— Не хочешь ли ты сказать, Озимандия, что все мы обречены? — спросил Конан.
— О нет, вы не столь уж долго пребывали возле камней, и вам пока ничто не грозит. Я лишь предупредил. Но время не остановить, и Зерван не будет нас ждать. Дайте же мне самоцвет!
— Кулан, отдай ему камень,— наконец разрешил Конан.— Хуже вряд ли будет, а так у нас остается шанс.
— Помнишь,— шепнул Септимий Евсевию,— вокруг этих камней на берегу озера не рос мох?
— Да,— кивнул Евсевий.— Но он упомянул Зервана. Как бы я хотел, чтобы слова Кулана сбылись, и Зерван возвратил нам Хорсу. Да не по нашу, а по другую сторону решетки!
Тем временем Озимандия, вооружившись серебряным перстнем с камнем Мабидана и своим золотым, приложил печатку с письменами ко вновь воссиявшему самоцвету и принялся произносить на все том же древнем языке одно за другим заклинания.
Слова падали в тишину, как капли в огромный пустой сосуд, но как сосуд наполняется медленно, но неуклонно, так с каждым словом, произнесенным Озимандией, менялось что-то в самом воздухе, а камень время от времени вспыхивал, разгораясь все сильнее. Казалось, нечто невидимое, но грандиозное воздвигается во тьме, пытаясь разорвать оковы, прорываясь из мира невидимого, мира заклинаний в мир осязаемый.
И вот будто разбилось застывшее стекло, разлетелся вдребезги уродливый саркофаг, освобождая создание могучее и прекрасное. Зеленый луч вырвался из камня, переливаясь всеми оттенками зеленого.
— Видишь,— повернулся к Кулану Озимандия. Его худое лицо светилось, наверно, не слабее зеленого камня.— Ты не смог бы говорить с ним. Тебе неведом язык атлантов, а дракон не из числа детей Юхиббола.
— Что ответил дракон? Он явится? — Конана интересовало только это.
— Да, если его не остановят. Нам остается ждать,— провозгласил бывший служитель.— Хотя трудно предположить, что даже в темноте они не заметят дракона. Его чертог довольно далеко отсюда.
— Да, дракон — это не заяц, это зверь серьезный,— изрек Майлдаф, поглаживая свой ужасный меч.
Между тем камень потух, и снова лишь голубоватый свет озарял пещеру. Предупрежденные магом, все теперь расположились не ближе чем в четырех локтях от светящегося камня, лежавшего на полу.
— Однако господин Кулан надолго испортил им настроение,— заметил Тэн И.— Нас пока никто не торопится навестить.
— А мне кажется, уже пришли...— В голосе Бриана Майлдафа появились недобрые нотки.
Все обернулись. Возле решетки, прямо из темноты, медленно обретая очертания, появлялась высокая белая фигура.
Это был старик в плаще с капюшоном, очень худой, с длинной бородою и длинными тонкими белыми пальцами. Низко наклонив голову, так что лица вовсе не было видно, он сложил руки перед грудью, образовав ладонями подобие сферы.
— Бриан, стой! — воскликнул Кулан.— Это Зерван!
Старик начал медленно поворачивать раскрытые ладони в направлении людей. Ослепительный белый свет больно ударил в глаза.
На миг все потеряли способность видеть, а когда слепота отступила, старика в пещере не было. Вместо него за решеткой стоял крепко сложенный молодой белобрысый гандер ростом чуть ниже среднего, в кожаных штанах, льняной рубахе и тонкой кольчуге под ней. На поясе его висел короткий меч, а шея была обмотана красиво расшитым клетчатым шарфом. Человек озирался, не понимая, куда он попал.
— Хорса! — позвал Конан.
Гандер обернулся и, словно не веря своим глазам, протер их, а потом шагнул к решетке.
— Кениг! Это ты?! Где мы? Почему здесь решетка?
— Тихо! — строго прервал его король.— Хорса, мне, конечно, интересно, где ты провел два дня. Но сейчас ты мне нужен именно по ту сторону решетки. Слушай! — приступил к объяснениям Конан.— Мы внутри горы. Той самой, где находится тайный храм. Здесь творятся такие безобразия, что мы решили прихлопнуть всю эту шайку разом. Сейчас мы в плену, но ты, пока в пещере темно, можешь пробраться в самое логово и осуществить задуманное нами. Вот этот почтенный муж,— Конан указал на Озимандию,— великий маг. Сейчас он скажет тебе, что ты должен делать.
Ошарашенный Хорса еще не вполне пришел в себя, но слова кенига он воспринимал сразу и исполнял незамедлительно.
— Юноша, оставь эту решетку. Она не сломается, даже если ты станешь силен, как твой кениг,— заговорил Озимандия резким и скрипучим голосом, который тем не менее был чем-то неуловимо притягателен.— В этой горе есть тот, кому по силам сломать такую решетку. Ты знаком с ним — это черный дракон. Ныне он направляется сюда, но наши враги могут его остановить. Вот камень.— Маг показал Хорее свой налобный обруч с самоцветом.— Ты пойдешь по пути, указанному им. Чем ближе к искомому месту, тем ярче будет светиться камень.
