- Да нет же, - сказала Маленькая Света, - я же вам говорю, мы всех отправили. Всех… И сцена будет пересниматься. Или, может быть, ее не будет совсем. Это решит фон К. И вообще нам бюджет урезали, - зачем-то дабавила она.

- Безобразие! - сказал я, неожиданно ясно осознавая, что она говорит правду, что все кончилось, испытывая при этом какую-то странную пустоту. - Вы что, раньше об этом не знали? Мы же вчера с вами об этом говорили. По междугороднему телефону!.. - зачем-то добавил я.

- Ну при чем тут я? - плачущим голосом сказала Света. - Я же вам говорю: Авдей Сергеич посмотрел в камеру и сказал, чтобы всех отпустили, потому что в кадре много народу!

- Я что вам, мальчик или студент?! - сказал я, все больше заводясь и все больше понимая, что делаю что-то не то - что-то, чего делать не следует, но уже не в силах остановиться. - Неужели вы думаете, что я буду ездить туда-сюда из Горького в Москву просто так?!

- Кто говорит, что просто так, - обрадовалась Света, - мы вам заплатим, семьдесят процентов ставки, двести рублей.

- Зачем мне ваши двести рублей, - сказал я, - у меня один билет из Нижнего стоит триста.

Лицо Маленькой Светы стало страдальческим.

- Ну при чем тут я! - снова сказала она и даже всплеснула руками. - К. всех разогнал, а мне отдуваться. Если бы фильм снимала я, то я бы вас сняла, честное слово. Вы же творческий человек, - добавила она, - вы же сами все должны понимать.

- А как же Стюарт?.. - не сдавался я.

- Стюарта снимут отдельно, а потом смонтируют. Но я…

Однако фразу она закончить не успела. Манекенщик от Зайцева, с развевающимися от быстрой ходьбы волосами, ворвался в ангар, подошел и протянул Маленькой Свете две сторублевые бумажки. Света попятилась и спрятала руки за спину.

- Расценки устанавливаю не я!

Тогда молодой человек поступил, на мой взгляд, невежливо - он бросил деньги на землю.

- Вы что, - спросил он фальцетом, - издеваетесь надо мной?! Оставьте это себе! Мой день стоит сто долларов!..

Саша-Олександр, издали наблюдавший эту сцену, шевельнулся было в нашу сторону, но Света его опередила и подобрала деньги.

- Не хотите - не надо, я девочкам отдам.

Зайцевский юноша передернул плечами, будто хотел сказать что-то еще, но передумал. Он ушел столь же стремительно, как и появился. И лишь в дверях остановился и крикнул:

- Одна ваша трубка стоила мне две тысячи!.. - И исчез.

Во дворе взревел мотор.

Вот тебе и ответ, сколько стоит трубка, меланхолично подумал я, а вслух заметил:

- Я буду жаловаться. Я буду жаловаться… - повторил я уже более спокойно, все больше понимая, что жаловаться некуда, да, в общем, и не на что. - Я этого так не оставлю.

И двинулся к выходу.

Как ни странно, но мои товарищи на все произошедшее отреагировали относительно спокойно:

- Маразм, - сказал Мисаил, - я с самого начала знал это. Где вы видели, чтобы актеров набирали через автоответчик?!

- Нигде, - степенно отвечал ему Олександр.

- Невиданное дело всегда заканчивается х…ней! - афористично высказался Дима. - Вот когда мы снимали рекламу “Красный бык”…

Но Олександр не дал ему закончить.

- Вы деньги получили? - озабоченно спросил он у меня. - Там всем по двести рублей дают. Смотрите, не забудьте.

Впрочем, Эдик тоже выглядел обескураженным. Я порадовался, что не один я не могу настроиться на философский лад.

- Ерунда какая-то, - сказал Эдик. Он плюнул на землю и растер плевок носком ботинка. - Два месяца мозги компостировали. - Он показал на свой щегольской пиджак и смущенно признался: - Вот, купил зачем-то. А кончилось все ничем. - Он выругался, потом, увидев мою жену, извинился с чисто кавказской галантностью: - Извини. Материмся тут…

- Ничего, - сказала Марина, - бывает. - Она потрогала пиджак. - Хороший…

Было видно, что она очень расстроена. Я взял ее под руку.

- Ерунда, - сказал я. - Наплевать. - Жаль только, что так торопились сегодня. Можно было не ехать. Суббота все-таки.

