Я думаю, она нам пригодится, но это не значит, что ты должен с ней крутить шуры-муры.

Тодд сглотнул обиду, но ничего не сказал. Шарли уже без обиняков сказала ему, какие у нее виды на дальнейшие отношения, но он не испытывал желания обсуждать это с Хэнком. Он выругался про себя, наливая кофе.

– Тебе с сахаром?

Хэнк помотал головой.

– Возьми свою чашку, пойдем, выпьем.

Он шел впереди, зажигая все настольные лампы в гостиной, как будто, наполняя комнату светом, он хотел сказать, что ничего не скрывает от Хэнка.

– Итак, – настойчиво переспросил Хэнк.

Тодд налил себе скотча, а Хэнку бренди и поставил свой бокал перед собой на стол.

Хэнк выжидающе смотрел на него.

– Итак, давно это происходит?

– Ничего не происходит.

– Ну да, как же. Ты здесь развлекаешься с девочками, а Катрина где-то прячется. Это нормально? С каких это пор? Вы с Катриной – пример для подражания, идеальная пара. Сколько я вас помню, вы всегда вместе. Вы любите друг друга, черт побери! Не такие вы люди, чтобы ходить налево! Ты самый верный муж в мире, и это не отнять. Ты не можешь изменить свой образ жизни, иначе ты будешь себя чувствовать, как рыба, вынутая из воды.

– Прошлой ночью я себя так не чувствовал.

– Ты себя так чувствовал, когда вернулся сюда. Я видел, какое у тебя было лицо.

Тодду не хотелось признавать правду, которая состояла в том, что он чувствовал себя подавленным и опустошенным. Раньше Катрина никогда не уезжала. По вечерам она всегда была дома. Ему хотелось ответить Хэнку что-нибудь резкое, но, подумав, он прикусил язык. Его семейные дела были его личным делом. Раньше все его разговоры с Хэнком касались «Паломы Бланки», портовых сплетен, рассказов Хэнка о далеких краях, курсах валют, автомобилей и того, кто что купил и где он раздобыл на это денежки.

– Меньше всего я ожидал встретить кого-нибудь типа Шарли, – сказал Хэнк.

– Но ты весь вечер соглашался со всем, что она ни скажет.

– Да, что греха таить, она мне понравилась! Я, кажется, так и сказал. Мне даже нравится, что она будет вовлечена в наше дело. Ты прав, у нее много хороших контактов и замечательные идеи. Но сейчас, как ты сам отлично знаешь, мы по уши увязли в дерьме. Сейчас нам должно быть не до романов. Я даже не ожидал… я ожидал, что мы… – Он покачал головой, – что мы поужинаем с Катриной и потом обсудим наши проблемы.

Для Тодда это было последней каплей, переполнившей чашу.

– С Катриной? – Он недоверчиво шмыгнул носом. Он уже не мог сдерживать свое недовольство. – Ты шутишь?

– Почему?

– Она не станет даже разговаривать о «Паломе Бланке». Это запретная тема. Табу! «Паломы Бланки» не существует. Так же, как и Лео. Он одалживает нам триста тысяч, а она даже не хочет говорить с ним! Со своим родным отцом!

Хэнк с удивленным видом откинулся в кресле. Тодд вскочил и снова вернулся с бутылкой виски. Виски и чувство вины развязали ему язык.

– Она ведет себя совершенно неразумно! Это невозможно! Не знаю, что на нее в последнее время нашло.

Чувство обиды захлестнуло его. Катрине были совершенно безразличны его проблемы! Он нервно забегал по комнате.

– Бросить меня в такой момент! – воскликнул он, совершенно уже не в силах сдерживаться. – А все эта Софи! И Глория. Помешались на своих этих феминистских идеях. Все это х…ня. Х…ня! – повторил он, и в этот момент зазвонил телефон. Он остановился и прислушался.

– Должно быть, это она, – зло сказал он и подошел к телефону. – Нашла время! Для меня тут, можно сказать, решается вопрос жизни и смерти, а она там прожигает денежки! Ты не поверишь, если я тебе скажу, чем они занимаются на этом чертовом жирокомбинате! – Он схватил трубку. – Да! – прокричал Тодд.

– Мистер Тодд?

– Да!

– Говорит Альдо Морони.

– Да! Что вы хотите?

– Я всего лишь хочу сказать, что я слышал новости.