Все просто,— продолжал Озимандия.— Идти здесь недалеко. Воинов в этой части пещеры почти нет, служители боятся их. Но служители опасны. Постарайся, чтобы они тебя не заметили. Если нужно будет кого-то убить — убивай не раздумывая. Здесь не осталось людей, только привратники бездны.
Ты попадешь на перекресток трех коридоров, там будет мозаика из зеленых самоцветов, подобных этому,— круг, окаймленный стрелами. Место, где не хватает одного камня, видно сразу: там есть выемка. Но вкладывать туда камень не торопись, жди моего знака: на несколько мгновений камень вспыхнет голубым, а потом опять станет зеленым. Но, надеюсь, до этого не дойдет, — закончил маг.
— Тогда какой смысл, кениг? — обратился Хорса к Конану.
— Ты будешь для них как занесенный над их шеями топор палача. Покуда ты будешь там, они не посмеют тронуть нас. Едва ты вложишь камень в мозаику, пещеры обрушатся сверху донизу. Но никто из нас не хочет, чтобы это произошло, пока мы здесь. Если дракон освободит нас, мы спасемся все. Если же его остановят, нас все равно перебьют, а потому лучше уж мы заберем с собой этих служителей Сета.
— Я понял,— сказал Хорса.— Я сделаю то, что ты приказал. Но где Арминий, Аврелий, Юний и Умберто?
— Они погибли,— коротко ответил Конан. Хорса замолчал, опустив голову.
— Лови камень,— нарушил тишину Озимандия.— Заклятие замка на него не действует.
Волшебник вынул камень из своей повязки и бросил Хорее.
— Жаль, голубой светильник не пройдет! — посетовал Майлдаф, но Хорса уже скрылся в темноте.
— Мой камень получил достаточно света, этого хватит, — успокоил его Озимандия.
— А если он не доберется? — усомнился Септимий.
— А кто помешает нам сказать, что он добрался, если это потребуется? — хитро прищурился маг.
Все замолчали. Вновь потянулись минуты ожидания.
— Зерван пришел не зря,— вдруг тихо сказал Кулан.— Значит, Демон Глубин близко. Никто ему не ответил.
— Самое большое, чего я сейчас хочу, так это спать,— некоторое время спустя сказал Майлдаф.— Разбудите меня, когда будет нужно.
И горец разлегся прямо на мху, укрывшись одним из своих бесчисленных пледов.
— Завидное умение. Я так не могу,— вздохнул Септимий.
— Брось! Ложись и уснешь. Я последую примеру Бриана. — И Евсевий, подложив под голову свой мешок, устроился рядом с горцем.
— Пожалуй, он прав,— пробормотал Септимий, и присоединился к этим двоим.
— Кулан, ты не желаешь вздремнуть? — участливо спросил король.
Сам Конан не испытывал ни малейшего желания отойти ко сну, расхаживая по оставшейся в их распоряжении половине зала взад-вперед.
— Нет, о король,— покачал головой юноша, сидящий рядом с Тэн И.— Мне неинтересно спать. Я думаю.
— О чем же? — спросил Конан.
— До того, как мы вошли сюда, я думал, что скоро покину этот край и вернусь в Пустошь...
— А теперь? — Такое заявление не показалось Конану неожиданным.
— Теперь я не знаю. Здесь оказалось столько занятного: светящиеся облака, медведь, подземные рыбы, паки, дракон и...
— И я,— засмеялся Озимандия, сидевший ближе всех к решетке, вне освещенного круга.— Я знаю, ты жаждешь мудрости, а я могу многому тебя научить. Если нам будет дано выбраться отсюда, я покажу тебе все, что знаю сам, ибо мои ученики погибли здесь все до единого. Но ты совершаешь ошибку. Тебе не надо выбирать между Пустошью и Фрогхамоком. У колдуна нет родины, и в то же время его родина — весь мир. Если ты согласишься быть моим проводником, я с удовольствием проживу несколько лет в Пустоши, поскольку плохо знаю природу. - Но как бы сильно ни был ты связан с живым, более всего колдун связан с вечным! — Голос Озимандии сделался звучным и убедительным, — Кошка может быть белой или рыжей, полосатой или пятнистой, пушистой или гладкой, большой или крохотной — и все равно это кошка, живет ли она в Пустоши или в Кхитае, тысячу лет назад или будет жить через тысячу лет. А ты живешь там, где бродит кошачья тень, которая есть в каждой кошке, но она никогда не бывает равна кошке, которую держишь ты на коленях. Колдун зрим в людском мире, но он виден и в мире теней и мыслей, который вечен и вездесущ. Колдуну не надо делать выбор — этот выбор сделан за него.