— Нутром чую — тут что-то не то.

— Что же?

— Да уж я чую, меня не проведёшь.

И больше от него не удалось ничего добиться. Далее, как сообщил агент, события развивались следующим образом. Сделку провернул другой валютчик. Встретив через несколько дней своего подопечного, валютчика с чувствительным нутром, агент был поражён: никогда ещё он не видел его в столь великолепном настроении. Тот просто сиял от радости и без всякой видимой причины время от времени разражался весёлым хохотом. Торжествующее удовлетворение так его распирало, что он позабыл обычную сдержанность и поделился с агентом причиной радости:

— Помнишь, фраер хотел спустить штуку зелёных? Я ещё говорил: нутром чую, дело пахнет керосином.

— Помню, а что?

— А то, что на крючок попался этот недоумок Чёрный Ясь. Плакали его денежки. Ха-ха-ха!

— Неужели?

— А то! Может теперь свою штуку на гвоздике в сортире повесить.

— Как же это произошло?

— А ты у него спроси. Моё дело маленькое. Я говорил — плохо пахнет.

Заинтригованный сотрудник милиции стал искать подходы к Чёрному Ясю, который на самом деле был рыжим и прозывался Зигмунтом. Ясь пребывал в ипохондрии и избегал общества, удалось выйти лишь на его приближённых, которые туманно давали понять, что причиной чёрной меланхолии явились большие материальные потери. Агент не стал докапываться до сути, поскольку материальные потери валютчиков не относились к проблемам, которые лишали сна работников милиции. В то время ещё никто не мог предполагать, насколько данное обстоятельство окажется важным для расследования всей валютной афёры.

Из Гдыни поступило сообщение о на редкость дерзком ограблении. За ресторанным столиком два гражданина спокойно и культурно проворачивали сделку по обмену одних денежных купюр на другие. Неожиданно к ним подсели два длинноволосых хиппаря в тёмных очках.

— Спокойно, милиция, — сказал один из них.

Граждане онемели. Хиппари быстро, с ловкостью профессионалов, изъяли купюры, молча встали и покинули ресторан, прежде чем граждане успели прийти в себя. Один из них, правда, сделал тут же попытку поднять крик, но второй немедленно эту попытку пресёк. Дезориентированные словом «милиция», сидевшие рядом телохранители не рискнули вмешаться.

Из Щецина сообщили: два бородатых молодых человека с длинными волосами и в тёмных очках бесшумно возникли у стоявшего в плохо освещённом месте автомобиля и, угрожая каким-то тёмным предметом, отняли валюту у сидящих в машине, которые как раз эту валюту пересчитывали. Сидящие в машине воздержались от криков: «Милиция!», «На помощь!» В Гданьске местом деятельности злодеев стал мужской туалет. Именно там один из валютчиков только что получил крупную партию товара и тут же был избавлен от него упомянутыми злодеями. О происшедшем можно было догадаться по нескольким словам, вырвавшимся у валютчика под действием шока сразу после происшествия, а потом он молчал как рыба.

Весть о двух таинственных бородатых и патлатых грабителях в тёмных очках передавалась по секрету от валютчика к валютчику, доходя и до агентов Гумовского. Чёрный рынок всполошился. Теперь валютчики отваживались совершать свои сделки лишь в специально для этого приспособленных помещениях — надёжных притонах и проверенных квартирах. В ответ обнаглевшие налётчики предприняли уж и вовсе беспрецендентную по нахальству акцию. Как только клиент, совершив крупную сделку, покинул малину (а это была комната в очень надёжной квартире), туда прибыла милиция. Два милиционера в форме предъявили ордер на обыск, подписанный прокурором и заверенный печатями с государственным гербом. Застигнутый врасплох валютчик не обратил внимания на то, что на печатях орлы были в коронах. К тому же работники милиции инкриминировали перепуганному дельцу торговлю наркотиками. Честный валютчик, который торговал лишь долларами и золотом, а наркотиков и в глаза не видел, окончательно струхнул и поэтому даже радовался, когда при обыске были обнаружены только менее страшные вещественные доказательства.

