Жизнь Дьорви изменили статьи Ярвенны из Лесной Чаши, которые все чаще попадались ему в журналах. Ярвенна писала о своем эксперименте: как она жила на лесной поляне на Земле Горящих Трав, словно обычная полевица. Призыв Ярвенны повторить опыт в других природных нишах не прошел даром. Дьорви написал заявление, что хочет стать землепроходцем.

Больше всего по климату Дьорви подходил пустой каменистый Хирксон. Там даже валуны казались знакомыми, как в Хельдерике в Обитаемом мире. Дьорви стал тамошним поморником. Он нашел себе в скалах тесную пещерку для жилья, устлал ее сухими водорослями. Несмотря на пронзительные ветра и холодную воду, он и в воде, и на суше был одет в одни холщовые штаны, без рубахи, лишь со своим талисманом на груди: хельду не привыкать.

Только когда неприветливое рокочущее море начинало покрываться льдом, Дьорви возвращался на родину в Хейфьолле.

Однажды недалеко от гряды подводных камней, погрузившись на дно, Дьорви заметил деревянный корпус длинной весельной ладьи, косматый от водорослей. Поморник подплыл ближе. В первый миг его напугала резная голова морского змея с разверстой пастью, которая украшала торчащую вверх носовую часть. Дьорви метнулся в сторону, и только через миг понял, что она неживая.

Ныряльщик поплавал вокруг, убил ножом небольшую рыбу и направился к берегу, чтобы ее съесть. Дьорви не собирался разводить костер. Живя как поморник, он даже не думал о горячей пище. И только вечером перед сном, в тесной сухой пещерке в скалах он сосредоточился и вспомнил свое человеческое «я» и имя. Дьорви делал это для того, чтобы не превратиться в поморника насовсем. Случись это с ним, землепроходцам не так-то просто было бы найти его в морской пучине, чтобы вернуть рассудок и память.

Закрыв глаза, он замер, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Из неясных образов, теснившихся в сознании, наконец вырвался один отчетливый и знакомый: его мать в шерстяной юбке и желтом переднике выходит на крыльцо: "Дьорви! Домой!" Имя, оклик матери, — полуголый поморник вздрогнул, опомнился. Да, он Дьорви, человек… И тут ему пришла на ум затонувшая ладья с чудовищной носовой фигурой. Лишь теперь Дьорви понял, что это ценная находка: о ней нужно немедленно сообщить в "Северную оливу".

Землепроходцы уже знали, что канцлер Стейр с помощью спутников может наблюдать за Землей из космоса. Именно так он и обнаружил первые экспедиции. Теперь землепроходцы использовали множество ухищрений, чтобы оставаться незамеченными.

Дьорви редко выныривал на открытом месте, а, выбираясь из воды, прятался в скалах. Наверное, со своим необычным образом жизни он был похож на какое-то морское животное или псевдозоологический объект.

В лагере землепроходцев Дьорви поручили исследовать затонувшую ладью. Он связал небольшой плот и устлал его водорослями: сверху он и должен был казаться просто скоплением водорослей. Была туманная ночь, и Дьорви предчувствовал, что ненастье усилится. Зато кому придет в голову, что эта точка на радаре в ледяной воде — не рыба, не тюлень, даже не псевдообъект, а подводный археолог из Обитаемого мира!

Свою добычу с затонувшей ладьи Дьорви складывал в прикрепленный к плоту рундук. Это были какие-то деньги, статуэтки и украшения.

Жители Хирксона селились у моря и были мореплавателями; их ладья оказалась сделана необычайно искусно. Форштевень был украшен головой морского змея, кормовой брус — хвостом. Корабль воспринимался как живое существо, как одно из воплощений самого Мирового Духа.

Дьорви всегда чувствовал в море направление и, как все поморники, заранее знал, какая будет погода. Ожидая, что идет шторм, он наконец решил возвратиться на берег. До заката было еще далеко, но вскоре сильно похолодало, небо заволокло сизыми тучами, море стало свинцово-серым.

Огромные морские змеи стремительно проносились мимо плота. Если бы такое чудовище прошло чуть ближе, ударом огромного хвоста оно перевернуло бы плот не хуже громадной волны. Они словно обезумели: то выскакивали из воды, то закручивали водовороты.

