Вертолет президента Рейгана приземлился во дворе замка 7 июня 1982 года. Меня и одного из пажей королевы назначили прислуживать президенту и его жене Нэнси. Их разместили в огромных апартаментах, занимавших весь первый этаж башни «Ланкастер», из окон которой открывался чудесный вид на прямую как стрела аллею в милю длиной.
Но Нэнси, как всегда, сама ухаживала за своим мужем. Президенту не нужны были лакеи, потому что она никогда его не покидала, а вся его одежда совсем не измялась при перевозке. Поэтому единственное, что мы могли, — это быть поблизости, на случай если ему все же что-то понадобится. Мы натащили в его апартаменты коробок с шоколадными конфетами, украшенных красно-бело-синими лентами, но оказалось, что американский президент не любит шоколад. Зато он привез с собой свои любимые жевательные конфеты. Десятки стеклянных баночек с ними были выставлены на столе в его апартаментах, так что комната стала похожа на кондитерскую. На каждой баночке была президентская эмблема. Рейган жить не мог без этих конфет. В первый же вечер в Зеленой гостиной был организован ужин при свечах. В алой парадной ливрее я разносил аперитивы. Тут был президент с женой и их сопровождающие, а рядом — члены королевской семьи (включая принца и принцессу Уэльских, которые к этому времени уже поселились в Кенсингтонском дворце и в Хайгроуве). Когда я проходил мимо президента и его жены, то случайно узнал о стеснительности президента: он боялся заговорить с королевой. Нэнси прошептала ему: «Иди и поговори с королевой Елизаветой», — и он послушался. Мне показалось забавным, что даже президент США боится подойти к Ее Величеству. Значит, не только моя мать и тетя Пёрл трепещут перед королевой. Зато они все же видели королеву. Когда-то я переписывался с Бетт Дэвис [14] — легендой Голливуда, Я как-то написал ей восторженное письмо, она ответила, и между нами завязалась переписка. В своем письме от 3 августа 1984 года она жаловалась, что так и не смогла пожать руку Ее Величеству на приеме, устроенном в ее честь на киностудии «XX век Фокс»:
Нам не удалось даже подобраться к ней поближе, чтобы хотя бы разглядеть. Все ужасно расстроились, а ведь мы специально надели перчатки. А главное, королева, наверное, решила, что голливудские актеры не умеют себя вести… Но каждый раз, когда в своих письмах ты упоминаешь Букингемский дворец, я так волнуюсь…
Бетт Дэвис
У нас дома на Чапел-роуд, когда в гости ждали более богатых друзей, то доставали лучшие тарелки. Точно так же, когда во дворец приезжают главы иностранных государств из королевских кладовых достают самую красивую утварь: серебряные подсвечники, солонки и перечницы такого размера, что один человек не может их унести, не говоря уже о золотых столовых приборах времен Георга III. За полукруглый стол в Бальном зале Букингемского дворца могут уместиться 160 человек — это намного больше, чем может разместиться за столом в Виндзоре в сто двадцать футов длиной и десять шириной. В Букингемском дворце стол такой широкий, что младшим лакеям приходится, обвязав ботинки тряпками, взбираться на него, чтобы поставить в центр стола подсвечники и цветы. Когда накрываешь на такой стол, точность и внимательность особенно необходимы. Местоположение каждого прибора вымеряли с линейкой, ножи, вилки и ложки не должны лежать не дальше и не ближе, чем на ширину большого пальца от края стола, стулья выдвинуты на одинаковое расстояние, так чтобы получалась ровная линия. Мажордом пристрастно проверял правильность сервировки.
Во время ужина все должно было пройти идеально. Подачей блюд командовал мажордом с помощью специальных сигналов, похожих на сигналы светофора. Он сидел на верхней галерее за пультом, словно осветитель в театре, видя как на ладони весь зал. Слуги стояли наготове и, когда перед ними зажигалась желтая лампочка, это значило: «Приготовиться!», когда зеленая: «Пошел!». По зеленому сигналу одновременно с разных входов в зал входили чинные процессии пажей и лакеев. Это был настоящий театр. Смена блюд проходила с легкостью и изяществом, по которым никак нельзя было заподозрить о той сумасшедшей суете, которая царила на кухне.
