Изменить стиль страницы

Периклу не хотелось ввязываться в войну. Он ограничился тем, что послал «символическую» эскадру в составе 10 кораблей с приказом не вступать в сражение, если только дело не дойдет до высадки коринфян на Керкиру. Вступить, однако, пришлось и даже послать дополнительную, более мощную флотилию. Морское сражение не принесло решительной победы ни одной стороне, но коринфяне теперь имели все основания жаловаться возглавлявшим Пелопоннесский союз спартанцам на военное вмешательство Афин.

Другой конфликт между теми же двумя соперниками вспыхнул на следующий год на далеком севере. Еще одна бывшая колония Коринфа, прибрежный город Потидея, вошедший некогда в состав Делосского морского союза, теперь вознамерился освободиться от владычества афинян. Потидея обратилась за помощью к Коринфу и пелопоннессцы послали туда две тысячи добровольцев. Афиняне снарядили военно-морскую экспедицию и осадили Потидею. Они понимали, что если допустят отпадение города от союза, то это будет началом распада всей империи.

Таким образом, медленно, но неуклонно имперские интересы втягивали Афины в войну. Возник еще и малозначительный сам по себе конфликт с соседним Афинам городом Мегарой из-за беглых рабов и пограничных земель. Мегарцы убили афинского посла, на что афиняне ответили отказом допуска мегарских купцов в Пирей ("Мегарская псефизма"). Гористой Мегаре, целиком зависевшей от подвоза продовольствия морем, это грозило голодом. Мегара тоже входила в Пелопоннесский союз. Вслед за Коринфом она жалуется на Афины в Спарту. Спартанцы и сами обеспокоены ростом афинского могущества. Еще со времен Фемистокла у них были основания подозревать афинян в коварстве. И все же они медлили. В конце лета 432 г. в Спарте собрался Совет Пелопоннесского союза. Коринфяне требовали решительных действий. Согласно Фукидиду их представитель заявил на Совете:

"… Нет сомнения, что этот город, ставший тираном Эллады, одинаково угрожает всем: одни города уже в его власти, а над другими он замышляет установить свое господство. Поэтому давайте немедленно выступим против него и поставим его на место, чтобы впредь не только самим жить в безопасности, но и освободить порабощенных ныне эллинов". (I, 124)

Решение о войне принято, но спартанцы не торопятся выступать в поход. Они шлют в Афины одно посольство за другим. Сначала требуют очистить город от "Килоновой скверны". Придется пояснить, что это такое. За двести лет до описываемых событий некий Килон пытался стать тираном в Афинах. Попытка не удалась. Сторонники Килона оборонялись в Акрополе, потом сдались на условии свободного ухода из города. Однако осаждавшие, ворвавшись на Акрополь, начали кровавую расправу. Напрасно заговорщики искали защиты у алтарей — их перебили и там. Это святотатство и получило название "Килоновой скверны". Так вот. В нем принимали участие далекие предки Перикла. Требование "очистить город" означало изгнание Перикла из Афин.

Затем спартанцы предписывают снять осаду с Потидеи, вернуть независимость Эгине, но в первую очередь — отменить "Мегарскую псефизму". Наконец, в Афины являются спартанские послы с заявлением, что…

"Лакедемоняне желают мира и мир будет, если вы признаете независимость эллинов" (т. е. всех греков Афинской империи — Л. О.). (I, 139)

Это длилось долго — более 9 месяцев. Афиняне на все отвечали решительным отказом. Чем объяснить такую неуступчивость? Ведь Перикл, как мы знаем, отнюдь не был любителем военных действий. Плутарх выдвигает довольно неожиданную версию, обвиняя Перикла:

"… он, опасаясь суда, раздул медленно тлевшее пламя войны в надежде, что обвинения рассеются и зависть смирится, когда граждане во время великих событий и опасностей вверят отечество ему одному как человеку уважаемому и авторитетному. Так вот какие указываются причины, по которым он не дозволил сделать уступку спартанцам. Но истина неизвестна". (Перикл, XXXII)

Что за суд? В чем обвинения? Надо в этом разобраться. Все годы своего правления в качестве стратега-автократора Перикл пользовался поддержкой большинства в Народном собрании. Но это вовсе не значит, что у него не было врагов и хулителей. Были, и очень активные. Он подвергался нападкам с трех сторон. Со стороны аристократов — за поддержку демократии. Со стороны крайних демократов — за единовластие. Наконец, со стороны религиозных консерваторов и ревнителей старины — за покровительство ученым, философам и софистам, а особенно за поощрение возмутительной вольности поведения своей жены. Авторы комедий третировали Перикла неотступно. Его корили за гордость, обзывали лентяем, трусом и тираном. Особенно доставалось его личной жизни: он-де развратник, плохой отец сыновей от первого брака, его Аспасия — шлюха, сводня, сын ее от Перикла — бастард. Дошло до того, что его обвиняли в убийстве Эфиальта. Перикл не обращал внимания на эти "булавочные уколы".

