«Я всего лишь преподаватель, но я заинтересован в иного рода образовании, образовании, которое предотвратит насаждение этого морального разложения ума. В настоящее время мы „обучаем“ живое человеческое существо, как стать каким-нибудь глупым бюрократом, простите меня, с важным постом и приличным жалованьем или с зарплатой клерка и куда более несчастным существованием. Я знаю, о чем говорю, потому что завяз в этом. Но, по-видимому, это именно тот вид образования, которое хочет правительство, потому что они вкладывают в него деньги, и каждый так называемый педагог, включая меня самого, помогает и содействует быстрому развращению человека. Положит ли конец этому разложению улучшенная методика или техника? Пожалуйста, поверьте мне, сэр, я очень серьезен, интересуюсь данным вопросом, я не задаю его просто ради того, чтобы поговорить. Я читал недавние книги об образовании, и неизменно они имеют дело с той или иной методикой. И с тех пор, как услышал вас, я начал все это подвергать сомнению».

«Я художник широкого профиля, и один или два музея купили мои работы. К сожалению, я буду говорить о личном, против чего, я надеюсь, другие не будут возражать, поскольку их проблема — это и моя проблема. Я могу рисовать какое-то время, затем переключиться на работу с глиной и потом заняться какой-нибудь скульптурой. Это то же самое стремление, выражающее себя различными способами. Гений — это та сила, то необычайное чувство, которому нужно придать форму, а не человек или посредник, через которого она себя выражает. Может, я неправильно объяснил, но вы знаете, что я имею в виду. Именно эта творческая сила должна сохраниться живой, мощной, под огромным давлением, подобно пару в котле. Бывают периоды, когда чувствуешь эту силу, и, однажды испытав ее, ничто на земле не сможет помешать вашему желанию возвратить обратно. С того самого момента и далее вы терзаетесь, вечно неудовлетворены, потому что то пламя никогда не бывает постоянным и никогда завершенным. Поэтому его надо подпитывать, лелеять, и каждая подпитка делает его более слабым, менее и менее полным. Таким образом пламя постепенно угаснет, хотя талант и техника продолжают существовать, и вы можете стать известным. Жест остается, но любовь прошла, сердце мертво, и так начинается ухудшение».

Ухудшение — это центральный фактор, так? Каким бы ни был наш жизненный путь. Художник может чувствовать это одним способом, а преподаватель другим. Но если мы вообще заботимся о других и нашем собственном умственном процессе, это довольно очевидно и старым, и молодым, что то ухудшение ума действительно происходит. Ухудшение, кажется, свойственное деятельности самого ума. Как механизм изнашивается через использование, так и ум, кажется, ухудшается через его собственное действие.

«Все мы знаем это, — сказала образованная леди. — Огонь, творческая сила исчезает после одного или двух всплесков, но способность остается, и этот возмещающий творческий потенциал становится на время заменой реальной вещи. Нам это слишком хорошо известно. Мой вопрос вот какой: как это творческое что-то может сохраниться, не теряя красоту и силу? Что является факторами ухудшения? Если узнать их, возможно, было бы можно положить конец им.

«А имеются ли какие-либо ясно определенные факторы, на которые можно указать? — спросил бывший член партии. Ухудшение может быть свойственно самой природе ума».

Мнение — это творение общества, культуры, в которой он был воспитан, и поскольку общество всегда находится в состоянии коррупции, всегда уничтожая себя изнутри, ум, который продолжает находиться под воздействием общества, обязательно будет в состоянии коррупции или ухудшения. Не так ли это?

«Несомненно. И именно потому, что мы восприняли этот факт, — объяснил экс-коммунист, — некоторые из нас трудились упорно и, боюсь, довольно жестоко для того, чтобы создать новый и прочный образец, согласно которому, как мы полагали, общество должно функционировать. К сожалению, несколько коррумпированных личностей захватили власть, и результат всем нам известен».

