А дядя и не протестовал против холодного ужина.

В последующие три дня все сложилось на редкость удачно. Кароль Вольский был занят с раннего утра до позднего вечера, возвращался только к ночи, так что даже не заметил специфической атмосферы, создавшейся в доме. Юстинка же первый экзамен сдала просто чудом, все её силы и помыслы были отданы диетическому контролю за тёткой, для учёбы оставались лишь ночи.

И с Конрадом виделась всего раз. Узнав от сестры, что подопечный прочно засел на конференции и проторчит там не менее двух часов, парень смог отвезти девушку из университета домой. По дороге та и поведала о своей печальной участи.

— Тебе-то зачем все это? — удивился Конрад.

— Не могу я оставаться в стороне, — мрачно пояснила Юстина. — Знаешь, сил уже нет глядеть на них. Ведь скоро поубивают друг друга! А так тётка займётся собой, отвлечётся от… от всяких глупых планов, дядя же перестанет твердить об автомобильных покрышках.

— Да пусть себе твердит. Обычное дело.

— Если речь идёт об автомобиле — обычное, а если о тёткиной фигуре…

— Дошло.

— Такие вот отпускает комплименты.

Очень точное сравнение, подумал Конрад, но благоразумно промолчал. Вместо этого спросил:

— И сколько же ты собираешься держать её на поводке?

— Минимум неделю, до банкета, а потом хорошо бы ещё с недельку. Больше мне не выдержать. Очень надеюсь, что за это время её желудок съёжится. К тому же платья дисциплинируют, и дальше она сама станет стараться.

— И отвяжется от нашего агентства?

— Не уверена. Тётка боится развода, а дядя… кто его знает… Возможно, и не отвяжется, чтобы быть в курсе его дел. На всякий случай.

— Но ты же не можешь присматривать за ними всю свою жизнь!

— Разумеется, не могу. На перемены только и надеюсь.

Марина третий день питалась супчиком. Сваренный по всем правилам, протёртый и более похожий на пюре, он сначала даже нравился ей, особенно в первый день, после того как накануне вообще ничего не ела. На второй день суп уже не казался таким вкусным, а на третий сделался просто омерзительным. И если бы Кароль не пропадал с утра до ночи на работе и не строгий присмотр двух домашних церберов, Марина и трех дней бы не выдержала. Но, как бы там ни было, три дня диеты Марина могла смело записать в актив. Себе. До неё не доходило, сколько сил потребовалось на это несчастной племяннице. Два ужина она смогла удержать в скромных рамках. Рыба фаршированная, рыба в желе, нежирная ветчина и тому подобные холодные закуски дядя безропотно выносил два вечера. На третий возроптал. Пришлось ему пожарить оладушки из сырого натёртого картофеля и подать со сметаной, Марина с трудом удержалась от того, чтобы не проглотить в один присест всю миску сырья.

В отличие от других страдалиц во имя фигуры, хотя бы той же Лиз Тейлор, Марине и в голову не пришло вырваться в город и поесть в какой-нибудь забегаловке. Она выносила адские муки, но режим выдерживала. Может, потому, что никогда в жизни не осмеливалась в одиночку посетить кафе. А возможно, её отпугивала пешая пробежка до ближайшего заведения, как-никак два километра.

На четвёртый день Юстина затащила тётку на весы, которые Марина возненавидела добрых десять лет назад и с той поры видеть не могла.

Марина решилась открыть глаза, глянула — и себе не поверила.

— Четыре с половиной, — сухо подтвердила племянница.

За три с половиной дня мучений сброшено четыре с половиной кило избыточного веса. Теперь в ней меньше девяноста! Это же просто чудо!

По застарелой привычке Марина не удержалась от претензии:

— Почему же ты меня раньше не взвесила?

— Чтобы тётечка не расхолодилась, — честно призналась племянница. — В первый день ещё ничего не произошло, вы бы сразу потеряли интерес к диете. А на четвёртый день — проше бардзо! Сами видите. Ещё килограмма три скинуть, и тётю удастся затолкать в шифон-велюр.

— Так, может, уже сегодня хоть кусочек…

— Тётя хочет влезть в платье или нет?

