Хрантокс (тихо). Слушаю. Почему? Почему они его расстреляли?

Анна. Он помогал пленным бежать, открывал двери теплушек, в которых везли рабов в Германию, давал им хлеб.

Хрантокс. За это его расстреляли? За то, что он давал им хлеб?

Анна. Да, и за это тоже... Я... Я всегда старалась быть где-то рядом с ним, если только это было возможно. Ты все еще хочешь меня видеть? (Пауза.) Молчишь? Ты слушаешь?

Хрантокс. Слушаю. Ты пошлешь ко мне сына Крумена?

Анна. Пошлю. Позже.

Хрантокс. Только смотри, не слишком поздно.

Анна. Сделай все, чтобы он не умер смертью Крумена. А меня — меня ты не увидишь. Меня больше нет, так же как и тебя нет. Я любила того мальчика, семнадцатилетнего, продолжала его любить, когда он убежал, прихватив машину матери и деньги отца. Мальчика, который бросил своего брата, верившего только в него. Я ждала, ждала еще и после того, как умер Крумен и у меня родился от него сын, но потом наступил момент, когда тебя не стало. Ты — ты чужой, с голосом Пауля, сорокатрехлетний человек, приехавший бог весть откуда. Фельдфебель Донат, лейтенант Донат, ефрейтор Донат, убитый под Витебском, под Киевом или под Севастополем? Нет... Но хоть письмо, хоть одно письмо в год. Ничего.

Хрантокс. Ты пошлешь ко мне мальчика?

Анна. Да. И письма Крумена, которые он тебе писал. Их много. Они все еще лежат здесь нераспечатанные, нечитанные, лежат уже пятнадцать, шестнадцать лет. Отправитель: унтер-офицер Донат, расстрелянный под Белогоршей, у стога, поздно вечером, он был один, один, слышишь, один... (Бросает трубку.)

Несколько мгновений еще звучат какие-то шумы, потом Хрантокс тоже вешает трубку и выходит из телефонной будки; гул вокзала, шаги Хрантокса.

Носильщик. Тринадцать пять. Ваш поезд уже прибыл: Вена, Белград, Афины.

Хрантокс. Да, хорошо.

Носильщик. Вы?..

Хрантокс. Я говорил с ней долго и все узнал. Мой брат тоже не пал. Они расстреляли его вечером, у стога, он был один, слышите, один.

Носильщик (тихо). Я слышу. Один.

Хрантокс. Один. А вы... вы тоже один?

Носильщик. У меня есть жена... Мы женаты уже сорок пять лет. Думаю, не я один, а она одна: вечерами, лежа рядом со мной в постели, она плачет; я утираю ей слезы — вот и все. (Горячо.) Не садитесь на этот поезд, пусть он уедет без вас. По глупости, по недоразумению ушли вы из дому, не повторяйте этой глупости: быть может, вы через двадцать лет будете лежать рядом с ней и хоть слезы ей утирать.

Хрантокс. Я? Меня больше нет. Вы отнесли чемоданы?

Носильщик. Да, в вагон первого класса. Правильно?

Хрантокс. Правильно. Сколько я вам должен?

Носильщик. Прошло полтора часа. Как, по-вашему, работа была тяжелой?

Хрантокс. Да. Значит, семь марок пятьдесят. Потом вы пойдете на кладбище, это еще час. Всего двенадцать марок пятьдесят. Купите цветы — для Крумена, для Фрицци, для маленькой Фредерики и для Карла.

Носильщик. Какие цветы?

Хрантокс. Скорее, вот деньги, берите же, поезд уже отходит. (Шум отходящего поезда.)

Носильщик (с перрона). А родителям? Родителям? Им не надо цветов?

Хрантокс. Если хотите. Можете мне помахать на прощанье.

Носильщик (кричит вдогонку). Я буду вам махать так, словно я — ваш брат, ваша девушка, ваша сестра, ваша маленькая племянница, которую вы никогда не видели... До свиданья!

Шум уходящего поезда.

Хрантокс. Еще несколько взмахов руки, несколько едва приметных взмахов, и все.

Шум поезда усиливается.