Из-под воды навстречу ему — с седла Властимиру было видно — уже поднимался сам водяной — старик, опутанный водорослями, собственной бледно-зеленой спутанной бородой, за которую цеплялись раки, и с обрывком рыбачьей сети вокруг тела. Он вынырнул и шумно встряхнулся — во все стороны полетели брызги и водоросли. Увидев его, русалки засмеялись громче и удвоили усилия.

И вдруг водяной, что уже тянул худую руку с длинными грязными ногтями вперед, остановился и повел головой по сторонам. Русалки тоже что-то услыхали, неведомое Власти-миру, и засуетились. Их голоса зазвучали испуганно. Водяной хлопнул рукой по воде и шумно нырнул.

Вынырнул он уже в камышах, перед самыми копытами Облака, и тот попятился, вскидываясь и стряхивая повисших на нем русалок. Водяницы с визгом отскочили в стороны, и жеребец бросился прочь.

Властимир уже понял причину странного поведения русалок и карабкавшегося позади него на берег водяного — из глубины леса летело, нарастая, многоголосое эхо, слуга лешего. Оно шумело, трещало, бормотало, гудело и ревело. Слышно было, как хрустят ветки валежника под чьими-то шагами. Качались верхушки деревьев.

В кронах дубов, окружавших поляну, замелькало что-то буро-рыжее. Это были белки, сотни белок. Они метались по ветвям, прыгали по стволам и перелетали с дерева на дерево. Водяной и русалки со страхом следили, как их становится все больше и больше. Кроны пришли в движение — всюду появились белки, и число их все прибывало. А из чащи леса доносился гулкий хохот и перестук по ветвям — к поляне шел сам леший.

Водяной стоял в камышах по колено в воде и потрясал кулаками. Русалки сгрудились позади него и жалобно щебетали. О Властимире все забыли, и он от души порадовался вечной вражде водяных с лешими — при появлении своего давнего супротивника водяной отпустил его на все четыре стороны.

Властимир часто слышал о том, что водяные дерутся с лешими. Сейчас он мог увидеть это своими глазами, но не стал задерживаться — кто бы ни победил, от победителя ему хорошего ждать нечего. Надо было выбираться из леса, пока леший занят.

И снова его окружал густой темный лес. С веток свешивался мох и паутина. На седых от времени стволах деревьев, словно светившихся в темноте, торчали огромные березовые грибы. Сучья норовили пропороть всадника насквозь. Облак то и дело спотыкался о поваленные деревья и корни. Солнце, давно уже взошедшее, с трудом достигало дна этого лесного подвала, кажется совсем нежилого. Только комары чувствовали себя здесь в порядке.

Властимир ехал молча, опасаясь с неосторожным словом, еще раз попасть впросак. Привыкший к седлу и тяготам воинского дела, князь не успел устать — он проводил в седле и больше времени и научился не ощущать голода. Но беспокоило другое: когда уезжал, позади, на поляне, как раз начался треск и топот, прерываемый по временам завываниями и ревом дерущихся. Теперь шум давно уже затих, а князь, похоже, заплутал — лес вокруг не менялся, и пора было задуматься, уж не бродит ли он по кругу. Если это так, то, похоже, леший победил водяного и теперь с ним забавляется.

Проезжая мимо невесть как попавшей в дубраву березы, он сломил нависшую перед лицом ветку и содрал немного коры, обнажив зелень. И некоторое время спустя перед его лицом снова закачалась сломанная им же самим ветка!

В сердцах Властимир совсем отломил ее и бросил наземь. Но за такие шуточки лесовик мог рассердиться, а потому надо было спешно уносить ноги. Князь огляделся — саженях в десяти ровные стволы деревьев чуть раздавались в стороны, образуя прогалину. Там князь увидел корягу и поехал к ней.

Оказавшись на крошечной прогалине — такой маленькой, что ветви почти не размыкались над нею, — он обнаружил в центре ее еле возвышающийся над слоем опавшей листвы старый толстый пень когда-то стоявшего здесь дуба. Почти лишившийся коры ствол лежал рядом.

Спешившись, Властимир на ходу отстегнул застежку плаща, бросил его на ствол и стащил кафтан и рубаху через голову. Потом быстро вывернул все это наизнанку, надел снова и, присев на ствол, переобул сапоги — правый на левую, а левый на правую ногу.

