— Сорвёт банк! — рявкнул кто-то в запале.

— И сорву, — пыжился седой и из двенадцати миллионов восьмисот набил двадцать пять шестьсот злотых.

Болельщиков подхватил амок, словно они играли с ним сообща. Возможно, дублировал бы он эти двадцать пять миллионов с лишним в пятьдесят один двести, если бы через разгорячённую толпу не пробрался какой-то фраер. Положил руку на плечо седого, уже протянувшего руку к клавише «дубль».

— Хватит! — резко сказал человек и нажал переброску на кредит.

Седой слегка смутился, не протестуя, повернулся на табурете спиной к автомату и достал сигареты. Сумку с колен снял на пол.

— Ладно, ладно, — примирительно заговорил он. — Когда человеку фартит, надо пользоваться…

— Не искушай судьбу, — буркнул противник излишеств и выбрался из толпы.

Болельщики разбрелись — зрелище кончилось, переброска на кредит более двадцати пяти тысяч жетонов продолжалась не меньше четверти часа. Седой пошёл за механиком, у автомата появился опекун, забрал оставленную сумку и исчез. Я с отвращением отвернулась от этих счастливчиков и посмотрела на покерные автоматы. Там сидели обычные люди, из которых один выигрывал — элегантный пан среднего возраста. До сих пор я его не встречала, видимо, играл впервые и счастье улыбнулось ему. Дублировал он с невероятным успехом, на кредите имел больше четырех тысяч, держался спокойно, не впадая в раж. Я на всякий случай заприметила его: в глаза бросался плохой прикус. Может, успешная игра компенсирует ему неуспех у женщин?

Седого дурака я встретила снова через три дня. Привязался к фруктовым автоматам. За покерным сидел высокий парень, из двух зол я предпочитала уж его, не смотреть же на этого седого кретина! Однако занялась игрой и снова пропустила момент, когда парень превратился в трусоватого мозгляка. За автоматом сидел широкоплечий красавец, квитанцию в кассу брал трусоватый замухрышка, и что за чудеса такие? Мозгляк отправился за деньгами, а высокий снова сел за игру.

Седой кретин вёл себя несколько сдержаннее, болельщик был всего один, автомат давал помалу, но точное удваивание повышало кредит. Интересно, почему у него на пробое никогда не бывает семёрки, у других она появляется на экранах часто и сводит на нет все шансы. Он гадал на маленькие карты, и выскакивали маленькие — двойка, тройка, потом ударил большую, и в самом деле — то дама, то валет. Наконец автомат запустил ему компот, седой сразу взял себе более шести сотен, потом поколебался, набил десять тысяч восемьсот, скинул на кредит, попялился с минуту на экран и с явным неудовольствием ударил аут. Отказался дальше играть.

Очередную сенсацию он выдал ещё через три дня. Я сидела за автоматом рядом и разозлилась — его болельщики болтались без продыху и за моей спиной. Злость малость поумерилась из-за выигрыша, мой автомат платил вполне прилично. Седой болван интриговал меня до мазохизма, я решила воспользоваться случаем последить за ним, как ни раздражал он меня.

Начал он осторожно, с восьми жетонов. Автомат дал десятку, и седой сразу же принялся за свои штучки. Пошёл на пробой, поправил сумку на коленях, облокотился с удобствами и нажал маленькую. Выскочила двойка. Снова маленькую. Тройка. Опять маленькую и опять тройка. На экране видны были предыдущие карты — одни большие, похоже, теперь началась серия маленьких. В четвёртый раз ударил маленькую, и опять двойка. Из десяти жетонов набил уже сто шестьдесят. Поколебался, нажал большую. Угадал, появилась дама, набрал триста двадцать. Перестал "удваивать, сбросил на кредит и начал гадать на своей излюбленной ставке — по тридцать два жетона. Не успела я оглянуться, как набил более семисот, а за его спиной глазело трое болельщиков. Поймал бары — сто двадцать, не размышляя долго, седой пробил дубль.

— Во мужик! — восхитился кто-то из болельщиков.

— Я угадываю, — снисходительно пояснил седой. — Главное — сосредоточиться!..

