В баре уже никого не было, если не считать Моргана, который явно перебрал свою дозу. Он грузно лежал поперек стола, с широко раскрытыми остекленелыми глазами. Я поставил его на ноги и слегка пошлепал по лицу. Он моментально ожил.

– Давай иди в «лендровер» и отоспись, – сказал я.

Он с трудом произнес:

– А что с Гийоном?

– Бог его знает, такая заваруха. Я тебе позже расскажу. Давай двигай.

Я подтолкнул его в сторону холла и вернулся в бар. Из своего кабинета вышел Китрос. Масляная лампа, стоявшая на барной стойке, осветила его мрачное лицо.

– "Мираж"? – спросил он.

Я кивнул в ответ.

– Налей еще виски. Жуть как хочу выпить.

Барменов поблизости не было, и он, сам налив мне виски, подсел рядом. Для него это было совсем необычно.

– Что там с Гийоном?

– Ни слуху ни духу. Когда мы вернулись в гавань, охранники с пирса стреляли по воде, но я думаю, что впустую. От такого взрыва его, должно быть, самого, как и самолет, разнесло на куски.

Он поежился, видимо от моего предположения, и налил еще виски.

– Что с тобой? – спросил я. – Ты дрожишь?

Китрос сделал попытку улыбнуться, и я почувствовал, что он что-то скрывает, что-то очень важное. Не решаясь мне это сказать, он боялся встретиться со мной взглядом.

– Боже мой, – прошептал я, – так ты знал. Ты знал и о том, чем он занимался, не так ли?

– Не говори ерунды, дорогой Джек.

Он попытался замять разговор, но я решил не спускать его с крючка.

– Так, теперь до меня дошло. Все те твои поездки на Кирос. Ты помогал им. Они, должно быть, платят тебе огромные деньги.

В ответ он только улыбнулся:

– Скажу тебе, это одно из моих самых прибыльных дел.

Я не смог удержаться от смеха.

– Но уличить меня в этом совсем не просто, Джек, – сказал он спокойно.

– А я и не собираюсь этого делать. Я ничего не имею против израильтян, даже если бы в сорок седьмом один из их чертовых аквалангистов не подорвал меня в порту Яффа. Да будь я проклят, если приму чью-либо сторону. Что мне теперь делать?

– Подожди немного, – сказал он. – Если дела для тебя будут складываться плохо, беги отсюда на своей «Ласковой Джейн». Подожди меня на Киросе. Для тебя в Эгейском море много работы, и я помогу тебе.

– И бросить дело в двести тысяч фунтов стерлингов Ибрагиму и его дружкам? Никогда в жизни.

– Ну а что ты будешь делать, если появится Гийон и попросит о помощи? Сдашь его?

Это был вопрос, который я боялся задать сам себе, потому что ответа на него не знал.

– Я не принимаю ничьей стороны, – ответил я. – Я свое уже получил. Палестина, Малайя, Корея, Кипр. Чужие войны. К черту эти солдатские игры.

Кельтская кровь взыграла во мне. Я отвернулся, едва сдерживая себя, и тут заметил, что за ближайшим к нам столиком сидит Сара Гамильтон и внимательно нас слушает.

– И вы тоже можете сгореть в аду, – бросил я ей и выскочил через открытое окно на веранду, а затем бросился в сад.

Над дальней от отеля оградой в густой кроне кипариса запутался молодой месяц, а в другом конце сада под легким бризом мрачно качали своими ветвями пальмы. Сад был еще одним предметом особой гордости Янни. Ночь была свежа и напоена ароматом растущих в нем растений.

С опущенными плечами, сунув руки в карманы, я бесцельно бродил кругами по выложенным плиткой дорожкам сада. Из угла рта торчала незажженная сигарета – я никак не мог найти спички. Вид фонтана в саду вызывал во мне те же чувства, что и остальные атрибуты чисто викторианского стиля. Изо рта невероятно непорочной барышни, окруженной дюжиной ангелочков неопределенного пола, струились потоки воды.

Я стоял, оперевшись ногой на выступающий бортик бассейна фонтана, и всматривался в ночь. Вдруг перед моим лицом возникла протянутая рука с золотой зажигалкой. Опять этот чертов парфюм. Я прикурил и повернулся к Саре.

