Лиса пробежала по сожженному коридору, одним "небрежным" движением мысли убив по дороге систему подачи бинарного нервно-паралитического газа, крутнулась на месте, одновременно постигая схему здания, обрушила мешавшую ей двигаться в правильном направлении стену и снова побежала. Двигалась она настолько стремительно, что будь у нее время посмотреть на себя со стороны и задуматься, удивлению Лисы не было бы предела. Люди так двигаться не могут. Но ей было не до вторичных рефлексий, она шла на прорыв.

Бег сквозь горящее, взрывающееся и рушащееся здание длился тридцать девять секунд. Внутренний таймер отметил это достижение, но сознание его проигнорировало, а эмоции и вовсе остались равнодушны и к этому чуду, и ко всем прочим жутким чудесам, которые Лиса творила походя, не обращая на них никакого внимания. Тридцать девять секунд. Великолепное время, если брать в расчет стоявшую перед ней задачу и выдающееся, учитывая размеры здания. Однако краткий этот период времени вместил огромное множество дел и событий, большинство из которых так же остались незамеченными Лисой и уж точно неосознанными. Думала она сейчас совсем о другом. О необходимости прорваться и вырваться из тесной мышеловки Мюнхена и, следовательно, получить возможность выполнить взятые на себя обязательства. О Георге так неожиданно появившемся в Городе. Об Иакове и Некто Никто и, разумеется, о встреченном вчера вечером Кайданове и его женщине-"тени", и еще о множестве других, не менее важных вещей. И все это она успела обдумать за жалкие тридцать девять секунд, убив попутно всех людей, на свою беду оказавшихся внутри штаб-квартиры БФВ сегодня ночью, и всю электронику, которой "больничка" была набита по самое "не могу". Впрочем, сжигая одним лишь "собственным хотением" электронные цепи, Лиса успела "перекачать" в свою ставшую вдруг бездонной память едва ли не всю базу данных, хранившихся в главном компьютере, не задумавшись даже о том, возможно ли это физически и чего ей это будет стоить. Но и цена, как ни странно, оказалась вполне приемлемой. Ее лишь качнуло на бегу, да волна головокружения чуть тронула голову. И это все.

Из окна второго этажа она вылетела вместе со взрывной волной, выносившей в окружающий здание парк обломки горящей мебели и осколки бетона. Приземлившись на ноги, Лиса метнулась под сень деревьев, стремительно пронеслась сквозь погрузившийся во тьму – электричество отключилось – парк, не задумываясь, перемахнула через трехметровый бетонный забор, усеянный поверху металлическими шипами, и оказалась на обочине пригородного шоссе.

"Сгорите вы все!" – она, не оборачиваясь, зажгла оставшийся за спиной парк и выскочила на дорогу.

Тормознув, не вовремя оказавшийся здесь и сейчас "BMW", Лиса вышвырнула из салона обалдевшего при виде голой тетки водителя и, заняв его место, рванула прочь, тем более что, как она тут же поняла, направление ее вполне устраивало. Карл Роршах – незадачливый хозяин дорогого авто – ехал в Мюнхен.

2

Ощущение было такое, как будто она заново родилась.

Новая, кардинально переработанная и улучшенная версия.

Впрочем, учитывая, откуда она вернулась – "Оттуда не возвращаются, не так ли?" – но, главное, как она оттуда вернулась, чего-нибудь в этом роде и следовало ожидать.