Над Дьорви, почти касаясь его головы, с криком промелькнул громоносец. Это были узкие стремительные существа, длиной в руку, покрытые твердой чешуей, с темно-синими крыльями, отливающими черным. Дьорви их уже знал: эти создания жили в грозе и штормовом ветре, носились вместе с бурей над волнами.

Сейчас же за первым пронесся второй, а потом появились другие: громоносцы закружили целой стаей. Казалось, что волны поднимает не ветер, а эти летающие и плавающие чудища в едином порыве создают их. Впрочем, ветер тоже бушевал, небо разрезала ветвистая молния.

Дьорви вылез на плот. Под потоками дождя в одних штанах по колено он готов был опять соскользнуть в черную воду, чтобы сущность поморника помогла ему выжить. Но в рундуке лежала добыча с затонувшего судна. Полукровка понимал, что брось он плот, сам он не пропадет, но погибнут труды его подводных исследований, а главное, — спасенные им древние вещи. Монеты, украшения, части доспехов — это было послание скал Хирксон. Нельзя утратить послание раньше, чем ученые его прочтут.

Морской змей промчался рядом, развернулся, закружился в воде, и плот закрутило воронкой. Дьорви боролся, как мог, чтобы его не смыло.

Внезапно Дьорви показалось, что он видит маяк. Ему пришло в голову, что это кто-нибудь из друзей-землепроходцев узнал о его беде, явился и зажег маяк в скалах. Берег, оказывается, был совсем близко, а огонь отмечал, где можно причалить…

Маяк зажег человек. Почти человек. Он был сгорбленный, но огромного роста, свет падал на его лицо, напоминавшее обветренные, морщинистые лица старых моряков. Это лицо с льдисто-серыми глазами обрамляли спутанные волосы цвета бурых водорослей. Дух мира Горящих Трав был в штанах — таких, как у Дьорви, — и на шее у него висело ожерелье из небольших морских ежей. Высоко над головой он держал посох с подвешенным к нему ярким сигнальным фонарем. В сиянии фонаря Дьорви видел, что руки у великана до локтей покрыты чешуей.

Дух воткнул посох в береговые острые камни, кивнул Дьорви, указывая на скалу позади. Там темнела пещера, в которой можно было укрыться. Затем, неслышно и неожиданно легко ступая, великан осторожно обошел вытащенный на берег плот, и, как рыба, ушел в волны.

Вход в склеп, устроенный под холмом, был засыпан оползнем. Земля над ним слежалась и поросла травой и кустарником. Теперь здесь велись раскопки. Раскопщики уже освободили участок коридора и являлись прямо под землей, поставив здесь свои алтари.

Первым возник в подземном мраке Аттаре возле лежащей на обломке камня красной розы. На камне был нарисован солярный знак. Аттаре облекся сиянием, освещая темное помещение.

Появился другой раскопщик. В этой тесноте больше двоих и не было нужно. В сам склеп еще предстояло пробиться. Археологов ждали лопаты и заступы. После решительной борьбы с плотной, слежавшейся землей перед раскопщиками встала каменная кладка.

— Вход в гробницу замурован, — задумчиво сказал Аттаре, очищая от земли стену. — Придется разбирать кладку.

Работа заняла больше недели, потому что за стеной открылся еще и заваленный камнями коридор. В конце коридора оказалась дверь из толстых досок, она-то и вела в просторную усыпальницу. Ее свод и стены оказались выложены из мастерски отесанных плит. Помещение было заставлено глиняными сосудами, запечатанными смолой, заполнено драгоценными предметами быта, ящичками и ларцами. В нише виднелась алебастровая урна, и Аттаре уже догадывался, что в ней находится смешанный с благовониями прах погребенного человека.

— Похоже, из этого склепа сделали тайное хранилище, — взволнованно проговорил Аттаре, озираясь. — Я так и думал. В Тиевес достаточно высокая культура, чтобы люди сознавали ценность своих рукописей и произведений искусства. Сосуды запечатаны для предохранения от влаги: внутри, полагаю, свитки. Местные жители спрятали рукописи, когда увидели гибель своей цивилизации. Убежден, что со временем откроются и другие тайники.