Когда я был маленьким, мне говорили, что нельзя приступать к еде, пока всем не положили. Во дворце все не так. Как только перед королевой ставят тарелку, она начинает есть, и неважно, подали другим это блюдо или еще нет. Главное правило дворца: есть, пока горячее. При дворе королевы Виктории, когда Ее Величество заканчивала есть и ее тарелку уносили, то тут же уносили тарелки и у всех остальных. Сейчас тарелки забирают только тогда, когда человек закончил есть и отложил нож и вилку.
Система световых сигналов — нововведение в жизни прислуги, а вот официально разрешенное подглядывание — нет: это наследие прошлых эпох. Заднюю стену Бального зала занимает экран с прорезями, через которые слуги восхищенно наблюдают за пиром. Десятки глаз смотрят на великих мира сего в торжественной и роскошной обстановке.
Был один случай, когда мне хотелось буквально провалиться под землю, однако дворцовый протокол не определяет, как это делается. Когда королева отправляется с визитом в другие страны, все должно быть так же идеально, как при визите глав иностранных государств во дворец. В 1979 году, когда королева отправилась с визитом в страны Персидского залива, я впервые отправился вместе с ней. Утром, перед тем как отправиться в аэропорт, по традиции слуги выпили шампанского — «за удачную дорогу» во главе с камеристкой королевы Маргарет Макдональд. Эта миниатюрная и безупречная во всем женщина сидела на стуле с высокой спинкой очень прямо. Ее волосы были аккуратно уложены, на носу — очки в роговой оправе, на шее — три нити жемчуга, на груди — брошь; бусы и брошь были подарками королевы. Она всегда ходила в шелковых платьях, сшитых на заказ портным королевы сэром Норманом Хартнеллом. Маргарет Макдональд выглядела как эталон королевской камеристки, а сама королева и принцесса Маргарет (но только они!) звали ее Бобо еще с тех времен, когда она была у них нянькой. Все знали, что она «глаза и уши трона», и спорить с ней не осмеливался никто.
Перед отправлением она еще раз сама все проверила, удостоверилась, что платья, шляпы, украшения — все уложено. Я начистил коричневые кожаные чемоданы Ее Величества и до блеска натер металлические пластины на них.
Я привязал к каждому чемодану и к каждой шляпной коробке желтую табличку с надписью «Королева» (нитки, на которых были подвешены таблички, надо было отмерить одинаковой длины). Мисс Макдональд лично проверила, хорошо ли я начистил обувь Ее Величества. Она действительно была очень требовательной, но не забывала о том, как сама приехала во дворец из родной Шотландии и плакала ночи напролет, потому что очень скучала по дому.
В тот день она развлекала нас рассказами о прошлых поездках. Может быть, мы слишком развеселились, а может, виновато шампанское, но в итоге, как ни прекрасно все было подготовлено и проверено к моему «дебюту», кое-что пошло не так.
На полпути в Хитроу младшая камеристка Пегги Хоут повернулась к своей коллеге Мей Пейшнс и в ужасе прошептала:
— Мы забыли костюм Ее Величества!
Я сидел на переднем сиденье. Ни разу в жизни я не поворачивался так резко. Лица обеих стали землисто-серыми. Через полчаса королева должна быть на борту самолета.
В то холодное февральское утро на королеве был толстый костюм из шерсти. А вот длинный легкий шелковый костюм в арабском стиле, в который королева собиралась переодеться в самолете перед посадкой в Кувейте, остался висеть в Букингемском дворце. Шофер, поняв, что произошло, тоже пришел в ужас и быстро остановил одного из сопровождавших нас полицейских-мотоциклистов. Одну из королевских машин, тоже в сопровождении полицейских, отправили за костюмом во дворец.
Королеве пришлось ждать в номере «Хаунслоу» в Хитроу, а самолет из-за забытого костюма вылетел позже. Мне так хотелось, чтобы все прошло гладко во время моей первой поездки за границу с королевой, а тут — такой досадный случай. Но королева, как всегда, проявила свою знаменитую терпеливость и понимание. Она только посмеивалась над всей этой шумихой, которая поднялась из-за ее костюма. Она улыбалась, даже когда подошла к трапу в сопровождении лорда-гофмейстера, который по традиции последним прощается с королевой, когда она куда-то уезжает, и первым встречает ее по возвращении.