Комиссар Юзя Вольский на визиты времени не тратил, и все очередные сведения я получала от Януша, которого вся эта ситуация ужасно развлекала.

— Первый раз в практике полиция вынуждена вводить постороннего человека в курс следствия, — сказал он весело. — Я получил приказ тебя посвятить во все, во что можно, и это меня крайне обрадовало, поскольку я и так рассказал бы тебе больше, чем надо. Юзя зол, что дело затягивается, но ведь не может же он упрятать за решётку весь персонал бегов, чтобы они раскисли и признались. Из всего того, что я от тебя услышал, полиции они не сказали ни слова.

— Ко мне на исповедь они тоже в очередь не становятся. В чем-то они проговорились, а что-то можно и додумать, если ориентируешься в этом вопросе.

— А в полиции почему-то ни в чем они не проговорились. Тадик Лазарский, тот перепуганный мальчик, он с нашим человеком подружился навеки и стал ему рассказывать. Подтвердил показания Альбиняка.

— Погоди! — перебила я. — Из административного корпуса тогда выходил Фигат с каким-то другим типом. Фигат совершенно безошибочно использовал лошадей, которых осиротил Дерчик, играет он исключительно точно, он предусмотрел тот антидопинг, угадал триплет и не предвидел только того, что и техническая комиссия начнёт реагировать. Что он? Он замешан в афёру?

— По самые уши. Возле него мы потихоньку ходим. Ты отдаёшь себе отчёт, что все это отчаянно туманно? Он удачно ставит, потому что у него бывают приступы вдохновения — и все тут! И докажи, что это не так! Собственно говоря, эти беговые махинации нам служат лишь как дополнительные возможности распутать два убийства. Два преступления, на этом они споткнулись, теперь мы рассчитываем, что техника поможет.

— Ты зацепишься за тот адрес на Аргентинской?

— Не только. Под конец Альбиняк признался — раньше он, наверное, просто боялся, — что этот тип, убийца Дерчика, ещё и посредник ломжинской мафии. И действительно, пришлось оставить парня в камере предварительного задержания, потому что он не хотел выходить из участка. Укусил полицейского за палец. Он хочет сидеть там до тех пор, пока всех не арестуют, а если его выкинут за двери тюрьмы, он поклялся, что удерёт из страны. Кажется, вырисовывается, что речь вдет о том самом типе, который подкупил ноющего Горгона, чтобы тот придержал коня. Тьфу, я хотел сказать, Машкарского. Описание сходится, и пока что мы этого типа всем показываем. Рыбинский дал нам напрокат Машкарского, и с ним работают. Кажется, все тренеры в принципе против мафии и мысль о том, что мошенников можно окоротить, им очень по вкусу. Как по-твоему, такое может быть?.

— Да уж, конечно.., погоди, дай сосчитать… Как минимум семь, если не восемь… Как минимум восемь человек мафию ненавидят. Они бессильны, но, если бы мафию черти побрали, они напились бы от радости, хотя лошади и не выносят алкоголя даже на дух. Рыбинский очень надеется, готов даже чистить конюшни вместо Горгона, лишь бы только получить следственные результаты.

— Наездится этот Горгон на всю жизнь, потому что они посещают всякие шалманы, где такие типы встречаются.

— Альбиняк с фальшивой бородой мог бы ездить с какой-нибудь второй командой.

Мне-то думалось в тот момент, что я просто глупо пошутила, но Януш вскочил на ноги.

— Слушай, а это идея! С собственной мордой он не поедет, но загримированный-то, наверное, согласится! Погоди, я позвоню!

Инспектор Вольский идею одобрил. Разумеется, спящего в блаженной безопасности Альбиняка немедля же выволокут из камеры, украсят сверхпрограммной волосатостью и бородатостью, и они тоже начнут ездить, не встречаясь с Гор гоном. Меня тем более надо держать в курсе всех событий, раз я такая полезная.

Я вспомнила насчёт пожарной части в Ожарове и узнала, что на шприце удалось отыскать один чёткий отпечаток пальца. Собственно, пол-отпечатка, но и этого хватит. В настоящее время на ипподроме у всех подряд под любым предлогом берут отпечатки пальцев.

— Этого Гарцапского из «мерседеса» ты знаешь?

— Впервые слышу.

— А может, в лицо?