Верный Облак стоял над ним, не нуждаясь в привязи. Вдруг он фыркнул и шагнул в сторону, тронув князя губами за плечо.

Закончив возиться с сапогами, Властимир поднял голову и обнаружил, что на пне сидит какой-то старичок в кафтанчике из кожи, войлочных штанах и липовых лаптях. В густой бороде его застряли травинки и сухие листья, по рукаву ползла улитка. Маленькие глазки в сетке морщинок смотрели на князя не отрываясь.

В один миг Властимир оказался в седле и оттуда разглядел старичка попристальней. Так и есть — кожа лешака отливала слабой голубизной.

Однако старичок углядел швы на одежде князя и печально покачал головой.

— Догадался? — молвил он. — Коль так, иди, чего уж там…

— Благодарствую, — ответил перепуганный Властимир и тронул коня.

Но Облак не успел сделать и трех шагов с поляны, как леший догнал его и ловко схватил за узду, останавливая.

— Не туда правишь! — строго сказал он и указал корявым пальцем. — В ту сторону, там тебя ждут!

Властимир глянул — леший показывал в самую чащу леса, где было еще темнее, чем там, откуда он приехал.

— Да-да, благодарствую, — быстро сказал он и завернул коня, но стоило лешему отвернуться на мелькавшую над головой сову, что полетела ночевать, как он вернулся на старую дорогу и пришпорил коня.

Облак как на крыльях понесся вперед. Что-то заполошно закричал леший, заметалось вслед ему эхо, но запуталось в сухих сучьях и отстало, а князь все погонял и погонял.

В ушах засвистел ветер. Дрогнули, закачались дубы и яворы, застучали сучьями. Заскрипели томившиеся в них души человеческие, заголосили. Вой ветра перерос в грохочущий гул, кативший князю навстречу и гнувший деревья. Мрак накрыл и без того темный лес. Во мраке только и видно было, как, словно руки, шевелятся сучья, цепляясь за одежду и гриву лошади. Сквозь рев и шум послышался мерный тяжелый топот.

Неужели он по неведению обидел самого Святобора? Тот ведь может в один миг оказаться в любом месте своих владений, а Властимир явно нарушил заповедные границы его лесов. И ведь он поехал не туда, куда указывал ему леший. Наверняка лешего послал ему сам Святобор и теперь покарает за ослушание.

Шум и топот нарастали — неведомый был все ближе. Облак испуганно завизжал, развернулся на задних ногах и помчался прочь.

Сзади заревело громче и яростней. Деревья затрещали от гнева лесного бога, посыпались отломанные сучья, стали валиться стволы. Разгневанный Святобор крушил лес, чтобы добраться до дерзкого.

Припав к гриве мчавшегося сломя голову Облака, Властимир не оглядывался, доверясь коню, как уже не раз доверялся ему в стычках с хазарами и иногда заходившими в приокские леса остатками когда-то сильного кочевого племени угров. Облак спасал ему жизнь, и теперь, ослабив поводья и дав коню полную свободу, князь поклялся Велесу и Перуну, что, коли вынесет его Облак, не разлучит его с конем ничто, кроме смерти.

Что-то белое мелькнуло рядом — крапчатый жеребец, что заманил его в леса, выскочил сбоку и помчался бок о бок с Облаком. Потом он обогнал его, и конь послушно поскакал за крапчатым. В эту пору показалось князю, что впереди мчит сам Индрик-зверь, спасая его.

Шум позади понемногу ослаб и отстал. Махнув хвостом, исчез жеребец, и, лишившись провожатого, Облак перешел на рысь, а потом и на шаг, успокаиваясь сам и успокаивая всадника мерной ходьбой.

Лес вокруг изменился, ожил. Среди вековых стволов показались тонкие рябинки, заросли бересклета и боярышника, на прогалине обнаружился орешник, опавшие листья скрыла трава и лесные цветы. В ветвях замелькали птицы, и воздух наполнился их голосами и запахом трав. Этот лес был живой, в нем настоящий славянин не заблудится никогда. Глянув на солнце, Властимир прикинул, что время близко к полудню. Значит, к Мурому ему надо свернуть немного левее.