– И не люди вовсе, – с горечью закончила Тика. – Они вроде жутких гномьих машин, которые решили, что они люди, и выглядят соответственно, а внутри как были машинами, так ими и остались! У этих твоих рыцарей нет ни души, ни сердца.

Да, они вежливы со мной, но я прекрасно знаю, что, если им прикажут во славу Владычицы Тьмы содрать с меня живьем кожу, они сделают это без колебания.

– Ну да, это, конечно, так, – допустил Карамон.

– А как насчет… Тика не на шутку разозлилась. – Как насчет людей, которые просто исчезли? Вроде Тодда Возчика.

– Тодд уже давно нарывался. Он всегда был скандалистом и грубияном, – помрачнев, заметил Карамон. – Я не раз вышвыривал его отсюда за хулиганство, да и выволакивать его, когда он напивался до бесчувствия, тоже приходилось. Ты же сама велела ему здесь больше не появляться.

– Это так, – согласилась Тика. Но воины Владычицы Тьмы увели Тодда вовсе не потому, что он пропойца, а потому, что он не вписывался в их великий план.

Потому, что он человек беспокойный и мятежный.

– Согласись, однако, что без него стало значительно спокойнее, – возразил Карамон. – Они поддерживают законность и порядок…

– Спокойствие! – возмутилась Тика. – Законность и порядок! Да, конечно, все это мы получили! У нас столько законов, что от них овражный гном и тот задохнется. А уж порядок! Некоторые люди просто боятся перемен, боятся всего отличающегося от привычного хода вещей. Они идут безопасным, хорошо наезженным путем, потому что им страшно с него сойти. Этот твой Ариакан выкопал на дороге уютную колею и хочет, чтобы все шли только по ней, а те, кто не соглашается, кто решает пойти по другой стороне или просто покинуть дорогу, – исчезают в ночи. Ты будешь жив и здоров в объятиях Тьмы, Карамон, но не думаю, что ты многого достигнешь. Карамон кивнул. На протяжении всей Тикиной тирады он молча резал хлеб, клал на него сыр и пододвигал к жене. Закончив с печеньем, она принялась за хлеб с сыром.

– Они прекратили эльфийские войны, – заметил Карамон. Тика вгрызлась в большой ломоть хлеба и принялась яростно его пережевывать, как будто перемалывала крепкими зубами ненавистных рыцарей.

– Да, и они же превратили сына нашего Таниса в безмозглую куклу! – проговорила она.

– Если верить Портису, холодно сказал Кара-мон. – Это он утверждал, что Гилтас собирался продаться рыцарям, чтобы спасти свою шкуру. Я встречал молодого Гила, и я о нем лучшего мнения! Он сын Таниса и Лораны, а это что-нибудь да значит! Черные рыцари убили его отца. Я не знаю, в какую игру он играет, но совершенно уверен, что не в ту, что предполагают рыцари! Квалинести, кстати, до сих пор держится! Тика покачала головой, но не возразила. Разговоры о Танисе до сих пор ее расстраивали. Та ночь, когда Лорана принесла печальную весть о его смер-ти, глубоко отпечаталась в ее памяти. Тогда они втроем сидели в темноте, опасаясь зажигать свет, сквозь слезы говорили о прошлом.

– Кроме того, – продолжал Карамон, нарезая еще сыра для жены, – тяжелое время сближает людей – как мы видели во время Войны Копья.

– Всего несколько исключений, – пробормотала Тика. – Большинство же с радостью подняло белый флаг, а на то, что Владычица Тьмы сделает с соседом, им наплевать.

– Ну, я лучше думаю о людях, – улыбнулся Карамон. – А как насчет сладкого пирога напо-следок? Тика посмотрела на стол, увидела крошки хлеба, сыра и печенья и рассмеялась. Смех сменился сле-зами, но это были слезы любви, а. не горя. Она погладила большую руку мужа и, в свою очередь, улыбнулась.

– Теперь мне понятен твой план. Нет, я совсем не хочу пирога после всего этого. Вполне достаточ-но, спасибо.

– Пока, наверно, и вправду хватит. За десять минут ты съела больше, чем чем за прошедшие десять дней. Тебе нужно поддерживать силы, любимая! – Карамон сжал руки Тики в своих. Я не хочу тебя потерять! – добавил он сдавленным голосом. Тика наклонилась к нему, ощущая, как и всегда, что он – ее лучшее утешение и величайшая радость.