Однако к 433 году атаки на него приняли угрожающий характер. По окончании 10-летнего срока остракизма в Афины вернулся Фукидид из Алопеки. Ему вновь удалось консолидировать оппозицию против Перикла. И она начала действовать. Как мы уже знаем, в 432 году ретроградам удалось провести в Народном собрании суровый закон против тех, кто отрицает существование богов или обучает новым взглядам на небесные явления. Анаксагору пришлось бежать из Афин. Автор комедий Гермипос возбудил в суде дело против Аспасии, обвинив ее в нечестии и богохульстве. Ей грозила казнь. Невежественная толпа готова была расправиться с ней за попрание дедовских обычаев, за возвышенные беседы в кругу философов и ученых. Защитником своей жены, как иностранки, выступил в суде Перикл. С большим трудом ему удалось умолить судей вынести оправдательный приговор.

Затем один из каменотесов, безусловно подкупленный, привлек к суду Фидия, обвинив его в краже золота из облачения Афины-Парфенос. Обвинение провалилось, но на смену ему пришло новое — опять в нечестии. Фидий, мол, изобразил на щите Афины в сцене битвы с амазонками себя и Перикла. Возможно, что так оно и было. Фидия бросили в тюрьму, где он умер от болезни (есть другая версия его конца). По окружению Перикла явно велась «пристрелка». Вот почему Плутарх предполагает, что Перикл опасался суда и над ним самим.

Аристофан в комедии «Ахарняне» (425 г.) преподносит зрителям прямо-таки издевательскую версию начала войны. Герой комедии, земледелец Дикеополь говорит:

"Но вот в Мегарах, после игр и выпивки
Симефу — девку молодежь похитила.
Тогда мегарцы, горем распаленные,
Похитили двух девок у Аспасии.
И тут война всегреческая вспыхнула,
Три потаскушки были ей причиною.
И вот Перикл, как олимпиец, молнии
И громы мечет, потрясая Грецию.
Его законы, словно песня пьяная:
"На рынке, в поле, на земле и на море
Мегарцам находиться запрещается".
Тогда мегарцы, натерпевшись голода,
Спартанцев просят отменить решение,
Что из-за девок приняли афиняне.
А нас просили часто — мы не сжалились.
Тут началось бряцание оружием".
(524–539)

Позже (в 421 г.) в комедии «Мир» Аристофан излагает ту самую версию — о стремлении Перикла за войной укрыться от суда народа, — которую повторяет Плутарх. Но поверить в это трудно. Несмотря на нападки, авторитет Перикла еще непререкаем. Спустя несколько месяцев вся Аттика по его призыву тронется с насиженных мест.

В чем же дело? Почему все-таки Перикл так неуступчив? Послушаем его самого. Фукидид пересказывает речь Перикла в Народном собрании во время последнего посольства спартанцев. Вот ее фрагмент:

"Лакедемоняне уже давно открыто замышляют против нас недоброе, а теперь — особенно… ныне они выступают уже не с жалобами, как прежде, а с повелениями. Действительно, они приказывают нам снять осаду Потидеи, признать независимость Эгины и отменить мегарское постановление. И, наконец, недавно прибывшие и присутствующие здесь послы даже объявляют, что мы сверх того должны еще признать и независимость эллинов. Не думайте, что война начнется из-за мелочей, если мы не отменим мегарского постановления. Именно это они чаще всего и выставляют доводом и постоянно твердят: отмените мегарское постановление, и войны не будет. Пусть вас не тревожит мысль, что вы начали войну из-за пустяков. Ведь эти пустяки предоставляют вам удобный случай проявить и испытать вашу силу и решимость. Если вы уступите лакедемонянам в этом пункте, то они тотчас же потребуют новых, еще больших уступок, полагая, что вы и на этот раз также уступите из страха. Если же вы решительно отвергнете их требования, то ясно докажете, что с вами следует обращаться как с равными". (История, I, 140)