ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

– Тебе не кажется, что весь мир сошел с ума?

Невидящий взгляд Перис был направлен куда-то мимо плавучих домов, в сторону университетского кампуса. Она посмотрела на Тобиаса. Он закрыл дверцу машины и обернулся к ней. Его волосы были всклокочены, на щеках – двухдневная щетина, на свитере – следы крови из разбитого носа Конрада.

Даже имея под глазами темные тени от усталости, выглядевшие в утреннем свете сине-серыми, он все равно был неотразим.

– Сошел с ума? Весь мир?

Посмотрев на ключи, словно не зная, что с ними делать, Тобиас наконец сунул их в карман мятых джинсов и протянул Перис руку.

– Все с ног на голову. Ложатся спать в совершенно неподходящее время. Как правило, по ночам. А утром встают и идут на работу. Только представь!

Перис так устала, что смогла только слабо улыбнуться в ответ.

– Вообразила. Они все ненормальные.

Они медленно прошли на причал и поднялись на борт плавучего дома Тобиаса. Тобиас открыл входную дверь и сразу отправился наверх. Перис плелась сзади. Она услышала, как Тобиас вошел в спальню, напевая на ходу:

– Душ! Душ! Полцарства – лишь за душ. Надо позвонить в офис, а то они решат, что я уже умер.

Привычка. Вот что это такое, привычка и больше ничего. Слезы вдруг потекли по лицу Перис. Ничего не видя, она повернулась к двери, шаря по карманам в поисках платка.

– Эй! – По ступенькам загрохотали шаги Тобиаса. – Иди сюда, Плакса, пока мы оба не свалились. Я потру тебе спинку, если и ты мне потрешь.

У нее вырвался всхлип. Как глупо!

Ей на плечи опустились его руки, но она скинула их.

– Ты плачешь, Плакса. Плачешь. Милая, поговори со мной. Посмотри на меня. О, какой же я осел. Конечно же, тебе тяжело.

Она прислонилась к стене и опять всхлипнула.

– Господи, да что же это… Билл. Синтия.

В ее руке магическим образом появилась целая пачка салфеток.

– Ну пожалуйста, не надо переживать из-за того, что ты все равно не сможешь изменить, – сказал ей Тобиас. – Я привыкну к тому, что Билл мне сделал. Я даже не знаю, хочу ли я, чтобы его арестовали, пока он не покинул страну. Как бы ни повернулось, я думаю, он пожалеет, что не умер, когда до него доберется Вивиан. А ты, пожалуй, сделала все, что могла, чтобы помочь Синтии. Сейчас ты не можешь ей помочь, и не твоя вина, что она так распорядилась своей жизнью.

– Не в том… дело…

Тобиас погладил ее по спине, а она заплакала громче.

– Ну, ну, успокойся. Давай я уложу тебя в постель. После того, как хорошенько выспишься, все покажется не таким уж плохим.

– Не покажется. Я совсем не разбираюсь в людях. Со мной опасно иметь дело.

– Ну вот. Ты становишься сентиментальной. Пойдем спать.

– Я поеду домой.

– За… Я не буду терять терпение с тобой, потому что ты сейчас немного не в себе. Ты и так дома.

– Это твой дом, не мой, – Перис положила руку на дверную ручку и почувствовала, что у нее вдруг закружилась голова; она едва успела схватиться за Тобиаса, чтобы не упасть.

– Оставь, – сказал он, побледнев. – Это твой дом, пока мы не решим, что будем жить где-нибудь в другом месте. Вдвоем.

– Я ничего, кроме проблем, тебе не принесла.

Он наклонился к ней:

– Мне нравятся такие проблемы.

– Ты как-то слишком резко влюбился. Ты никогда и не смотрел на меня иначе, чем на кого-то из толпы.

– Это было раньше, – в его глазах появился опасный свет.

Но Перис уже ничего не замечала.

– Ты пришел ко мне тогда всего лишь за помощью, а не за пожизненным договором.

Он скрестил руки на груди.

– С твоей стороны нечестно оставаться со мной, основываясь лишь на глупом чувстве долга.

– Долга? Глупо? – Он уже разулся и теперь стоял, покачиваясь на пятках. – Многие люди не решаются мне сказать, что я делаю глупости.

Она склонила голову.

– Ты не глупый. Ты милый, добрый – и теперь ты чувствуешь, что должен остаться со мной, потому что моя семья приняла поспешное решение.