– Эти духи действительно называются «Интимаси», или вы пошутили?

Она присела на край бассейна и провела рукой по воде.

– Я люблю фонтаны, они так успокаивают меня. Когда я была еще маленькой, у нас в Хамбрей-Корте был такой же. Мои самые ранние воспоминания детства. Это было так давно.

– Тысячу лет назад?

– Не меньше.

Когда она подняла глаза, я увидел, как изменилось ее лицо. На мгновение она предстала предо мной той маленькой девочкой в таинственном саду на берегу залива, жизнь которой была огорожена полуторакилометровой кирпичной стеной эпохи королевы Елизаветы.

– Иногда мне кажется, что это всего лишь сон. Сказка, прочитанная мною или рассказанная кем-то. В этом есть какой-нибудь смысл?

– Вполне определенный.

Не знаю точно, что с ней произошло, но она как-то вдруг резко переменилась, вновь войдя в свою роль. Даже тон ее голоса изменился и стал более суровым.

– Ну что, купил вас Китрос?

Я бросил на нее резкий взгляд:

– Стыдно подслушивать чужие разговоры.

Она почему-то рассердилась:

– Вы надо всем шутите?

– А вы знаете лучший способ сохранить рассудок в этом жестоком мире?

– Знаю, и не один.

– Да, конечно же. Я и забыл, что вы само благочестие, – с иронией сказал я. – «Кама Сутра» в изголовье постели и пятьдесят семь различных положений с каждым третьим мужчиной, повстречавшимся вам на Кинг-роуд. Это для вас самый свежий пинок под зад за последний год, не так ли?

– О, это прозвучало просто великолепно, – ответила она, не повышая голоса. – Каждое ваше слово.

Не в силах сдержаться, я громко захохотал:

– Вы уникальны, таких больше не делают.

– На это потребовалось семьсот двадцать три года, – сказала она.

– И это чувствуется. Извините, вы просто оказались ближайшей, на ком я смог сорвать зло.

– Я это поняла. А что, ваши дела так плохи?

– Вроде этого. Может быть, они успокоятся, если поймают Гийона.

– А если не поймают?

– Восемь лет тяжелого труда полетят кошке под хвост.

Я на несколько шагов отошел в сторону и прислушался, услышав со стороны гавани звуки заведенного двигателя.

– Расскажите мне о своей жене, – сказала она сухо.

– А вам Морган что-нибудь уже рассказал?

– Нет, но уверена, он бы мне не отказал.

Как ни странно, я не испытывал ни малейшего раздражения и был готов впервые за многие годы произнести имя, само упоминание которого вызывало у меня суеверный страх.

– Рассказывать здесь особенно нечего. Мы с Грейс встретились сразу же по окончании палестинской заварухи в сорок восьмом. Был конец войны. Мне только что присвоили звание лейтенанта. Отличный послужной список, отмечен наградами, с большим будущим. Во всяком случае, на бумаге.

– И что произошло?

– Я дослужился до звания капитана, только и всего. Восемь лет спустя, уже после Малайи, Кореи, Кипра, я оставался все в том же воинском звании.

– Этому были причины?

– Я не очень-то ладил с начальством, а кроме того, у меня ирландский паспорт. Отсюда и такое ко мне отношение. Мы с Грейс виделись всего два раза в год, у нас не было детей, которые хоть как-то могли спасти брак. Она ушла от меня в пятьдесят седьмом и через год снова вышла замуж. За американца.

– Удачно?

– На сколько могу судить – да. Он получил свою долю наследства в Форт-Ноксе.

– И вы решили самоутвердиться, став спасателем-подводником номер один во всем средиземноморском бассейне?

– Что-то вроде этого, – ухмыльнулся я. – И стал им совершенно случайно, заметьте. Я уволился из армии, купил «Ласковую Джейн», на которую ушли почти все мои сбережения. У меня была заманчивая идея стать ловцом губок где-нибудь в Эгейском море и попутно искать предметы старины.

Если знать, как поставить дело, то на этом можно было бы заработать большие деньги. Если точно знать, где искать, на дне этого моря можно обнаружить любой тип корабля бронзового века. Я бы мог взять вас с собой к побережью Турции. Там на рифах около острова Додеканес недавно натолкнулись на останки одиннадцати кораблей времен Крымской войны.