обыкновенным эльфом, без ветвистого семейного древа, прошлого при дворе и мировой славы, он бы особенно с ним не церемонился, а выбив всю нужную информацию, не медля отправил бы на прием к психиатру… Но, к сожалению, это невозможно. Да, официально этого субъекта уже признали погибшим, но это все настолько относительно… Сегодня он мертв, а завтра кто-то из власть имущих посчитает, что он этому миру еще нужен, и обвинение в оборотничестве прилюдно опровергнут. Жизнь научила лорда Джастиса быть осторожным в поступках, и этому принципу он никогда не изменял.

— Меня зовут Лоренцо Джастис. Возможно, вам знакомо мое имя.

— Джастис? — вскинул тонкую бровь эльф. Нет, вы только посмотрите на это чудо, сидит с таким видом, будто бы не его арестовали в чужом доме и будто бы не его пассия не так давно, сидя в том же самом кресле, истерично всхлипывала, твердя, что ненавидит «этого эльфа-извращенца». — Кажется, я имею честь знать вашего отца. Он художник-пейзажист, если не ошибаюсь? Как он, кстати, поживает?

— Вообще-то он умер двадцать пять лет назад. А я на данный момент являюсь главным прокурором Лохбурга, — сухо сообщил Джастис, отец которого действительно был художником. Не слишком талантливым и еще менее известным. Что же касается его сына, то для него он и вовсе был личностью непонятной и абсолютно невменяемой, как и все люди искусства.

— Прошу прощения, я плохо ориентируюсь в сфере преступности, — ни капли не смутившись, ответил Демолир.

С ума сойти, он далек от сферы преступности! В таком случае, каким же образом он, сама невинность, оказался замешан в истории с Грязным Движением? Это наивному Леттеру можно втирать, что понятия не имеешь, откуда Людвиг Вэрбе взялся в его доме, а вот немолодому уже прокурору, с огромным жизненным опытом, все это казалось полнейшей ахинеей. В ванной Агаты Фламмен непонятно откуда возникает незнакомый вампир, а ее сердечный друг об этом ничего и не знает? Весьма сомнительно. Допросить бы еще, как следует, эту завравшуюся девчонку… но и с этой идеей пришлось проститься. Сколько он над ней не бился, но ничего существеннее, чем бессвязные обвинения в адрес Демолира и надрывное «я ненавижу эльфов!» он не услышал. Что ж, успокаивать рыдающих истеричек он не умел никогда, а применять силовые методы и даже задерживать ее надолго не имел права. Не хватало еще, чтобы к нему в гости заявился разъяренный Эвальд Фламмен и начал предъявлять претензии по поводу обращения с его обожаемой внучкой. Так что единственное, что прокурор мог сделать — это лично проконтролировать, чтобы девчонка покинула город. Она хоть, хвала небесам, не имела ничего против. Впрочем, с ее дедушки теперь причитается. Он тоже не последний человек в Королевстве, так что многоуважаемому мэтру еще придется, в свою очередь, оказать ему услугу.

— Я все же надеюсь, что несмотря на свою плохую ориентацию в сфере преступности, вы сможете ответить на интересующие меня вопросы, — ровно, ничем не выражая своих мыслей, начал Джастис.

— Смотря, что это будут за вопросы, — не уступая собеседнику в мастерстве светской болтовни, ответил эльф. По его поведению, впрочем, было сложно сказать, боится он чего-то или нет. Казалось, мыслями он вообще не здесь, и животрепещущая, с точки зрения прокурора, тема его ни капельки не волнует. Вот только что его, в таком случае, может волновать? И как все-таки жаль, что он так и не добился адекватного поведения от Агаты Фламмен! Была бы она хоть чуточку вменяемой, он бы смог хоть немного оценить ее роль в этой истории. Но ее мысли занимал исключительно сидящий в данный момент перед ним субъект… Интересно, что же занимает его мысли?