— В лицо я знаю тысячу людей. Гарцапского наверняка тоже, если он бывает на бегах. Фотографии у вас нет?

Он не успел мне ответить, потому что зазвонил телефон. Майор Вольский. Мне пришло в голову, что благодаря этой афёре на бегах я стала чем-то вроде филиала столичной полиции. А что же случится, если меня не будет дома?

Майор Вольский любезно спросил, не смогу ли я приехать. Пан Гарцапский как раз стал кое-что выяснять в банке на Мазовецкой, и было бы очень хорошо, если бы я на него посмотрела. Может, я его все-таки знаю. Радиопатруль за мной сей минут приедет и моментально отвезёт меня на Мазовецкую, где пана Гарцапского подольше задержат под любым предлогом.

Я выразила своё согласие, положила трубку, и телефон зазвонил снова. Мария.

— Через сорок пять минут я еду к Мете, мы так договорились. Ты тоже приедешь?

— Ясное дело. Но я буду в центре без машины, заеду к тебе, и поедем вместе. По дороге купим бутылку вина, и я смогу напиться.

— Свинья! А обо мне ты подумала?

— В крайнем случае вызовем такси. У Мети есть телефон.

Януш выглянул в окно и сказал, что машина ухе тут. Несколько нетипичная, зелёный «вольво», фальшивой бороды у меня не было, поэтому вопрос с изысканным нарядом отпал, я выскочила из дому, успев хватануть с вешалки первое попавшееся пальто.

«Вольво» оказался все ж таки полицейской машиной. Когда мы находились около площади Повстанцев, кого-то в банке по радио уведомили, что Гарцапского уже можно выпускать. С ним моментально расправились, и я увидела его, когда он выходил, лицом к лицу. Он шёл к входным дверям. Я посмотрела на него, он посмотрел на меня и, чтоб я лопнула, поклонился мне! Я тоже кивнула, настолько удивлённая, что он должен был решить, что принял меня за кого-то другого. Но я была уверена, что он не ошибся. На этих чёртовых бегах, неизвестно уж почему, все меня знали.

— Это тот самый, — мрачно сказала я, подождав, пока он уехал.

— То есть который тот? — спросил сержант в машине.

— Тот, который выходил с Фигатом из корпуса администрации, а перед ними мчался перепуганный Тадик Лазарский. Фигат утверждает, что это посторонний человек, во что я совершенно не верю. Он знает Еремиаша. Вы это скажите майору Вольскому, а меня любезно отвезите на Дворковую.

Обратно мы ехали гораздо медленнее, среди многочисленных пробок, так что Марию мне пришлось ждать всего несколько минут. Я подошла к французской винной лавочке, купила «Кот-дю-Рон», и мы отправились к Мете.

Гонората вернулась домой за несколько минут до нашего приезда и как раз начинала накрывать стол.

— Послушайте, Метя снова велел его честить, — сказала она озабоченно. — Не знаю, может, это сотрясение мозга так на него подействовало. Он не хочет говорить почему, но очень упорствует, и мне пришлось купить шампанское.

— С тем, чтобы меня честить, придётся подождать, пока напитки не охладятся, — распорядился Метя. — Может, это вы меня в последний раз так честить будете, потому что я раскололся до конца. В случае моей преждевременной кончины первым подозреваемым будет Малиновский! Он один знает, кроме полиции!

— Знает, что ты раскололся, или знает ещё что-то? — поинтересовалась я.

— Насчёт ещё чего-то, так он вообще-то все знает, но это же служака, который по определению прикидывается глухонемым!

— Что ты говоришь? А он мне так нравился в форме! И надо же, я не использовала момент! Раз в жизни с чиновником высокого ранга…

— Так ведь ничего не потеряно! — вежливо сказала Гонората.

— Поздно. Надо было этим заниматься, пока меня никто не любил, а теперь — с концами. И что ты им сказал. Метя?

— Все! Все! Донёс на друзей, предал знакомых, облаял врагов! А на этом столе не все ещё есть, врагов не хватает!

— Каких врагов? — удивилась Мария.

— Врагов печени и пищеварительного тракта! Тут наконец промариновались свеколки, масенысие такие, с луковками, говорю вам, небесное ощущение для — Ясное дело. Но я буду в центре без машины, заеду к тебе, и поедем вместе. По дороге купим бутылку вина, и я смогу напиться.