– Черта с два.

– Думаю, я буду права, если буду держаться от тебя на расстоянии.

– Черта с два!

– Ненавижу, когда ты ругаешься.

Он стиснул кулаки.

– Ты любишь меня?

По ее лицу рекой потекли слезы; она была не в силах их остановить. Тобиас сказал громче, чем хотел:

– Я люблю тебя. Я думал, мы все уже решили.

– М-мы не сделали самых обычных вещей.

– Каких вещей, черт возьми?

Перис задрожала.

– Ну, не знаю. Не ездили на пикник. Не танцевали вместе. Ты знаешь, мы…

– Мы ездили на пикник в детстве, – сказал он напряженно. Не сводя с нее взгляд, он сделал несколько шагов назад и нажал кнопку на аудиосистеме. – Ты хотела танцевать? Давай потанцуем.

– Я не хочу танцевать, – слабым голосом ответила она, но он уже притянул ее к себе.

Медленно, гипнотизирующе пели Селина Дион и Клив Гриффен о любви, плавно покачивая ее сердце так же, как Тобиас Квинн покачивал ее тело. Он мурлыкал мотив, делая вместе с ней сложные пируэты. Перис подняла голову и взглянула ему в глаза.

– Когда я влюблюсь, это будет навсегда, – он остановил ее и качнул из стороны в сторону. – Я влюбился, Плакса, ничего не могу теперь с этим поделать.

Она обвела пальцем его подбородок и пропела в ответ:

– Когда я отдам свое сердце, это будет только однажды.

– Когда?

– Я уже отдала его.

Он прикрыл глаза.

– Хорошо. Мы делаем одну из обычных вещей. Заметила? Мы танцуем. Мне нравится танцевать с тобой.

– Мы пародируем прекрасную песню.

– Раньше она не звучала для меня так хорошо.

Перис приложила указательный палец к его губам.

– И для меня.

Песня кончилась и раздался резкий хриплый голос Тэмми Уайнетт, выражавший тоску женщины по своему мужчине.

Тобиас улыбнулся.

– Да, – сказал он, раскручивая Перис от себя и снова притягивая ее ближе. – Этого и я хочу. Чтобы ты всегда ждала своего мужчину.

Перис слишком устала, чтобы заниматься гимнастическими упражнениями; она положила руки ему на плечи.

– Я люблю тебя, Тобиас Квинн, – сказала она. – Я тебя люблю.

Его тонко очерченное лицо изменило выражение, стало жестче.

– Тебе трудно было это сказать?

Перис взглянула в его глаза.

– Труднее всего было знать, что это надолго, и молчать об этом.

Тобиас отвел ее в спальню, раздел, и Перис смотрела, как он раздевается, потом он обнял ее за талию, и они вместе пошли в душ.

Тобиас помыл спину ей, а она ему, а потом они помыли каждый дюйм на теле друг друга.

Она первой нырнула в постель. Рядом с ней улегся Тобиас. Перис закрыла глаза. Тикали секунды.

Тобиас не выключил магнитофон. Снизу по лестнице плыли грустные звуки туманной песни Ната Кинг Коула.

– Ты спишь? – прошептала она.

– Нет.

– И я нет.

Тобиас нежно провел рукой по ее груди.

– Ты дашь мне пощечину, если я скажу, что хочу быть внутри тебя?

Ее груди были тяжелыми, горячими и очень чувствительными. Перис ощутила, как ее тело наполняется влагой, томлением и желанием.

– Плакса! Ты меня ударишь?

Тыльной стороной ладони Перис провела по его груди, животу; его живот напрягся, и Перис почувствовала ответное напряжение внутри себя. Перис обняла его.

– Я не ударю тебя, – прерывающимся голосом сказала она. – Если ты, конечно, не заставишь меня ждать.

Тобиас не ответил. Он перекатился на живот и оказался между ее бедер. Он скользнул в нее, порывисто вздохнув, когда она скрестила ноги на его спине. Он медленно, долго-долго занимался с ней любовью.

– Это не потому, что ты такая серьезная, – сказал он, целуя ее открытый рот.

– Что? – Перис сейчас могла только ощущать, но не думать.

– Плакса.[4] Твои глаза. Только они – самые синие глаза из всех синих глаз.

Может быть, попозже, она скажет ему, как он сладок.

Они смотрели, как закат окрашивает небо в цвета пламени. Тобиас тихо раскачивал качели и перебирал волосы Перис.