Резким жестом он выкинул руку в сторону:

– Нож!..

– Какого демона, Рейе! – прорычал Конан, выступая в круг. – Что ты творишь? Блейри, ты обещал им жизнь! Останови это!

Заговорили одновременно оба, да Кадена и Князь.

– Я здесь ни при чем. Они выбрали сами, и ты это видел! – холодно бросил Блейри. Хеллид вложил ему в ладонь рукояти парных кинжалов и отошел в сторону. – Обратного пути нет – это моррет, суд богов! Не лезь, киммериец, Слово сказано!

– Не вмешивайся, Конан! – крикнул Рейенир. – Если правда на моей стороне, победа будет за мной – а если боги отвернулись от нас, то мне и жить незачем. Лучше пожелай мне удачи!

Варвар стиснул огромные кулаки и нагнул по-бычьи голову, словно собираясь броситься в драку. Четверо стрелков немедленно взяли его на прицел. Еще трое сноровисто оттеснили Коннахара и Айлэ к высокому крыльцу хозяйского дома. Гуль с неприметной внешностью наемного убийцы пинком вышиб узкий меч из ослабевшей руки принца и выхватил из наплечных ножен свой кинжал, недвусмысленно косясь на заложников.

Киммериец сплюнул на песок, вновь отступая за линию лучников.

– Я знаю, что такое божий суд, и потому не вмешиваюсь – но если кое-кто попробует словчить, будет иметь дело со мной! – рявкнул он. – Удачи тебе, Рейе, и тебе, женщина! С помощью всех богов, древних и новых, надерите задницу этому ублюдку!

Блейри даже не поглядел в его сторону – слова аквилонского короля были пусты. Хеллид ухмыльнулся. Он вспомнил, как Князь ловил на лету стрелы.

Рейе и Иламна одновременно обнажили клинки, и поединок начался.

…Никаких доспехов, никакого тайного оружия, никакой магии, здесь и сейчас, прямо на том месте, где прозвучал вызов на смертельный поединок, и лишь боги судят бойцов – таков моррет, древний священный обычай Рабиров. Считается, что личное мастерство, сила и быстрота сражающихся не имеют решающего значения после того, как противники вступят в круг. Лишь уверенность в собственной правоте и готовность отдать жизнь за истину важна для высших сил, направляющих руку воина. И если боги решат явить свою волю, то даже неопытный боец, на чьей стороне правда, одолеет матерого дуэлянта – и наоборот, у неправого, будь он хоть великим мастером клинка, в решающий момент выскользнет из пальцев рукоять, или древесный корень невовремя подвернется под ногу, или солнечный зайчик, пробившись сквозь листву, на мгновение ударит в глаза.

Так говорят.

Кинжальный бой стремителен, как кошачья драка. Его не сравнить с тяжеловесным танцем мечников, построенным по принципу «удар-блок», когда отточенные полосы стали длиной в руку рассыпают при соударении снопы искр. В кинжальном поединке почти невозможно отвести удар плоскостью своего ножа, глаз не уследит за молниеносным полетом короткого лезвия, не успеет рука. Единственная защита, когда в ход идут ножи, это способность поединщиков предугадать – по малейшим изменениям позы, по направлению взгляда, перехвату пальцев на рукояти – куда полетит острый, как бритва, клинок: хлестнет по запястью? В горло? Или сквозь паутину обманных выпадов выстрелит, как арбалетный болт, в сердце или в живот? Высокое искусство боя на ножах сродни каллиграфии. Побеждает не тот, кто сильнее или выносливее, а тот, чей глаз более верен, чья рука тверда и в то же время подвижна, чей разум спокоен, а клинок во всем уподобился кисти живописца.

Иламна напала первой. Хотя Блейри заявил во всеуслышание, что готов встретить сразу двоих противников, поединок должен оставаться честным – боги могут решить, что мало правды выйти вдвоем на одного. Гулька владела кинжальным боем хорошо. Очень хорошо. Теперь Рейе мог лишний раз убедиться в этом.

