Дивон кивнул, и Хатти выкатилась из комнаты. Наступившее молчание прерывалось лишь сухим надсадным кашлем больной Сисси. Фелисити не выдержала, подошла к девочке, все еще не зная, как ей помочь, и ей вновь пришла в голову удачная мысль: она подняла подушки повыше, и ребенку стало заметно легче.

Закутывая плечи больной в одеяло, краем глаза девушка увидела, что капитан лениво направился к выходу.

– Подождите! – вскрикнула она. – Что вы делаете?

– Я думал, мне стоит оставить вас наедине с вашей подопечной, так как в деле выхаживания больных я ни черта не смыслю.

– Как и все… – девушка замялась, не желая говорить правды. Впрочем, она попытается справиться сама, не унижаясь и не прося больше помощи у этого равнодушного человека. – Как и все мужчины, – закончила она и снова занялась больной.

– Вам поможет Хатти.

– Отлично. – Не зная, что можно было бы придумать еще, девушка взялась теперь за москитную сетку.

– Мисс Уэнтворт… – Фелисити подняла глаза и вновь наткнулась на холодную насмешку стоявшего в дверях капитана. – Я бы много дал, чтобы поговорить с вами наедине. Разумеется, лишь после того, как вы сделаете все необходимое для детей.

– Хорошо.

Как только Блэкстоун вышел из комнаты, девушка расслабленно опустила плечи и чуть было не рухнула на пол прямо подле кровати. Возможно, она и сделала бы это, если бы за ее юбку не цеплялась маленькая Люси. Фелисити с тоской посмотрела на грязную задранную вверх мордашку.

– Ты, правда, хочешь отвести нас к маме?

– Нет, неправда! – раздался высокий голос Эзры еще до того, как Фелисити успела открыть рот, и потому предпочла сделать вид, что никаких возражений просто не существует.

– Конечно, Люси. Я заберу вас всех. – Краем глаза девушка смотрела на Эзру, который все еще держал своего петуха. Мальчик молчал. – И вы уже больше никогда не будете рабами! Вы будете свободны!

В дверь решительно постучали, и Фелисити знаком попросила Эзру открыть ее. На пороге стояла Хатти с подносом, на котором красовались три большие чашки, распространявшие по комнате крепкий приятный аромат.

Проглотив слюну, Фелисити сама поднесла поднос к постели и поставила у изголовья Сисси.

– Но сначала, – твердо заявила она, увидев, что в комнату зашла еще одна служанка с ведром горячей воды, – вас надо хорошенько помыть и приготовить к дальнейшему путешествию.

От усталости Фелисити буквально валилась с ног. Однако она спустилась в холл совершенно удовлетворенная собой: в тихой спальне сном праведников сопели трое детей. Сисси и малышка на широкой кровати, а Эзра с неразлучным петухом – на детской, которую по настоянию Фелисити принесла наверх Хатти.

Дети были вымыты, накормлены, и даже кашель больной, казалось, сделался помягче.

Сама же девушка не успела ни поесть, ни помыться, что, впрочем, не мешало победной улыбке ярко сиять на ее изможденном лице. Но в тот же момент в холл прибежала запыхавшаяся Хатти.

– Маста Дивон немедленно хочет вас видеть!

Улыбка погасла.

– Я знаю, – прошептала Фелисити. – Где он?

– Рядом, в библиотеке, но сперва он приказал вам умыться. Так что, идите-ка за мной, – и Хатти повела девушку снова наверх в другую спальню.

Войдя в нее, Фелисити даже онемела: спальня эта представляла собой огромную комнату, украшенную мраморным камином необычайно тонкой работы, роскошной высокой кроватью и главное, блестящей медной ванной, полной душистой воды. Как давно она не имела возможности насладиться всем этим, как давно не ощущала чистоты белья и сытости в желудке!

Не раздумывая, девушка сбросила с себя изорванное платье. Неужели она надела его всего лишь два дня назад?!

Отдав одежду, коробившуюся от засохшей грязи, ворчащей Хатти, взиравшей с отчаянием, а в большей степени с презрением, на подобное безобразие, Фелисити погрузилась в ванну, даже не обратив внимания на то, что мыло было жестким и сильно отдавало щелочью.

Первым делом необходимо было вымыть голову, а уж затем добраться и до тела, которое медленно, но верно принимало свой прежний нежно-розовый цвет. Выйдя из воды Фелисити небрежно кивнула на платье, брошенное на старинную кровать.

