Кэнскэ. Хорошо.

О-Маки. В общем, предоставь это мне. Я знаю, что делать.

Сэцуко встает, убирает кимоно.

(Переводит взгляд с нее на Кэнскэ.) У меня камень с души свалится, когда все будет завершено. До смерти мужа я не была такой беспокойной. А теперь постоянно тревожусь о будущем.

Кэнскэ. Я понимаю вас.

О-Маки. Да, кстати, я еще тебе не сообщила… На днях я получила деньги, положенные на имя тетушки.

Кэнскэ. Вот как?

О-Маки. Можешь себе представить, она истратила из них две с лишним тысячи иен, а остальные перевела по почте, приложив пространное письмо, в котором сообщает что «за столь длительный срок как-то незаметно истратила такую-то сумму».

Кэнскэ. О, неужели тетушка?…

О-Маки. Я не стала бы сердиться, если бы она действительно нуждалась в деньгах. Совершенно очевидно, что это вранье… Просто алчность обуяла. Некрасиво она поступила, непорядочно. Ведь эти деньги дали ей на хранение. Она должна была вернуть все сполна и без обиняков попросить – дай, мол, мне из благодарности сколько можешь.

Кэнскэ. Да, нехорошо получилось.

О-Маки. И без того мы понесли немало убытков. Так что не знаю, как быть с перестройкой, осилим ли смету.

Сэцуко (стараясь переменить тему). Мама, откроем, посмотрим?

О-Маки. Давай. Интересно, как сшили. (К Кэнскэ.) У меня что родственники, что сыновья – все друг друга стоят. На одну только Сэцу-тян надежда… Впрочем, мы еще вернемся к этому разговору.

Сэцуко никак не может развязать пакет.

Кэнскэ. Позвольте, я… (Помогает Сэцуко.)

Руки их соприкасаются. Кэнскэ смущен. Снимают несколько слоев оберточной бумаги, в которую завернуты кимоно и хаори из тонкого шелкового крепа.

Вот это вещь! Какой красивый узор!

О-Маки (приподнимается). Ну-ка, примерь!

Сэцуко набрасывает на себя хаори и поворачивается, показывая наряд.

Кэнскэ. Прекрасно! Сразу видно, что матушка выбирала.

О-Маки. В самом деле, неплохо.

Сэцуко (смотрится в зеркало). Не ярковато ли для меня?

Кэнскэ. Ну что вы! Сэцу-тян, вы же еще совсем молодая!

О-Маки. В самый раз.

Сэцуко. Правда? (Еще раз смотрится в зеркало.)

Кэнскэ (любуясь). Сэцуко-тян все к лицу. Даже повседневное кимоно. А уж в этом какое-то особое изящество…

О-Маки. Что, такая жена чересчур для тебя хороша?…

Кэнскэ (уныло). Да-а… я ведь неученый бедняк…

О-Маки (замечает, как изменилось выражение лица Сэцуко, но – как ни в чем не бывало). Может, заодно примеришь и кимоно?

Сэцуко. Нет, не стоит.

О-Маки. Что с тобой?

Сэцуко молча идет к веранде.

Кэнскэ. О-о, что это с нею? Может быть, нездоровится?

О-Маки. Ничего страшного. С ней иногда бывает.

Кэнскэ. Но все же…

О-Маки. Сама не знаю. Так было и во время поездки – то веселая, то вдруг заплачет…

Кэнскэ. Нехорошо… Может быть, она просто устала от долгого ухода за больным?

Сэцуко уходит в сад.

(Проводив ее взглядом, понизив голос.) А может, это я что-то не так сказал?

О-Маки. Все может быть… Да нет, не в этом дело. В последнее время у нее очень неровное настроение. Я прямо измучилась с нею в поездке… Разумеется, для этого есть причины. Надо все тебе рассказать… В Токио она под разными предлогами часто уходила из гостиницы. Видимо, хотела передать деньги бывшим друзьям. Она просто не может без этого. Странный характер! Когда была маленькой, раздавала свои игрушки и другие вещи детям из бедных семей. Я не вмешивалась, делала вид, будто не замечаю… Но, кажется, ей так и не удалось ни с кем встретиться, все ее деньги были на месте, я заглянула в кошелек.

Кэнскэ (после некоторого раздумья). Вот как? Значит, Сэцуко-сан очень чувствительна в этом отношении.

О-Маки. Но это совсем не касается ее бывшего мужа. На этот счет будь спокоен. Просто у нее сложный характер.

Кэнскэ. Меня, собственно, это не беспокоит… Со временем все забудется, я надеюсь…

О-Маки. И ты ей в этом поможешь.