И он нажал большую — король, снова большую — дама, уже четыреста восемьдесят, мужик осатанел, повторил большую, снова дама и девятьсот шестьдесят. Вернулся к маленьким — три раза двойка, тысяча девятьсот двадцать, три тысячи восемьсот сорок, семь тысяч шестьсот восемьдесят. Болельщики ахнули, седой прервал игру по необходимости — автомат сам начал кидать на кредит.

Пришлось ждать несколько минут, седой болван закурил, начал болтать с окружавшими его завсегдатаями, петушился, изображая небрежность: что ему паршивый автомат, уж он-то справится с любой машиной. Болельщиков собралось уже пятеро. Мой автомат выдал компот, я перестала выходить из себя, а злость на этого барана вполовину испарилась.

Седой возобновил игру по тридцать два жетона.

— Я бы уж лучше записал домой что есть, — подсказал кто-то из болельщиков.

— А я вот нет, — строптиво пыжился седой.

— И правильно, так и надо! — прошипел завистливо другой.

Чёртов автомат выдал три семёрки. То есть девятьсот шестьдесят. Среди болельщиков появился механик, с интересом посмотрел.

Седой, само собой, не слезал с дубля, продолжая долбить маленькие, двойка и тройка выскакивали по очереди — из девятисот шестидесяти набил семнадцать тысяч триста шестьдесят, потом тридцать четыре семьсот двадцать. Болельщики молчали — задохнулись от восторга. Подошёл шестой болельщик, не считая механика, растолкал всех, встал за спиной седого.

— Может, хватит? — произнёс холодно. Седой вздрогнул, рука замерла на клавише. Нажал кредит.

— И вправду, хватит, — согласился он едва слышно, смущённый и поникший. — Теперь уж не угадал бы, вы прервали подъем.

Болельщики обрели голос, разнесли коммюнике об отчаянном безумце. Я оглянулась на человека, прервавшего игру. Видимо, тот самый, кто удержал седого кретина в прошлый раз на двадцати пяти миллионах. Постоянный опекун?.. Только вот чей — седого или казино?..

Седой больше не стал играть, не похвалился даже, чуть ли не раскаивался, что столько выиграл. Механик молча пошёл в кассу за квитанцией, вернулся, сел рядом и ждал, пока автомат все выплюнет. Седой курил, уставясь вдаль, опекун отошёл в сторону, но остался в зале. Он явно сторожил этого старого осла — не разрешил играть дальше, возможно, заберёт с собой вместе со всеми деньгами и экскортирует домой. Старый осел, по-видимому, мало вменяем…

Сенсация эхом перекатывалась по залу ещё часок-другой. Собственными ушами я слышала рассказы, сообщаемые новопришедшим, при случае узнала и фамилию седого.

— Чего не явился пораньше, — упрекнул один хмырь другого. — Блендовский тут набил больше сорока лимонов.

— Что, опять? — возмутился второй. — Ну и фартит сукину сыну!..

— Как всем дуракам, — с горечью откомментировал первый, и оба ушли.

Никаких творческих выводов на этот счёт у меня не зародилось. И не такое видывала в сих притонах разврата: при мне в Тиволи к соседнему автомату подбежал мальчик, бросил один жетон, автомат дал пятьдесят, мальчик скинул жетоны и помчался кататься на электрических автомобилях. На моих глазах убогая баба, проходя через зал, нашла жетон на полу, бросила в автомат с правой стороны от меня, тот дал четырнадцать, начала с ними играть и ушла, выиграв четыреста пятьдесят. В Брюсселе один мой соплеменник целое лето процветал на часах, выигрывая несколько штук в день на чёртовых машинах, действующих по принципу флотации меди в руднике. Однажды самолично наблюдала за типом, который пытался поднять с полу три мешка жетонов, выплюнутых одним автоматом, — да с места не сдвинул — мешок весил не меньше полутонны. Как-то я и сама накупила рождественских подарков на всю семью за жетоны, выигранные в Тиволи за пару часов, и несть числа подобным случаям. Правда, и наоборот тоже происходили вещи неимоверные, слепое везенье и слепое невезенье действуют с одинаковым постоянством.

Значительно глубже, чем все счастливчики, меня заинтересовал собственный большой покер, по чистой случайности пришедший на максимальной ставке в пять жетонов — четыре миллиона одним ударом. Удваивать я побоялась…