Материалы Синода и так называемого «Дела Маркела Родышевского» в архиве Тайной канцелярии позволяют уточнить распространенную ошибку о том, что разведенная супруга Ягужинского носила фамилию Хитрово. Другую ошибку позволяют исправить земельные ведомости, связанные с деревней Подушкино. Речь идет о родных жены Василия Аврамовича Лопухина – княжны Александры Петровны Гагариной. Благодаря ее брату Гавриилу Петровичу, женатому на сестре писателя А.Ф. Воейкова, круг друзей Воейкова бывал у них в доме, как и они сами в Подушкине. Хотя многие авторы называют жену Гаврилы Петровича урожденной княжной Щербатовой, земельные документы опровергают эту версию, как, впрочем, и… надгробная надпись на ее могиле в Новоспасском монастыре Москвы.
Воейковы связаны с Подушкиным со второй половины 1760-х годов. Они ставят здесь каменную церковь Рождества Христова. Одноэтажный деревянный барский дом имел регулярный парк и хороший плодовый сад. Поместье располагало мельницей «о двух поставах» на речке Семынке. Числилось в нем больше полутораста крепостных.
В Подушкино приезжает Прасковья Федоровна Гагарина, урожденная Воейкова, а также будущий писатель Александр Федорович Воейков, сначала учившийся в московском университетском благородном пансионе, кстати сказать, вместе с В.А. Жуковским. В захаровские годы Пушкиных он приобретает известность как литератор: в 1806 году в «Вестнике Европы» выходит его нашумевшее «Послание к Сперанскому об истинном благоденстве». В 1809 году выходит его перевод труда Вольтера «История царствования Людовика XIV и Людовика XV», спустя два года – «Образцовые сочинения в прозе знаменитых древних и новых писателей». В 1815 году он становится мужем племянницы Жуковского, Александры Андреевны Протасовой, и принесет много зла и ей самой, и особенно Жуковскому.
Кажется, трудно найти хоть одного в «шумной толпе соседей» Захарова, который бы не имел отношения к литературе. С родным домом жены в известной мере связана литературная деятельность Гаврилы Петровича Гагарина, сенатора (с 1786), члена Государственного совета, директора Заемного и Вспомогательного банка, министра коммерции во времена Александра I. Он умеет сочетать ловкость чиновника и царедворца с религиозным фанатизмом и… редкой фривольностью. Если в энциклопедических словарях с его именем связываются вышедшие в Москве в 1809 году такие сочинения, как «Акафист апостолу и евангелисту Иоанну», «Акафист с службою и житием Дмитрия Ростовского» или «Служба преподобному Феодосию Тотемскому», то библиографические справочники указывают и вышедшие в Петербурге в 1811 году «Эротические стихотворения», и изданные там же двумя годами позже «Забавы уединения моего в селе Богословском».
Своеобразную широту взглядов заимствовал у родителей и единственный сын Гагариных – Павел Гаврилович. Боевой офицер Суворовской армии, он соглашается прикрыть своим именем связь Павла I с Анной Петровной Лопухиной. Несмотря на предельную покладистость супруга, Павел испытывал к нему приступы бешеной ревности, от последствий которой чету молодых Гагариных спасла только скорая кончина императора. Гагарин немедленно получил назначение к одному из европейских дворов в качестве посланника. Но семейная жизнь его оказалась недолгой. В 1605 году экс-фаворитки не стало, а законный супруг поместил на ее надгробии в Александро-Невской лавре благодарственную надпись, называя жену своей «благодетельницей». В тяжелейшем душевном состоянии он заканчивает свою книгу «Тринадцать дней, или Финляндия» – описание путешествия в свите Александра I из Петербурга в Або. Изданная в Москве в 1809 году, а затем на французском языке в Петербурге, это была одна из книг, которые, по выражению Н.И. Новикова, «весьма похвалялись современниками».
И небольшая бытовая подробность. П.Г. Гагарин после смерти своей близкой к императору супруги почти тридцать лет вдовел, опустился, перестал за собой следить. Но уже в преклонных летах он неожиданно женился на балерине казенной сцены М.И. Спиридоновой.