Кэнскэ. Спасибо за доверие. (Другим тоном.) Кстати, госпожа, тут возникла одна проблема.

О-Маки. Ты имеешь в виду какую-то женщину?

Кэнскэ. Что? Нет, какая там женщина… В этом смысле я человек железный.

О-Маки смеется.

Дело в том, что сегодня утром приехал Кадзуо-сан.

О-Маки. Кадзуо?!..

Кэнскэ. Такой расстроенный. И сказал, что растратил около пяти тысяч иен казенных денег.

О-Маки. Он растратил?!

Кэнскэ. Я расспросил его, как это могло получиться; картина довольно печальная… Во всяком случае, теперь уже ничего не исправишь, и я боюсь, как бы он с отчаяния чего-нибудь такого не натворил…

О-Маки. Да что ты! Вот человек!.. Я слышала, что в последнее время он частенько захаживает в кабаре… Дойти до такого… Он уехал?

Кэнскэ. Нет…

О-Маки. Как, все еще здесь?

Кэнскэ. Да, в главном корпусе.

Пауза.

Он сказал, что приехал со мной посоветоваться, но что может посоветовать такой маленький человек, как я… О-Маки. Надеюсь, он не знает, что мы приехали?

Кэнскэ. Конечно, откуда же…

О-Маки. Тогда возьми вот это (достает деньги из сумки) и передай ему, как будто от себя. В общем, сделай так, чтобы он уехал. Я что-нибудь потом придумаю… Вот беда! Как бы не встретиться с ним… Главное, чтобы Сэцуко не узнала, а то неизвестно, что она может выкинуть…

Кэнскэ. Слушаюсь. (Встает.)

О-Маки. Надо же, несчастье! Что за человек, право! А еще упрекал меня, когда я прятала деньги от мужа, копила, разные красивые слова говорил…

Кэнскэ. Кстати, думаю… я обязан сообщить вам… На днях приезжал Тоёдзи-сан…

О-Маки. Что? Этот негодник?

Кэнскэ. Разумеется, я сказал ему, что знать ничего не знаю, и не стал пускаться с ним в разговоры… Это опять по поводу известного вам портфеля…

О-Маки. Ох, как надоело, как надоело! Везде одни неприятности, куда ни приедешь.

Кэнскэ (снова садится). Госпожа, я человек стеснительный и много говорить не люблю. Но хочу вас заверить, что ради своей госпожи сделаю все, чего бы это мне ни стоило.

О-Маки (смеется). А я-то думаю – что это он так торжественно собирается мне сообщить… Так ведь стараться ты будешь не только для меня, а и для себя с женой тоже!

Кэнскэ. Да… Но все же… Откровенно говоря, я перестал понимать барышню…

О-Маки. Что это вдруг? Девочка как раз только что очень тебя хвалила!

В сопровождении горничной входит массажист.

Массажист. Спасибо за приглашение. Прекрасная погода сегодня.

Кэнскэ. А, спасибо, что пришел… Итак, госпожа…

Массажист (чуть ли не касаясь лбом пола). Очень признателен за постоянное доверие…

О-Маки. Ну что ж, начнем, не теряя времени?

Массажист. Слушаюсь. (Ощупью приближается.[11])

Кэнскэ (достает из шкафа футон,[12] расстилает). Пожалуйста, располагайтесь. (Уходит.)

О-Маки. Вы из этих краев?

Массажист. Ага… В молодости переезжал с места на место, а теперь вот давно пользуюсь милостями здешних господ. (Массирует О-Маки плечи.) Ого… Подвижности почти совсем нет…

О-Маки. Еще бы! Годы берут свое.

Массажист. Шутить изволите, госпожа. Вы еще хоть куда…

О-Маки. Вы, стало быть, знали прежнего хозяина?

Массажист. Да, постоянно ему докучал.

О-Маки. И содержанку его знали?

Массажист. Да… А вы, госпожа, тоже знавали прежнего хозяина?

О-Маки. Понаслышке… Говорят, она была очень миленькая, эта его любовница?…

Массажист. Да, все хвалили ее красоту. А уж как хозяин ее любил! Рассказывали, бывало, выпьет он, посадит ее к себе на (колени и всю обцелует.

О-Маки (небрежно). Фу, гадости!

Массажист. Хороший человек был покойный хозяин, обходительный. Поедет по делам в Токио и везет ей оттуда подарки – кимоно, пояс… И с какими узорами! Редко бывает у мужчин такой вкус… О, что с вами, госпожа?

вернуться

11

В довоенной Японии профессией массажиста по традиции занимались слепые.

вернуться

12

Футоном называется мягкий ватный матрац, на котором спят, или ватное одеяло, которым накрываются.