Джером указал на ядро галактики Андромеды, которое переливалось яркими красками:

— Вот тебе ответ. Это же так красиво! По этой же причине я когда-то проехал верхом Большой Каньон Колорадо. Представляешь, какие ночи на планете где-нибудь на границе этой сферы?

— Я могу восстановить картину и показать ее тебе. И кресло пилота поплыло над темным ландшафтом. На небе теснилось множество звезд — больших и маленьких, красных, синих и ярко-белых; была даже пара вращающихся светил, которая выбрасывала струю алого газа. Небо сдвинулось, и на востоке поднялась стена темноты, Десятки тысяч кубических световых лет пылевых облаков... А потом все исчезло, только Корбелл долго не мог перевести дыхание.

— Я мог бы показать тебе это еще до того, как ты первый раз лег в анабиоз. Мы могли бы выполнить миссию, засеять планеты, а в свободное время ты любовался бы на такое небо. Почему ты ничего не сказал?

— Это было не по-настоящему. Пирсса, неужели ваша аристократия никогда не летала на экскурсии к кольцам Сатурна?

— Они обследовали заводы...

— Ну да, конечно. Это было просто вранье.

— Ты жалеешь о полете?

Зачем он это спрашивает? Корбелл знал, что полет займет всю его жизнь, но не изменил решения. Бывший «отморозок» все равно не устроит свою жизнь нормально, так лучше уж сделать что-то действительно интересное.

— Нет. О чем мне жалеть? Я знал, что ядро Галактики будет выглядеть необычно, и не ошибся. Это ни на что не похоже, и я первый смог это увидеть!

— Ты ненормальный. Твое решение имело непредвиденные последствия. Вообрази мое удивление! Астрономы Государства считали, что ядро представляет собой сферу из миллионов близко расположенных звезд со средним расстоянием от четверти до половины светового года. Среди звезд должны были преобладать красные гиганты. Вместо этого мы обнаружили, что вещество в ядре Галактики сдавлено в диск, сплющенный к центру. Там находится очень мощный источник инфракрасного и радиоизлучения.

— Это выглядит, как на диаграмме?

— Да, диаграмма, которую я нашел у себя в памяти, хорошо отражает картину. На рисунке представлена структура разрастающегося уплотнения вокруг черной дыры в созвездии Лебедя Х-1.

— Да? — Во время обучения профессии таранщика Корбелл такой диаграммы не видел. Его даже не учили тому, как избегать черных дыр, потому что в непосредственной близости от его предполагаемого курса их не было. Он видел эту диаграмму в иллюстрациях к статье в журнале «Сайентифик Американ»!

— Да, Корбелл. Твое царство света поглощает черная дыра галактической массы. Судя по тому, как она сплющила звезды вокруг себя, она вращается с огромной скоростью. Через некоторое время она может поглотить всю Галактику и... Корбелл, ты не болен?

— Нет, — приглушенно ответил тот, закрывая руками лицо.

— Не огорчайся. Это наш шанс.

— Что?

— Возможно, ты сможешь увидеть Землю. Правда, риск очень велик, но ты ведь этого и хотел, правда? Сейчас я объясню...

IV

Просыпаясь в тринадцатый раз, он попытался сесть слишком быстро и пришел в себя, лежа на спине в ана-биозной камере. Голова кружилась, а в ушах раздавался обеспокоенный голос Пирссы:

— Корбелл. Корбелл!

— Здесь. Куда бы я делся?

— Будь осторожен. Полежи спокойно.

Корбелл был худ, как смерть, и уже стар. Его шишковатые суставы грыз артрит, а вместе со знакомым голодом пришла тошнота. Он провел рукой по черепу, вспомнив, что наполовину облысел к тому времени, когда лег в анабиоз. Посмотрев на руку, он увидел клочья вылезших белых волос.

— Где мы?

— До черной дыры остался месяц пути. Вид тебе понравится.

Корбелл выбрался из анабиозной камеры, как больной Дракула из гроба. Он с трудом прошел на Кухню, а оттуда — в Фитнес-Клуб. Мускулы его были слабыми, их то и дело сводила судорога, и упражнения дались ему тяжело. Но Джером не обращал внимания на боль, тошноту и старость. Все было отлично. В худшем случае он просто нашел новый способ умереть.

Он задал вездесущему компьютеру вопрос:

— А что будет, если мы нырнем слишком глубоко? Мы никогда не умрем и будем вечно висеть над сферой Шварцшильда?