– Ты не потеряешь меня, дорогой. Я буду больше думать о себе. Я обещаю…

Просто я… Я все думаю о Палине… – Она вздохнула и взглянула на темноту за окном. Если бы хотя бы его могила была здесь… Вмести с двумя другими мальчиками… Я бы по крайней мере знала…

– Его могилы здесь нет, потому что он жив! – прервал ее Карамон.

– Карамон, – печально возразила Тика. – Ты же слышал рассказ Даламара…

Палин вместе с Та-сом вошли в лабораторию, а обратно не вышли. Уже больше месяца от них ни слуху ни духу…

– Он жив! – повторил Карамон. – Я приготовлю нам по чашке тарбеанского чая, – добавил он и, поднявшись, направился в кухню. Тика знала, что теперь Карамону надо побыть одному, чтобы справиться с собой. Она вздохнула и огляделась вокруг, затем еще раз вздохнула и поднялась со скамьи. Войны, Черные Рыцари и злые драконы приходят и уходят, а грязную посуду все равно надо мыть.

Она начала собирать тарелки в стопки и внезапно услышала какой-то неясный звук.

Тика остановилась и, затаив дыхание, прислушалась. Ничего. Она попыталась припомнить, на что же был похож этот звук. Это было непросто, потому что из-за звяканья тарелок она слышала его неотчетливо. Больше всего он походил на звук тихих, крадущихся шагов. Подождав некоторое время, Тика решила, что ей показалось, а возможно, это просто прошла кошка. Она вернулась к прерванному занятию, и когда, собрав большую стопку тарелок, направилась в кух-ню, услышала скребущий звук металла по дереву. Повернувшись, она успела заметить, как засов сам собой приподнялся, а дверь начала открываться… Она бросила тарелки, разлетевшиеся по полу со страшным звоном, и бросилась к тяжелой чугунной сковороде. Схватив ее за длинную ручку, Тика встала за дверью. Пусть только Черные Рыцари попробуют покуситься на нее, мужа или малюток-дочерей, она разобьет голову любому, кто только сунется…

– В чем дело… Карамон выскочил из кухни.

– Тсс! – Тика поднесла палец к губам и подняла сковородку. Неизвестный открыл дверь и вошел внутрь. Тика видела его неотчетливо, на нем был серый плащ, голова не покрыта. Она хорошо видела только затылок. Тика прицелилась…

Внезапно Карамон с громким криком бросился вперед, сметая на своем пути столы и ломая стулья.

– Палин!.. – прошептала Тика. Не в силах сдвинуться с места, она откинулась назад и, опершись о стену, сквозь слезы смотрела на то, как Карамон обнимает сына.

– А где мама? – удивился Палин, оглядываясь кругом.

– Прячется за дверью, – ответил Карамон сквозь слезы. – Собирается прибить тебя сковородкой. Тика покраснела, отшвырнула в сторону свое не пригодившееся орудие и кинулась к сыну.

– Палин, дорогой Палин! – плакала и смеялась она. Все эти дни я молилась, чтобы ты вернулся невредимый, а когда ты наконец пришел, я сама тебя чуть не убила. Я решила, что это… Один из них.

– Все в порядке, мама, – успокаивал ее Палин, обнимая. – Я все понимаю. Я знаю, что происходит кругом. Мы говорили с Даламаром…

– Мы? – Тика удивленно посмотрела на него. Палин отступил на шаг и посмотрел на родителей.

– Мать, отец, я не один. Со мной человек, которого вы очень, очень давно не видели. Он просил меня узнать… Он не уверен… Ну, что вы будете рады… С диким, исполненным боли криком Карамон бросился к двери и распахнул ее. На крыльце стоял человек в одеждах чернее ночи. Когда он увидел Карамона, то откинул с головы капюшон, и свет, падающий из двери гостиницы, заиграл на золотистой с металлическим отливом коже, отразился в золотых глазах со зрачками в форме песочных часов.

– Рейст! – воскликнул Карамон и покачнулся. Рейстлин пристально поглядел на брата, но не тронулся с места.

– Карамон, – наконец начал он тихо, с трудом выговаривая слова. Карамон, если можешь… Если можешь… Он закашлялся, но попытался закончить. Прости…

Карамон обнял брата за плечи и ввел его в дом.

– Твоя комната готова, Рейст. Она всегда ждала тебя.

2. Сожаления. Указания. Выбор

Поднимающееся солнце блестело за цветным стеклом гостиничного окна.