А не может быть это так, сэр, что это ухудшение неизбежно, когда создается образец для личной и коллективной жизни человека? От имени какого авторитета, кроме как хитрого авторитета власти, имеет право какой-то индивидуум или группировка создавать всем известный образец для человечества? Это сделала церковь с помощью силы страха, лести и обещания, превратить человека в заключенного.

«Я думал, что знал, как думает священник, что он понимает, как жить человеку. Но теперь, наряду со многими другими, я вижу, какое глупое это высокомерие. Тем не менее факт остается фактом. Ухудшение — это наш удел, но может ли кто-нибудь избежать его?»

«Неужели мы не можем обучать молодежь, — спросил преподаватель, — так осознавать факторы коррупции и ухудшения, что они будут инстинктивно избегать их, как избегали бы чумы?»

А не ходим ли мы вокруг да около предмета разговора, не понимая смысла? Давайте вместе рассмотрим это. Мы знаем, что наши умы ухудшаются различными путями, в зависимости от наших индивидуальных характеристик. Сейчас, можно ли положить этому процессу конец? И что мы подразумеваем под словом «ухудшение»? Давайте медленно вникнем в смысл слова. Действительно ли ухудшение — это состояние ума, которое стало известно через сравнение с неиспорченным состоянием, которое ум на мгновение испытал и теперь живет воспоминаниями, надеясь какими-то средствами восстановить его? Является ли ошибка состоянием ума, которое расстроено из-за своего желания успеха, самореализации и тому подобного. Ведь ум пытался и не сумел стать кем-то, и после этого не чувствует ли он сам, что ухудшается?

«Это все вместе, — сказала образованная леди. — По крайней мере, я, кажется, нахожусь в одном, если не во всех состояниях, которые вы только что описали».

Когда возникло то пламя, о котором вы говорили ранее?

«Оно пришло неожиданно, без моего стремления к нему, и когда оно прошло, я был неспособен вернуть его. Почему вы спрашиваете?»

Оно пришло, когда вы его не искали. Оно пришло ни благодаря вашему желанию успеха, ни из-за страстного томления о том опьяняющем чувстве восторга. Теперь же, когда оно прошло, вы его преследуете, потому что оно придало мгновенное значение жизни, которая иначе не имела никакого смысла. А поскольку вы не можете возвратить его, вы чувствуете, что началось ухудшение. Не так ли?

«Думаю, что это происходит не только со мной, но и с большинством из нас. Умные строят философию вокруг памяти о том переживании, и таким образом ловят невинных людей в их сети».

Разве все это не указывает на кое-что, что может быть центральным и доминирующим фактором ухудшения?

«Вы имеете в виду амбицию?»

Это всего лишь один аспект накапливающего ядра: этот целеустремленный, эгоцентричный сгусток энергии, которая является «я», эго, цензором, переживающим, который судит переживание. Не может быть так, что это является центральным, единственным фактором ухудшения?

«Неужели эгоцентричная, эгоистичная деятельность, — спросил художник, — это осознать то, что чья-то жизнь проходит без того творческого опьянения? Я едва могу поверить в это».

Это не вопрос доверия или веры. Давайте рассмотрим это далее. То творческое состояние возникло без вашего ведома, оно было там без вашего стремления к нему. Теперь же, когда оно исчезло и стало явлением прошлого, вы хотите его восстановить, что вы пробовали делать через различные формы стимуляции. Вы, возможно, иногда касались его края, внешней грани, но этого недостаточно, и вы вечно голодаете по нему. Теперь, не всякое ли стремление, даже к самому высокому, является деятельностью «я»? Разве оно не эгоистично?

«Кажется, что да, когда вы это так выставляете, — согласился художник. — Но именно стремление в той или иной форме мотивирует нас всех, начиная от строгого святого и кончая непритязательным крестьянином».

«Вы имеете в виду, — спросил преподаватель, — что всякое самосовершенствование эгоцентрично? Каждое усилие улучшить общество — это эгоцентричная деятельность? Разве суть образования не в расширении границ совершенствования, не в прогрессе в правильном направлении? Неужели эгоистично соответствовать улучшенному образцу общества?»