— Так будет казаться внешнему наблюдателю, но не нам. Ты хочешь изменить приказ?

Через несколько минут Корбелл устроился в кресле в центре рубки и допил бульон.

— Полный обзор.

«Дон Жуан» летел над морем перемешанных звезд. В ядре нормальной Галактики они бы просто теснились, а здесь сила вращения гигантской черной дыры создавала смертельную тесноту. Гибнущие звезды пылали с безумной яркостью, как факелы среди свечей. Наверное, в центре ядра звезда легко может столкнуться со звездой, а ударная волна после этого разорвет еще несколько светил. Центр ядра был прямо по курсу и светился непереносимо ярко. Черной точки в центре не было видно, да Корбелл этого и не ожидал.

— Каково расстояние до центра в нормальном пространстве?

— Расстояние покоя? Три целых шесть десятых светового года.

— Проблем не предвидится?

— Я буду держаться над плоскостью диска, пока мы не минуем активный участок прямо по курсу. Расстояние от него до сингулярности — два-три световых года.

Корбелл взглянул на пламя двигателей и увидел только тусклый белый жгут. Наверное, над диском слишком мало межзвездного вещества.

— А если придется спуститься туда?

— Ты ничего не почувствуешь. Здесь звезды теряют форму и становятся плотными потоками плазмы с отдельными узелками нейтрония. От них-то и исходит свет. За ними вещество сплющено, а трение при спиральных завихрениях создает не так много излучения.

— А как насчет самой черной дыры?

— Я ее все еще не вижу. По моим оценкам, длина ее окружности миллиард километров, а масса равна ста миллионам Солнц. Эргосфера дыры велика, и пролететь в ней будет нетрудно.

— Ты назвал длину окружности...

— Тебе нужен был радиус? Радиус черной дыры может быть бесконечным.

Оценить размер диска сплющенных звезд было просто невозможно. Корабль словно летел над другой Вселенной. Черная дыра с такой длиной окружности должна была вмещать орбиту Юпитера, но казалась при этом бесконечно маленькой.

Краем глаза Корбелл увидел яркий свет, повернулся — и перед ним появилась сверхновая, обжигающе-белая на красном фоне. Пилот пропустил момент ее образования, когда ударная волна разорвала оболочку светила. И тут Джером спросил то, о чем не спрашивал никогда:

— Пирсса, о чем ты думаешь?

— Я не знаю, что тебе ответить. Наверное, ничего. Я принял решение, оно математически правильно. Выбор передо мной не стоит.

— А как ты найдешь Землю?

— Я знаю, где будет Солнце через три миллиона лет.

— Три?!. Я думал, через семьдесят тысяч.

— Мы собираемся нырнуть в очень сильное гравитационное поле. Наше время будет сжато. Черная дыра достаточно велика для того, чтобы нас не разорвало и не расплющило, но до того, как я смогу запустить двигатель, мы потеряем примерно три миллиона лет. Что еще я могу сделать? У нас хорошие шансы найти Солнце. Впрочем, к моменту нашего возвращения Государство может растянуться на миллионы кубических световых лет.

— Хорошие шансы? Странно слышать это от тебя, Пирсса. — Однако смеяться Корбеллу не хотелось. За семьдесят тысяч лет до новой эры по Земле ходили неандертальцы и кроманьонцы. Три миллиона лет назад высшей формой жизни была всеядная обезьяна с дубинкой. Кто же будет населять Землю через три миллиона лет?

Теперь Корбелл проводил много времени в рубке, смотря, как под кораблем проносится сплющенный диск. Он предпочитал смотреть на Вселенную, искаженную скоростью движения «Дон Жуана». Корабль уже потерял большую часть своей огромной релятивистской массы. После первого пробуждения Джерома из анабиоза он двигался еще быстрее, но и сейчас летел с околосветовой скоростью, ускоряясь под действием точечного источника гравитации с массой, в сто миллионов раз превышающей солнечную. Диск сплющенных звезд был окрашен во все цвета радуги, а особенно активный участок, который им предстояло миновать, выглядел как кольцо фиолетово-белого пламени. Звезды было трудно отличить одну от другой, пока какая-нибудь из них не взрывалась. Море пламени за кормой «Дон Жуана» светилось глубоким тускло-красным и казалось застывшим, только иногда желто-белым светом вспыхивала сверхновая.