– Маста Дивон сказал, что по размерам вы вылитая Селия. Вот я и нашла кой-чего из ее одежды. Старенькое, конечно, но уж, ручаюсь вам, чистое.

В отличие от Чарлстона, здесь не было опытных пальцев Руфи, чтобы аккуратно подколоть кайму или затянуть шнуровку корсажа, но Фелисити уже не обращала внимания на такие мелочи, ей хотелось одного – есть.

– Как вы думаете, можно будет поесть?

– Поедите вместе с мастой Дивоном в библиотеке. – Довольно невежливо толстуха толкнула Фелисити на низенькую скамейку и принялась расчесывать ее мокрые волосы, ворча, пыхтя и отдуваясь при этом. Наконец она закрутила еще влажные кудри и, подняв их на затылок, заколола шпильками на какой-то весьма странный манер.

– Я вам не какая-нибудь горничная, – пробурчала она, отступая на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.

– Спасибо, все замечательно! – Девушка вскочила со скамейки и, подобрав юбки желтого шелкового платья, рванулась к двери. Ей и дела нет, что подумает о ее наряде и прическе капитан Блэкстоун! – Как пройти в эту библиотеку?

– Вниз и на…

Но, не дослушав противную экономку, Фелисити решила, что сама найдет библиотеку по запаху пищи. Однако это оказалось не так-то просто: комнат внизу было куда больше, чем предполагала Фелисити поначалу, и, тем не менее, после продолжительных поисков она нашла, наконец, искомое, причем совсем не по запаху пищи, а по клубам ароматного табака, валившего из полуоткрытой двери.

Дивон Блэкстоун стоял спиной к двери, опираясь локтем на каминную доску, в одной руке у него дымился чубук, в другой искрился стакан с темным вином. Взор мятежного капитана был устремлен на висевший над камином портрет. Фелисити вошла в комнату незамеченной.

Поначалу она честно решила объявить о своем приходе, но затем предпочла чуть замешкаться, заинтересованная изображенным на портрете человеком. Картина была написана маслом с большим талантом и, видимо, старым мастером. Но не это привлекло внимание Фелисити – ее поразил сам человек.

Мужчина на портрете был крупным, с длинными светлыми волосами, падавшими на плечи и почти закрывавшими золотую тяжелую серьгу в ухе. Черты его лица дышали отвагой, он был красив настоящей суровой мужской красотой, однако мало чем походил на язвительно-насмешливого капитана. Их роднило, пожалуй, лишь одно – пронзительный взгляд и способность полностью заполнять собой пространство: у изображенного на картине – холст, у капитана – комнату.

Девушка догадалась, что портрет изображает кого-то из предков Дивона, и, хотя она очень сомневалась в этом, все же продолжала искать сходство. В этот момент Дивон обернулся и позвал ее. Но, увы, не ее именем.

– Ну, Рыженькая, – приподняв стакан в приветствии, Улыбнулся капитан, – выглядишь ты грандиозно!

Услышав в словах Блэкстоуна прежний игриво-порочный тон, девушка поджала губы.

– Вы пьяны, – сухо заметила она, двигаясь к подносу с едой.

– Видишь, я же говорил тебе, что она умненькая шлюшка! – рассмеялся Дивон, обращаясь к портрету и подмигивая ему. – Я как раз толковал своему пра-пра-пра… Черт, никак не упомню, сколько там этих пра. Ладно, все равно, – он снова оглядел девушку, – я говорил этому пирату именно о тебе.

– Ваш прадедушка был пиратом? – Фелисити взглянула на портрет с еще большим интересом. В таком случае, нет ничего удивительно в том, что вчера капитан напомнил ей настоящего флибустьера.

– Увы, был. – Дивон одним глотком допил вино и потянулся к стоящему на камине графину. – Он плавал по испанским морям, грабил честной народ и похищал прекрасных девушек.

Одетый, как обычно, в белую рубашку с низко вырезанным воротом, позволяющим видеть курчавящиеся на груди волосы, и в туго облегающие брюки, капитан и сам выглядел так, словно был грозой и ужасом всех морей. А уж о похищении девушек не стоило и говорить – достаточно было вспомнить щедро даримые им страстные поцелуи. Фелисити покраснела, возможно, позавидовав похищенным девицам.