Скользящим шагом она пересекла импровизированный круг – высокая стойка в пол-оборота, стальной широкий коготь в правой руке на уровне глаз, острием вперед, левая прячется за спиной, прищуренные глаза чутко ловят малейшее движение Блейри. Тот не двинулся с места, ждал, лишь слегка пригнувшись и разведя опущенные руки – в каждой по тяжелому, в полторы пяди длиной, боевому ножу. Правила моррет не ограничивали бойцов в выборе оружия, единственное условие – оно должно быть сколько-нибудь равноценным. Нельзя выйти с мечом или копьем против кинжала, но уж какой нож тебе больше по руке, один он или два, каждый выбирает сам. Затаив дыхание, Рейе следил: вот Иламна на расстоянии «готовности духа» – шаг и вытянутая рука… неторопливо пошла по кругу, смещаясь маленькими приставными шажками, правая, верхняя кисть готова секануть плетью, левая скрыта… Блейри по-прежнему не шелохнется, только чуть поворачивает голову, следя за каждым шагом, и очень тихо, слышно даже, как скрипит под ногами песок…

Удар! – не с правой руки, наотмашь сверху вниз, как можно было ожидать: Иламна крутанулась волчком, полоснув из-за спины, снизу, и хлестнула сверху мгновением позже, плоским росчерком на уровне горла. Тут же – отскок, оборот, сдвоенный выпад! Мгновенный блеск стали, свист клинков – что Блейри? Успел уклониться? Ранен?..

Князь не стал поражать воображение зрителей хитроумными приемами, но тем не менее, когда Иламна нанесла удар, из полудюжины глоток вырвалось изумленное «ах-х» – быстрый, как мысль, выпад гульки пришелся в пустоту, ее противник словно растворился в сыром рассветном воздухе и возник за ее спиной. Коротко сверкнул кинжал, левый рукав Иламны вдруг распался на два неравных зеленых лоскута, стремительно темнеющих по краям. Рабирийка охнула, отпрянула, завертела вокруг себя стальной вихрь, и спустя два удара сердца оба противника замерли по разные стороны круга: гулька, побледнев, пригнувшись и выставив перед собой оба ножа – и ее соперник, в прежней вольной позиции, ничуть не изменившийся в лице, вращающий в пальцах кинжал так быстро, что лезвие расплывалось в светлое пятно.

Иламна выругалась сквозь зубы и вновь пошла на противника.

Они сходились еще дважды, и все повторялось: непоколебимо спокойный Блейри, бросок Иламны, каскад выпадов, секущих ударов, обманных финтов, настолько стремительных, что человеческий взгляд ухватывал в лучшем случае половину… а потом болезненный возглас и широкий, заплывающий кровью разрез на одежде гульки. Левое плечо. Правое бедро. Левое запястье. От последнего пальцы Иламны бессильно разжались, и один из ножей воткнулся в песок. Рабирийка стиснула другой так, что побелели костяшки пальцев, и Рейе понял: она побеждена и сама это знает. В глазах бывшего герольда князя Драго, когда Рейенир встретился с ней взглядом, застыл ужас.

Тогда Князь, стоявший поодаль воплощением безучастности, заговорил равнодушным скучливым тоном, размеренно подкидывая кинжал и всякий раз аккуратно ловя его за лезвие:

– Что, боги отвернулись от тебя, Иламна из рода Элтанар? Сама виновата, милая. Ты ведь не истины искала в круге моррет – просто хотела меня прикончить. Ненависть и месть, вот и все твои чувства, а? Ты проиграла поединок. Хочешь сказать что-нибудь напоследок?

– Чтоб ты сдох, ублюдок, – звенящим от ненависти голосом произнесла Иламна.

Она резко взмахнула рукой. Что-то маленькое, острое прожужжало через весь двор. Блейри поймал это на лету, небрежно, двумя пальцами. И тут же отправил обратно.

Обеими руками Иламна схватилась за горло. Колени у нее подломились, и рабирийка мягко повалилась на песок, будто сломанная игрушка, у которой внезапно оборвались все нити, связывающие с жизнью – а воины Князя разразились коротким торжествующим воплем.

Повисла тишина, в которой прозвучал холодный голос Блейри:

– Один долой. Следующий! – и предостерегающий возглас, предназначенный королю Аквилонии: – Стой где стоишь, киммериец! Все было честно! Боги явили свою волю!

Действительно, все было честно. Конан под прицелом четырех луков сдержался, не двинулся с места, вполголоса сыпля проклятиями. Айлэ теснее прижалась к принцу.