Морони позвонил явно не вовремя. Бросив взгляд на часы, Тодд увидел, что уже полночь. Полночь, черт побери! Катрина даже не сочла нужным сообщить ему, благополучно ли она доехала. От злости он перестал отдавать себе отчет в том, что делает.

– Мы все слыхали эти чертовы новости! – закричал он. – Я тут из кожи вон лезу, чтобы что-то предпринять. А тут еще ты со своими звонками! И без тебя тошно! Знаешь что? Ты получишь свои вонючие двадцать процентов, но точно в срок, и не днем раньше! Понял?

Воцарившаяся тишина дала ему понять, что он наделал. Жар злости сменился ледяным ужасом. Лицо его, за минуту до того красное, побледнело. Во рту пересохло. Ему пришлось откашляться.

– Мистер Морони! – прохрипел он. Тишина.

– Мистер Морони?

В трубке раздались гудки.

– Вы слушаете? – Тодд постучал по трубке. – Мистер Морони!

Он посмотрел на Хэнка. Глаза его округлились. Трясущимися руками он положил трубку.

– Морони? – задумчиво произнес Хэнк. – Кажется, я уже где-то слышал это имя. Это тот парень из Парижа?

Тодд прошел к своему креслу на негнущихся ногах Охваченный ужасом, он понял, что совершил поступок, монументальный по своей глупости.

– Ну ты ему и ответил, старик! – рассмеялся Хэнк.

Тодду стало нехорошо.

– Господи! – простонал он. – Черт бы меня побрал!

«Небольшая контора в Париже». Вот и все, что он сказал тогда Хэнку. Всем остальным он говорил то же самое, не распространяясь о деталях. Он всегда чувствовал, что человек, который что-нибудь из себя представляет, смог бы занять деньги в солидном банке. Ему было стыдно того, что ему пришлось иметь дело с таким человеком, как Морони. Кроме того, до сего момента он не сталкивался с необходимостью что-то объяснять. Все было шито-крыто, благодаря «Сантурз».

Он отпил из своего бокала и трясущимися руками поставил его на стол.

– Хэнк, – произнес он. – Пожалуй, лучше я тебе расскажу, что за тип этот Морони.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Если считать, что был какой-то момент, решивший судьбу Тодда, то этот момент совпал с несвоевременным звонком Морони. Морони был рассержен, очень рассержен. Гнева своего он не проявлял – волноваться было не в его стиле. Служба в легионе научила его тому, что не следует принимать поспешных решений, не взвесив все «за» и «против», а жизнь финансиста научила его тому, что от беспокойного человека нельзя было ожидать ничего хорошего, когда дело касалось денег, тем более денег, принадлежавших Альдо Морони. Поэтому после разговора с Тоддом он был не столько зол, сколько озабочен, и поэтому на следующее утро он со своими заботами приехал в Париж, где находилась квартира, оборудованная Лапьером под офис.

Лапьер слушал его, перебирая карандаши на столе. Он знал, что Морони был удивительно хладнокровен, что нетипично для корсиканца. Он также знал, что о мыслях Морони нужно было судить не столько по тому, что он говорил, сколько по его тону. Нюансы его интонации были очень важны, тем более что в темных глазах Морони и на его неподвижном каменном лице ничего нельзя было прочитать. Единственные ключи к разгадке таились в его хриплом голосе, но даже Лапьеру пришлось напрягаться, чтобы понять всю степень того, как оскорблен был Морони.

Когда Морони закончил, Лапьер отложил карандаши, откашлялся и попытался сосредоточиться. Он был заинтересован в том, чтобы представить дело в как можно более выгодном свете. В конце концов, это он порекомендовал Морони вступить в сделку. Если сделка оказывалась плохой, то это подрывало его престиж.

– Не забывайте, что он англичанин, – начал Лапьер. – Он не привык к нашим манерам. Англичане слишком прямолинейны, чтобы требовать от них уважения. Или слишком глупы. – Лапьер поднял голову и посмотрел на Морони, рассматривающего его пристальным, немигающим взглядом. Поняв, что его слова не возымели должного эффекта, он продолжал: – В конце концов, кто он такой, этот Тодд? Всего лишь какой-то механик, зарвавшийся продавец машин. Он не умеет себя вести, это так, но я не думаю, что он хотел вас оскорбить. Он не посмел бы.