Воздух казался чистым и прозрачным, как оптическое стекло. И это при том, что в предрассветной мгле и острые-то глаза не много различат, а если ко всему прочему небо обложено тучами, из которых вот уже несколько минут льет, как из ведра, то видимость – даже в свете мощных фар новенького BMW – сокращается до жалких нескольких метров. Нормальные водители в таких условиях снижают скорость до минимума или вовсе останавливаются, пережидая на обочине, острую фазу потопа. Однако Лиса дорогу видела так, как если бы ей ничего не мешало. И даже лучше. Зрение совершенно очевидным образом обострилось, а слух ловил каждый даже самый тихий звук, выцеживая его из общего слитного фона. Сердце билось ровно и уверенно, но кровь, вопреки этому очевидному факту, казалось, мчится по жилам, как ополоумевшая. Но ни на эмоции, ни на мышление это никак не влияло. Сознание оставалось холодным и кристально ясным, а на душе – несмотря ни на что – было удивительно покойно, почти так же, как когда-то давным-давно, когда маленькая Алиса задремывала у мамы на руках. Вполне нормальным такое сочетание не сочетаемых качеств, признать было трудно, но интуитивно Лиса понимала, что для нее все это как раз нормально и… временно. "Со временем пройдет", как говорится, а пока есть то, что есть, и это ей совершенно не мешало. Тем не менее, сказать, что Лиса уже вовсе отошла от того, что ей довелось пережить этой ночью, было бы неверно. Не отошла, не остыла. Просто гнев и ненависть обратились во что-то иное, совершенно Лисе незнакомое, но отторжения не вызывающее. Холодное, как лед, и опасное, сход лавины.

Машина мчалась сквозь ночь и дождь, а Лиса, как будто бы занятая своими мыслями, сеяла – буквально, между делом – смерть и разрушения, совершенно не заботясь, как кажется, о сохранении своего инкогнито. Она последовательно зажгла шесть попавшихся ей на глаза административных зданий, причем полицейский участок – вместе с полутора дюжинами мгновенно умерших от сердечного приступа служащих. Сейчас ей нужен был хаос, вот она его и творила, тем более, что события в "больничке" долго оставаться незамеченными не могли.

"На раз!"

На мертвой в этот час муниципальной стоянке, стремительно улетевшей уже куда-то за спину, громыхнули взрывающиеся бензобаки оставленных там на ночь машин.

"А тебя кто звал?" – у патрульной машины, вывернувшей на скорости с поперечной улицы, сорвало с креплений мотор и ударом "молота" вогнало внутрь салона, убивая и калеча находившихся там полицейских, которые даже понять ничего не успели.

"Что я делаю?" – но мелькнувшая у нее мысль была лишена самого главного, эмоциональной окраски. То, что сейчас делала Лиса, не было ни местью, ни поступком свихнувшегося от страха и ненависти человека. Это были всего лишь правильные действия в предложенных - не ею – обстоятельствах, имя которым – война. А на войне, как на войне. Ведь так?

3

Он умер в половине шестого. Утро только начиналось. Едва рассвело. Но его это уже не касалось. Врач констатировал смерть – никаких реанимационных мероприятий, разумеется, не проводилось – и Виктор оказался предоставленным самому себе. Впрочем, выбор "развлечений" был невелик: "сидеть" на собственном трупе, по-любому не имея ни малейшей возможности вмешаться в ход предполагаемых событий, или отправиться в Город. Естественно, Виктор предпочел путешествие. Во-первых, он давно не бывал в Городе, и ему было просто любопытно, что там теперь и как. А во-вторых… Если смерть окажется окончательной, свой последний день он проведет все-таки как человек. Ну а если, господа Лорды уложатся в график, то день, прожитый под Светлыми Небесами, не повредит тем более. Ведь теперь – если, конечно, это теперь состоится – "жить" снова означало "существовать" в обоих мирах. Однако, в любом случае, ни Некто Никто, ни старик Иаков возвращению в этот ли мир, или в тот, не подлежали. Они давно стали достоянием истории, вот пусть там и остаются. А в Город придет кто-нибудь другой.

Он бросил "последний взгляд" на то, что совсем недавно являлось телом Виктора Львовича Корфа, одинокого пятидесятивосьмилетнего репатрианта из Советского Союза, как если бы хотел попрощаться с покойным или запомнить его последний облик, и без какого-либо сожаления обратил свои "глаза" к Звездному Небу. Оказалось, что сделать это совсем несложно. Виктор ничего не забыл и навыков, наработанных в прежние годы, не растерял. Захотел увидеть звезды, и вот они уже перед ним, хотя рисунок созвездий, как он тут же заметил, изменился до неузнаваемости. Это было иное небо, и многих знакомых звезд на нем не было. Зато появились другие.