– Метро, – подтвердил вновь оживший Алекс. – А ищут они Уриэля.

– Кого?! – не поверила своим ушам Лиса.

– Уриэля, – повторил Алекс. – У них там засада была, и нюхач имелся, но Уриэль почувствовал и ушел. С боем. Полностью разрушено семь домов, частично – двадцать три. Один вертолет уничтожен, второй – поврежден. Город оцеплен. Везде патрули и блокпосты. Приказ – не церемониться.

– Не слабо, – хмыкнула Пика.

– Ну не маленькие, – отрезала Лиса. – Если будем держать низкий профиль, уйдем. Документы у нас в порядке, ведь так?

– В полном! – сразу же откликнулся Алекс. – Мы везде отмечены.

– Хорошо, – подвела итог Лиса. – Значит, брать нас не на чем. Но дату встречи переносим на послезавтра. Ночь лучше всего провести, как туристам, в гостиницах. Легально. И без фокусов, пожалуйста! А завтра ближе к вечеру, или даже послезавтра начинаем осторожно выдвигаться к Цюриху. Но не прямо. Лучше как-нибудь в обход. Автобусы, поезда, попутки… В аэропорты не суйтесь, береженого бог бережет. И никаких угонов! Это, прежде всего, тебя касается, – коснулась она рукой плеча Черта. – И здесь все пальчики сотри, пожалуйста.

– Обижаешь, начальник, – проскрежетал, не оборачиваясь, Черт.

– Лучше я, чем кто-нибудь другой, – усмехнулась Лиса. – Алекс!

– Здесь.

– Слушайся Пику, и в эфир ни ногой! Ты меня понял?

– Да, – с грустью в голосе ответил Алекс.

– Тогда все.

– Приехали, – сообщил Черт, притормаживая у тротуара.

– Отлично, – Лиса посмотрела в глаза Пике и улыбнулась. – Я очень на тебя рассчитываю.

– Бывай! – улыбнулась в ответ Пика и начала выбираться из машины.

4

Голод не проходил. Казалось, как только челюсти переставали жевать, так сразу же снова хотелось есть.

"Метаболизм… разрази его гром!"

Разумеется, во всем был виноват метаболизм, и умом Дженевра понимала, что это закономерно и, следовательно, правильно. Именно так все и должно было происходить. Но одно дело знать, и совсем другое – переживать наяву. Необходимость "жрать и срать" раздражала неимоверно. Однако делать нечего, организм Ольги Эйнхорн был для Дженевры слишком слаб, и адаптация ломала его сейчас самым решительным образом, с бездушным упорством механизма выживания, приспосабливая немощное тело едва живой девушки к резко изменившимся целям и обстоятельствам. Первый кризис, когда ударная доза "виты"[45] исторгла из несчастного тела – в буквальном смысле вырвав с плотью и кровью – убивавшую его опухоль и многочисленные метастазы, был самым тяжелым. Еще немного и он прикончил бы Дженевру на месте. Но боги милостивы, пронесло. И значит, с неизбежностью смены дня и ночи наступил следующий этап. Август предупреждал, что, скорее всего, будет больно, но как раз боли Дженевра не боялась. Хорош был бы боец, который не может вытерпеть боль! Однако унизительная необходимость останавливаться едва ли не на каждой заправке и опрометью нестись в уборную, не просто выводила из себя, но заставляла сходить с ума от бессильного бешенства. Это было омерзительно и унизительно. Вот в чем дело. Но даже унижение не в счет. Ради своего господина Дженевра могла пойти и не на такое. Однако частые остановки и медленная езда задерживали ее сверх всякой меры, ломая и без того весьма напряженный график.

Дженевра едва ли не физически ощущала, как уходит драгоценное время, но сделать в сложившихся обстоятельствах ничего не могла. Она и так уже сильно рисковала, управляя машиной в своем нынешнем, без преувеличения, ужасном состоянии. По уму, ей следовало бы где-нибудь отлежаться, неторопливо и вдумчиво отъесться и, только переждав время, пока разогнанные до предела процессы регенерации не отстроят наново доставшееся ей волею случая тело, отправляться в дорогу. Но, увы, на все это у нее просто не оставалось времени. Вернее, его могло не оказаться у Августа. И значит, ни о какой передышке не могло быть и речи.

Температура, надо полагать, была под сорок. Во всяком случае, ее ощутимо знобило, хотя, по идее, в салоне должно было быть тепло. Пульс гремел в висках, словно два сумасшедших дятла долбили голову Дженевры сразу с двух сторон. Глаза заливал пот. Но, несмотря ни на что, она упорно продолжала гнать свой в конец раздолбанный Рено вперед. И, как ни странно, за все время этой чудовищной "гонки с препятствиями" ни разу не пожалела о сделанном выборе. Это было ее тело! Та единственная плоть, та не случайно совпавшая с ее внутренним ощущением самой себя внешность, в которой – Дженевра знала это наверняка – ей будет по-настоящему хорошо, даже если новое ее владение умрет так же скоро, как и должно было это случиться с несчастной Ольгой Эйнхорн. Но время…

Фактор времени был самым слабым местом во всех их расчетах, но именно от него, в конечном итоге, зависел исход операции. Никто ведь не мог знать наверняка, что и как происходит теперь с Августом. Неопределенность. Так это называется. Но без Августа существование Дженевры теряло смысл. Кто она без него? Никто. О таком ужасе она даже думать не желала. Вернее не могла, потому что Август являлся ее сюзереном, и этим, собственно, все было сказано. Нарушить слово, не исполнить долг, было бы бесчестием, даже одна мысль о котором нестерпима. И утешать себя мыслью, что обстоятельства, порой, сильнее даже самого сильного человека, и что она в конце концов не одна в этой смертельной гонке за уходящим временем, и кто-то другой, возможно, выполнит то, что не смогла исполнить она сама, Дженевра не могла тоже. За свою короткую жизнь она ни разу не переложила взятых на себя обязательств на чужие плечи и всегда действовала так, как если бы была единственной, от кого зависел успех. "То, что не сделаю я, не сделает никто". Разумеется, таких слов не было начертано на ее щите, но она и не была обязана сообщать всем и каждому, что, на самом деле, составляет, самую суть ее существования.

К вечеру движение на трассе заметно оживилось, но, возможно, все дело было в близости большого города. Однако, в любом случае, вести машину стало труднее, а у нее, как назло, все плыло перед глазами, и били в голове набатные колокола сошедшего с ума пульса. Вцепившись в руль левой рукой, Дженевра правой скрутила пробку с очередной бутылки Кока-Колы и жадно приникла губами к горлышку. Теплая сладкая жидкость смочила пересохшую глотку, и Дженевре немного полегчало. Со звериной жадностью она опорожнила бутылку в несколько длинных глотков и, отбросив за спину, схватила с пассажирского сиденья плитку шоколада. Разорвав обертку зубами, она сразу же откусила большой кусок и принялась его ожесточенно жевать. Сейчас ей нужны были глюкоза и любые тонизирующие вещества, хотя бы и кофеин. Будь у нее больше времени, все это и многое другое можно было с легкостью раздобыть в обыкновенной аптеке, но поскольку это было теперь невозможно, приходилось довольствоваться тем, что есть. Все сидение рядом с Дженеврой было завалено купленными на последней, облагодетельствованной ее посещением, заправочной станции бутербродами, шоколадками, яблоками и бутылками колы. Была там и дорогущая бутылка какого-то эксклюзивного шнапса, купленного по случаю в сувенирном магазинчике в рекреационной зоне, но сигареты и алкоголь, к сожалению, были пока не для нее.