Дарвинизм

См. ниже — Эволюционизм.

Деизм

Деисты хотя признают бытие Бога, как существа личного, но в то же время ограничивают Его деятельность в отношении к миру только актом первоначального создания мира. За исключением этого момента, мир будто бы представляет вполне самостоятельное целое. Деизм понимает библейское выражение, что Бог после творения «почил от дел Своих», в смысле перехода божественной деятельности в состояние бездеятельности в отношении к миру. После сотворения Бог и мир противополагаются как две независимые субстанции; Бог остается в неизмеримой дали праздным и безучастным зрителем сотворенного им мира; в мире все существует и совершается по своим, хотя вначале и данным от Бога, но затем абсолютно независимым от Него, естественным законам; будучи сотворена однажды, вселенная для своего правильного, закономерного и целесообразного развития и не нуждается во вмешательстве вообще и, особенно, в сверхъестественном вмешательстве в ее область со стороны Творца. Что касается человека, то и он, по учению деизма, сотворен так, что, правильно пользуясь данными ему естественными способностями и силами, может достигать своего назначения в мире. Человек в состоянии познать все, что ему нужно ведать, поэтому он не нуждается в сверхъестественном откровении, хотя в религии вообще, — в благоговейном почитании Бога, как своего Творца и всемогущего Творца мира, — имеет нужду. Деизм исключает из религии все, что не сходится с понятиями рационализма, и, главным образом, всякое сверхъестественное проявление Божественного могущества и Божеской благости — чудеса, пророчества, и признает достаточной для человека одну естественную или так называемую рациональную религию, которая обязательным для веры человека провозглашает только две истины: истину бытия Божия и бессмертия человеческой души. Представителями деизма были английские и французские ученые конца XVII и начала XVIII в.: Герберт, Болингброк, Тиндаль, Вольтер, Руссо и др.

Детерминизм

По учению некоторых философов, все действия человека, даже кажущиеся нам свободными, безусловно определяются (determino — определяю), как неизбежные следствия, независимыми от них причинами, будут ли эти причины заключаться во внешнем ему бытии (природа, Божество) или в его собственной природе. Так как свобода воли предполагает относительную самостоятельность человека и способность его к независимому от внешних влияний самоопределению, то, очевидно, к отрицанию её (детерминизм) неизбежно приводят все философские учения, отвергающие самостоятельное существование души и признающие все существующее проявлением одного какого-либо бытия [6]. От строгого философского материалистического и идеалистического детерминизма должно отличать детерминизм религиозный, иначе называемый фатализмом. Так, религия древних греков признавала существование рока или судьбы, как темной, непостижимой, безличной силы, которая определяет жизнь людей и противостоять которой не в силах не только люди, но и самые боги. На востоке, а позднее на западе, было распространено мнение, что все главные события исторической и частной жизни людей неизменно предопределены течением звезд (детерминизм астрологический). Сюда же относится верование магометан, что Бог, в силу вечного решения Своей воли, неизменно определил судьбу каждого человека, даже до малейших обстоятельств его жизни. В христианском мире сюда относится отрицающее нравственную свободу учение Кальвина и др., по которому Бог безусловно и неизменно предопределил одних к вечному блаженству, других к вечному осуждению.

Евдемонизм

Наивысшим благом и принципом деятельности евдемонисты почитают удовольствие. Как на главное основание своей теории защитники евдемонизма указывают на тот всеобщий факт, что не только люди, но и все живые существа поставляют удовольствие высшей целью своей жизни; стремиться к удовольствию, избегать страданий — есть всеобщий, непреодолимый закон природы. Отсюда евдемонисты выводят заключение, что удовольствие есть единственная, нормальная цель человеческой деятельности, высочайшее его благо и единственное мерило добра. На этом основании они и отождествляют удовольствие с добром, благом человека, равно как неудовольствие — со злом.