Влезть в любимое платье, которое довелось надеть всего лишь раз, Марина хотела страстно. Когда по прошествии положенного времени она решила снова в нем покрасоваться, платье уже не налезало. Пришлось покупать другое, с серебряной искоркой. Впрочем, в вечер памятного бриджа и это чуть не лопнуло по швам.

Марина слезла с весов и больше не канючила.

Юстина с Хеленой вылили остатки диетического супчика и безжалостно сварили свежий. Обе даже сами его поели и нашли весьма вкусным. Им хорошо, захотят — могут есть и ещё что угодно. Впрочем, кухарка из сострадания к хозяйке тоже весь день питалась одним супом. Марине же варево так осточертело, что она предпочла голодать, только бы не глотать его больше. К сожалению, Юстинка настаивала на микроэлементах и не разрешила заменить суп на сухой хлеб и воду.

К вечеру пятого дня Марина тайком пробралась в гардеробную. Она дошла до такого состояния, что ей срочно требовалась моральная поддержка, иначе просто помрёт. Достала вожделенное платье. А вдруг уже дохудела до него? Может, молния и застегнётся? Примерить, убедиться и наплевать на опостылевший супчик. Съесть наконец что-то вкусненькое…

Платье застряло на бёдрах, силой удалось его все же натянуть, но о том, чтобы застегнуть молнию, и мечтать нечего. А хуже всего — его невозможно было снять!

С огромным трудом Марина содрала все-таки платье, швырнула на пол, тяжело дыша, опустилась на пуфик и залилась горючими слезами. Столько мучений, и все напрасно!

И такая она была голодная, такая несчастная, что даже не нашла в себе сил подняться и поесть. Впрочем, пусть бы только попробовала, Хелена с Юстиной, две гарпии, выдрали бы еду прямо изо рта. А Кароль, этот… этот… ничего ему не делается, только жрёт, жрёт, жрёт!

И тут в гардеробную заглянул Кароль собственной персоной. Позабыл в кармане пиджака записную книжку. Увидел плачущую жену, попиравшую ногами драгоценное платье, и все понял. Он уже несколько дней ощущал происшедшую в доме перемену, не мог не обратить внимания на то, что жена не садилась с ним за стол ужинать, компанию ему теперь составляла одна Юстина. Один раз даже в присущей ему манере поинтересовался, уж не смертельная ли болезнь постигла его супругу, что-то её не видать за столом, на что девушка коротко информировала — тётя проводит курс лечения, которым мужчинам интересоваться не следует. Ответ Кароля вполне удовлетворил. Ему же лучше, спокойнее, и денег никто не просит.

И вот теперь, увидев рыдающую жену, он понял, о каком лечении говорила племянница.

Поглядев с минуту на всклокоченную супругу, Кароль все же нашёл нужным поинтересоваться:

— Не скажешь ли, в чем дело?

— Я такая… такая голодная! — прорыдала супруга из самых глубин своего отчаяния.

Кароль ещё помолчал.

— Что ж, признаюсь, не ожидал от тебя такого. Если выдержишь до конца недели, поверю, что у тебя есть характер, что можешь совладать со своей натурой. Не стану разводиться. А сейчас дай пройти.

Осторожно, стараясь не наступить на велюр, он пробрался к шкафу.

Юстинка, в поисках Марины обыскавшая весь дом — несносная тётка наверняка где-то забилась в угол и объедается пончиками, — заглянула в гардеробную и случайно услышала слова дяди. Дождавшись его ухода, она подошла к тётке.

Смысл сказанного до Марины дошёл не сразу. Подняв голову и увидев вместо мужа племянницу, она недоуменно заморгала.

— Тёте потребуется не только фигура, но и лицо, — сурово сказала та. — Вы что же себе позволяете? От рыданий человек худеет только тогда, когда они лишают его аппетита. А вот лицо портится во всех случаях.

— Не влезает, — пнула Марина платье на полу.

— Послезавтра влезет, если выдержите до послезавтра. Не дам больше чаю, только минеральную воду, вот и ещё три сантиметра долой, потому что на полтора литра меньше. А если не это, то другое чёрное, в крапинку, уже свободно наденется.

— Оно к сапфирам не подходит.