Милиция составила протокол, велела его подписать всем находившимся в квартире, не исключая и полумёртвой от страха домработницы, и удалилась, унося с собой трофеи и все документы. Удручённый делец стал с трепетом ждать санкций. С ними почему-то не торопились. Прошло довольно много времени, пока он понял, что его попросту провели. Ясное дело, ни он, ни услужливый хозяин квартиры ни словечка не проронили о случившемся. Проболталась домработница. Кстати, это она, единственная, заметила, что орлы на милицейских документах были с коронами. Кружным путём весть о действиях фиктивной милиции дошла и до поручика Гумовского.

К нему сходились сообщения о подобных акциях со всех концов Польши. Схема действия в основном была одна и та же: два патлатых троглодита беззастенчиво, с большим знанием дела обирали валютчиков, подгадывая, как правило, к моменту заключения сделок, умело нейтрализуя охрану и унося солидную добычу. Никто их не знал, никому не удавалось напасть на их след.

Идея с распространением фотографии Дуткевича оправдала себя. Официант из «Гранда» в городе Сопоте опознал на фотографии человека, которого видел однажды в обществе своего постоянного клиента. Поскольку этим постоянным клиентом оказался валютчик, уже давно бывший у милиции на примете, его отыскали и припёрли к стенке. Припёртый к стенке клялся и божился, что человек на фотографии ему совершенно незнаком. Однако, поскольку официант видел их вместе, не исключено, что когда-нибудь он и выпивал с этим человеком, поскольку же выпивать ему доводилось частенько, он решительно не в состоянии упомнить всех собутыльников. Нет, этого он категорически не помнит, не знает и не имеет понятия, кто таков.

Приблизительно то же самое говорили и другие деятели чёрного рынка, допрошенные на предмет фотографии. Нет, этого человека они не знают, никогда не видели. Все они так решительно и единодушно отрекались от Вальдемара Дуткевича, что представителям следственных органов приходилось читать, так сказать, исключительно между строк. Они уже не слушали того, что им говорили, а лишь внимательно следили за выражением лица собеседника, прислушивались к тембру голоса, ловили невольный блеск глаз и дрожь пальцев.

И майор Фертнер, и поручик Вильческий стойко придерживались своей версии, для подтверждения которой очень важным было найти людей, знавших Дуткевича, поэтому они не давали покоя поручику Гумовскому, который в свою очередь не давал покоя своим подчинённым. Последние, совершенно отчаявшись, стали предъявлять для опознания фотографию Дуткевича уже совсем кому ни попадя и попали-таки на человека, который наконец мог сообщить о покойном конкретные сведения.

Этим человеком оказалась киоскёрша из книжного киоска на улице Бельведерской.

— Знать-то я его не знаю, — задумчиво протянула она, разглядывая фотографию, — но вот видеть видела, факт.

— А можете вспомнить, когда и где? — с внезапно вспыхнувшей надеждой спросил сотрудник милиции.

— Когда — точно не скажу, с месяц, пожалуй, будет, как видела. А где — известно где, вот тут, сигареты у меня покупал, потом газету, потом спрашивал, сколько времени. Часы у него остановились. Крутился вокруг киоска, одно слово — околачивался, вроде как ожидал кого. А мне делать было нечего, покупателей в ту пору не было, вот я и смотрела на него. А ещё — часы у него ну точь-в-точь как у шурина. Они у него остановились, он подошёл к окошечку, спросил, который час, и стал подкручивать. Дорогие часы, шурин дал за них четыре тыщи, как раз премию получил, вроде швейцарские, не только время показывают, тоже вот какое сегодня число…

— Четырнадцатое, — ответил немного удивлённый сыщик.

— Что?

— Говорю, что сегодня четырнадцатое…

— А я и сама знаю, какое сегодня число. Это я про часы рассказываю, на них видно, какое число сегодня. И тому подобные стороны света. Магнит в них, что ли. Я в этом не разбираюсь.

— А дальше что было?