Иезуитизм

Иезуитизм содержит в себе и индифферентизм, и фарисейство, и фанатизм; а потому он есть величайшее нравственное зло. Преданнейшие слуги папы и ревнители его власти, иезуиты выработали целую практическую систему, дабы поступки человеческой совести направлять разнообразно, смотря по требованию обстоятельств. Основным правилом иезуитского ордена служит безусловное подчинение высшим и всех генералу ордена. Иезуит не знает, что такое добро само по себе; высшая доблесть у него — послушание; следовательно, можно делать все, даже преступление, если в этом нужно выполнить долг послушания. Поставив для себя задачу в том, чтобы сохранить в целости римско-католическую форму христианства и подчинить этой форме, если можно, весь мир, иезуиты чудовищным образом попирают нравственный божественный закон во имя закона же. Преследуя свою цель- подчинить волю католика внешнему, якобы непогрешимому, божественному авторитету в лице папы и сделать из неё вполне послушное орудие папской воли, иезуиты стали заботиться не о том, чтобы духом евангельского закона возбудить и усилить нравственное чувство в римских католиках до того, чтобы при его помощи и при свете Слова Божия они могли чувствовать и ясно сознавать, что в каждом акте их деятельности есть добро и что зло, что составляет их обязанность и что — грех, а о том, чтобы ослабить, угасить это чувство и заменить его различными внешними предписаниями, которыми бы, однако же, наилучшим образом достигалась цель ордена. Ввиду этого, иезуиты все свое внимание направили на то, чтобы предусмотреть каждый возможный случай в жизни человека и выработать для его поведения подробные, точные и обстоятельные правила (казуистика). Но так как вытравить нравственное чувство из природы человеческой оказалось делом непосильным, даже для иезуитов, и так как они видели, что благодаря этому чувству люди, не одушевленные истинной любовью к Богу и к ближним, находят для себя внешний закон игом тяжелым и неудобоносимым, а одушевленные удаляются и от самих иезуитов, и от их цели, то богословы этого ордена и стали стремиться к тому, чтобы верующие под видом исполнения нравственного закона, в сущности, привыкли нарушать его, но не подозревали бы этого и всегда были покорны им. Приемы, к которым прибегали и прибегают иезуиты для произведения такой метаморфозы с христианской нравственностью, т. е. чтобы люди, нарушая нравственный закон, были убеждены, что в точности исполняют его, состоят в следующем: 1) предлагая верующим положительные евангельские требования или заповеди, они заботятся не о том, чтобы эти верующие понимали и исполняли их согласно с духом евангельским и по образцу, указанному Христом, но о том, чтобы так или иначе извинить их нарушение, а равно облегчить и упростить их исполнение. Относительно, напр., гражданских законов они прямо учат, что их «можно не исполнять», если, напр., большинство сограждан не исполняет или совсем не принимает их или, по-видимому, не намеревается принять. 2) Говоря о положительных запрещениях евангельского закона или о грехах, иезуитские богословы заботятся, главным образом, о том, чтобы как можно больше расширить область так называемых простительных грехов, т. е. таких грехов, которые, по иезуитским понятиям, не требуют очищения чрез таинство покаяния и потому не могут считаться грехами в собственном смысле. К числу таких грехов относятся: суетные помыслы, желания и вожделения, не переходящие в дела, расточительность, леность, невоздержность в еде и питии, алчность к деньгам и т. п. Но и то, что они признают тяжким или смертным грехом, требующим покаяния и удовлетворения, у них легко превращается в простительный грех, коль скоро к нему может быть применено одно из восьми условий, совершающих это превращение; напр., «если согрешивший усматривал злостность как бы в дремоте или если он, согрешив, после того внимательно обсудил дело и убедился, что не впал бы в грех, если бы поступок его с самого начала представился ему в настоящем его виде» и т. п. 3) Приучают прямо ко лживости, утверждая, что можно, не греша, скрывать правду и говорить что-либо в одном смысле и в то же время подразумевать про себя другой смысл (мысленные ограничения); напр., по иезуитской морали, «присяга вяжет совесть в том лишь случае, когда присягающий действительно имеет про себя намерение присягнуть, если же он, не имея такого намерения, произносит лишь формулу присяги, то он не считается присягнувшим и не вяжется присягою» и т. п. Еще более тонкую и развращающую сердце нравственную ложь проповедуют иезуиты во всех тех случаях, когда считают нужным то порицать, то извинять одно и то же преступление, смотря по тому, с каким намерением преступник совершал его или с какой точки зрения он смотрел на объект своего преступления; напр., прелюбодейная связь не ради прелюбодеяния, а ради чадородия не есть что-то нравственно недозволенное, так как чадородие есть не злостная, а добрая цель. Неудивительно теперь, почему все то, что на языке простых смертных называется убийством, воровством, клеветою, предательством и проч., на языке иезуитов называется «законным ограждением своей жизни, здоровья, чести и имени» или превращается в «законное самовознаграждение». Равным образом ясно теперь, что известный, осуждаемый всеми здравомыслящими людьми, принцип — цельосвящает или оправдывает средства — считается и должен по праву считаться принципом собственно иезуитским, хотя он, так формулированный, нигде не встречается в их сочинениях и хотя они на словах обыкновенно отказываются от него. 4) Самый же обыкновенный и употребительный способ полнейшего извращения нравственного закона, практикуемый иезуитами, состоит в так называемом пробабилизме, или правдоподобии. Сущность пробабилизма заключается в следующем правиле: «Кто в своих действиях руководствуется правдоподобным мнением (opinio probabilis), тот может быть спокоен, ибо ни в каком случае не грешит. Правдоподобным признается всякое мнение, основанное на доводах сколько-нибудь уважительных, т. е. если имеет за себя авторитет нескольких мужей благочестивых, мудрых и опытных или даже одного такого мужа». Вся ложь и безнравственность пробабилизма заключается в том, что он, во-первых, учит католиков сообразовать свои действия не с нравственным законом Божиим, а с мнениями оо. иезуитов, и притом с мнениями только похожими на правду или правдоподобными, во-вторых, уверяет, будто человек, следующий какому бы то ни было правдоподобному мнению, хотя бы было много других правдоподобных мнений, даже прямо противоположных ему (т. е. считающих известное действие грехом смертным), и в том числе немало правдоподобнейших, «ни в каком случае не грешит, потому что действует в пределах правдоподобия». Он может погрешить только в том единственно случае, когда будет следовать мнению, осужденному папою. Насколько пробабилизм сам по себе безнравственен и вреден, можно видеть из того, что нет такого порока, начиная с грубейших и кончая самыми утонченными, нет той слабости, для которой бы иезуиты не придумали благовидного оправдания и поблажки.