В Москве «считались родством», не обходили стороной родных и уж непременно навещали и опекали тех, у кого не складывалась личная жизнь. Такими неустроенными в жизни оказались «девицы» Спиридовы, как их называли документы тех лет, дочери прославленного адмирала Спиридова Дарья и Александра. О них заботился родной брат Матвей Григорьевич. Поручик в 1772 году, через 7 лет он уже был камергером. Так же быстро стал членом Военной коллегии и сенатором. Но настоящую славу ему приносит не военная и придворная служба, а занятия генеалогией.
Став мужем дочери известного историка М.М. Щербатова, Спиридов при его помощи начинает составлять генеалогию русского дворянства и становится едва ли не первым по времени профессиональным специалистом в этой области. Он издает «Родословный российский словарь» (1793–1794), «Краткий опыт исторических известий о российском дворянстве, извлеченный из степенных, чиновных и других разных российско-исторических книг» (1804) и «Сокращенное описание служб благородных российских дворян – расположенных по родам их» (1810).
Село Козино, где жили сестры, было настоящим семейным гнездом Спиридовых. Козино явно выделялось среди соседних деревень множеством жителей – за ним числилось 583 человека при сорока дворах. Впрочем, собственно поместье богатством не блистало. В селе находилась деревянная церковь Николая Чудотворца. Господский дом – деревянный, одноэтажный со службами – соседствовал с фабрикой, производившей скатерти, салфетки и русский канифас. Крестьяне подрабатывали рубкой леса. Со смертью теток им наследовал племянник от брата Алексея Григорьевича, адмирала, служившего архангельским военным губернатором и главным командиром над Ревельским портом, – камер-юнкер Алексей Алексеевич Спиридов. Другой племянник, владелец Козина, оказался декабристом первого разряда.
Большинство из шумной толпы соседей можно увидеть собственными глазами: их портреты написаны лучшими русскими портретистами второй половины XVIII – начала XIX века. Они встают на полотнах Федора Рокотова и Владимира Боровиковского. Тем любопытнее, что Рокотов со своими родными был ближайшим соседом обитателей Захарова: Рокотовым принадлежала деревенька Аниково с ее девятью дворами и сотней крепостных. Формально его владельцами были воспитанные живописцем его племянники – поручик артиллерии Иван Большой и подпоручик Иван Меньшой Никитичи. Художник приобрел для них эту недвижимость – сами они никакими средствами не располагали, – а в дальнейшем именно они станут его единственными наследниками. Старший достигнет чина артиллерии майора, младший – штабс-капитана.
Одна из наиболее стойких, связанных с замечательным портретистом легенд утверждала его происхождение из крепостных. Такая версия представлялась наиболее удобной в советские годы. В действительности документы позволяют сделать вывод, что Рокотов был безусловно свободнорожденным – иначе он не мог бы подписать устав московского Английского клуба, основателем которого был. Более того – несомненна его связь с семьей Репниных, причем связь родственная. В репнинской семье существовала своеобразная традиция опеки многочисленных побочных детей. У Аникиты Ивановича Репнина это многочисленные сыновья, для которых он добивается фамилии Репнинских и дворянства. У двоюродного брата Петра Ивановича Репнина, фельдмаршала Н.З. Репнина, это знаменитый Адам Чарторыжский. К числу таких родственников относится и И.Н. Пнин.
Судя по его связям, Рокотов мог заниматься в Сухопутном шляхетном корпусе, мог быть выпущен из него в военную службу, иметь военный чин (в отдельных документах он назван «капитаном»). Прожив в Москве долгие годы, не нуждаясь в средствах, Рокотов тем не менее только в начале 1780-х годов покупает участок на углу Старой Басманной и Токмакова переулка, в приходе церкви Никиты Мученика. Он обращается в Управу благочиния с просьбой разрешить ему возведение сразу шести (и каких!) построек. В их число вошли двухэтажный каменный дом, большой жилой деревянный флигель размером в плане 224 кв. метра, вытянутые вдоль переулка конюшня, сарай и две хозяйственные постройки.