Олександр удивленно оглядел нас.

- Господа! - сказал он. - Я не понимаю причин вашего плохого настроения! Насколько я знаю, всем вам фон К. выдал утешительные двести рублей. Это три бутылки хорошей водки на брата! Буржуазия заботится о нас! Неужели вы этого не видите? Немедленно получите деньги и все едемте к “Яру”!

- Тебе бы только к “Яру”, - сказал Эдик.

- Почему “только”? - Олександр обиделся. - Можно в “Пропаганду”… А что ты предлагаешь? - вдруг сказал он. - Получить по ведомости три копейки, утереться и тихо отбыть на метро домой?! Неужели ваша душа стерпит такое унижение?.. Давайте тогда хотя бы набьем морду этому фон К.! Он, по-моему, сегодня без охраны… Вот это будет номер. - Олександр радостно засмеялся. - Актеры набили морду режиссеру! Мечта поколений! И какому!.. Да наши портреты будут в Бахрушина висеть… Или в музее МХАТа.

- Мне плохо, - вдруг томно сказал Мисаил, - где тут мужская комната?..

- Всем плохо, - строго сказал Олександр, - ты сначала деньги получи, а потом про мужскую комнату думай! Ишь, вспомнил!..

Деньги выдавала Маленькая Света. Я расписался в какой-то ведомости.

- Мы вам еще позвоним, - пряча глаза, сказала Света. - Как только все выяснится…

3. Русская романтическая живопись ХVIII века

В магазине было малолюдно… Сейчас пишу, как говорится, “эти строки” и в который раз думаю - как изменилось время! Вы только представьте себе лет этак пятнадцать назад: суббота, три часа дня, винный магазин в районе метро “Водный стадион”, вы входите и тихо говорите, как бы сами себе: в магазине было малолюдно…

Берете пол-литру и, поправив канотье, удаляетесь. Нет, все-таки что-то происходит с Россией - то ли мы движемся в Европу, то ли нам вообще приходит конец, а может быть, все сразу, одновременно. Точно скажу одно - очевиден какой-то серьезный, исторический сдвиг в общественном сознании. Но что именно происходит, с близкого расстояния разобрать невозможно.

Вблизи “исторического сдвига” все были настроены по-деловому.

- Закуски, закуски возьми, - говорил Мисаил, - хлеба там, икры баклажанной…

Олександр деловито пересчитал наши деньги. Марина, сделав каменное лицо, неожиданно отняла у меня сто рублей и спрятала в сумочку.

- Хватит и ста! - громко сказала она.

Все деликатно промолчали.

- Мадмуазель, - с изысканной вежливостью обратился Олександр к белой, крашеной продавщице. - Не покажете ли нам вон ту, квадратненькую? Это у вас что, “Топаз”?

- Это у вас “Топаз”, а у нас “Балтийская”, - угрюмо сказала продавщица. - И не ругайтесь мне тут.

Мисаил, отвернувшись от нас, вынул из кармана кучу смятых бумажек и, порывшись в них, выделил двести рублей.

Олександр укоризненно посмотрел на него.

- Вот, - сказал он громко, обращаясь ко всем присутствующим, - и этот человек снимается в рекламе, его лицо, того и гляди, станет лицом какой-нибудь уважаемой во всем мире торговой марки!.. - И он ласково, но твердо вынул из рук Мисаила все, что там оставалось. После этого он любовно расправил деньги ладонью, аккуратно сложил их и спрятал в нагрудный карман. - Вот так, - сказал Олександр, улыбаясь купеческой улыбкой, - так-то оно надежнее будет.

Самое удивительное, что мы все наблюдали эту картину с каким-то сонным безучастием. Только один из находившихся в магазине алкашей вдруг запротестовал:

- Ты зачем у мужика деньги отнял? Отдай ему.

Олександр широко улыбнулся:

- А тебе что, больше всех надо?

Алкаш промолчал. Я тоже хотел что-то возразить Олександру, но меня остановило общее равнодушие. Раз никто ничего не говорит и, главное, сам Мисаил отчего-то молчит, раз все молчат, подумал я, значит, все нормально…

- Так что будете брать? - недовольно спросила продавщица.

- Как что? - удивился Олександр. - Разве мы еще не заказывали? Три “Топаза”. То есть “Балтийской”, три…

- Э, э! - оживился Эдик. - Куда три?! Две хватит. Я вообще с вами не пойду, мне домой надо.