Когда настало время ленча и она застала Энджи на небольшой кухоньке, расположенной где-то в кулуарах офиса, у нее уже был целый лист бумаги, пестревший всевозможными заметками.
– Из того, что я узнала, Мара приходила сюда утром. Она заполняла историю болезни, когда приехала Джинни, но ничего необычного ты в ней не заметила. Мара занималась обычными делами, поэтому предположить, что она подводила итоги, прежде чем покончить с собой, девушке и в голову не пришло. Мара даже не успела закончить свои записи, поскольку привезли первого больного, нуждающегося в неотложной помощи. Потом до десяти часов она вела прием пациентов.
– Она выглядела взволнованной?
– Не особенно, по крайней мере так утверждает Дотти – сестра-практикантка, дежурившая в тот день, впрочем, Дотти к ней особенно не приглядывалась, как, собственно, и все мы. Поэтому была ли ее обычная стремительность выражением внутреннего разлада – остается только гадать.
Пейдж принялась исследовать свои записки, машинально жуя апельсиновую дольку, которую ей протянула Энджи.
– Она разговаривала по телефону в перерывах между приемами больных, в частности, с лабораторией, с приемным покоем педиатрического отделения Главного госпиталя Таккера, и с Ларри Хиллзом. Ларри был фармацевтом в местной аптеке… Были и звонки частного характера, как утверждает Джинни, но мы можем выяснить, кто звонил, только в том случае, если звонили через коммутатор. В десять она попросила меня заменить ее на время, поскольку ей было нужно сбегать в лабораторию и устроить там небольшой нагоняй по поводу анализов Тодда Фиске. Она была раздражена, но сильно взволнованной отнюдь не выглядела и вернулась через сорок пять минут. Потом она снова принимала пациентов, отвечала на телефонные звонки, в частности консультировала по поводу здоровья Веббера-младшего и вела переговоры с родителями. Никто не может вспомнить, ела ли она что-нибудь в тот день. Ты столкнулась с ней в холле около двенадцати тридцати. Она была несколько рассеянна тогда, а из слов Дотти ясно, что эта рассеянность не покидала ее целый день. Последним ее видел Питер. Это было в четыре тридцать. Судебный коронер утверждает, что она умерла около полуночи.
Она откинулась на спинку стула.
– Таким образом, нашими наблюдениями не охвачен весьма значительный отрезок времени, когда она приняла большую дозу валиума. Что происходило с ней все это время?
Зазвонил телефон, Энджи взяла трубку, но потом передала ее Пейдж, которая вдруг почувствовала непонятный страх. Она звонила миссис Басби дважды на протяжении утра, и та ей сказала, что с девочкой все в порядке, но ведь все может измениться.
– Да, Джинни?
– Здесь находится Джилл Стикли. Она хочет переговорить с вами лично.
Так, значит, с Сами все нормально. Это Джилл Стикли. Пейдж почувствовала облегчение. Но почему Джилл? Ее имя не упоминалось сегодня в регистратуре. Она бы вспомнила, если бы видела ее фамилию в списке. Девушке было семнадцать лет, и она числилась постоянной пациенткой Пейдж. Кроме того, она занимала особое место в сердце Пейдж, и поэтому она вновь почувствовала тревогу. Кроме того, семейству Стикли за последнее время чертовски не везло, и если у них еще одна неприятность…
– Проводите ее в мой кабинет, – не раздумывая, произнесла она. – Я сию минуту буду. – Пейдж решительно встала из-за стола и извинилась перед Энджи за столь поспешный уход.
– Иди, – отпустила ее Энджи. – Я постараюсь узнать еще что-нибудь новое о смерти Мары. Мне кажется, что картина все еще неполная.
Именно об этом постоянно думала и сама Пейдж, но мысли о судьбе Мары мгновенно улетучились у нее из головы, как только она увидела лицо Джилл Стикли. Девушка стояла в кабинете Пейдж в неловкой позе и выглядела измученной, бледной и напряженной.
Пейдж была готова предположить, что отец Джилл, страховой агент, весьма неуравновешенный человек, в очередной раз избил ее мать, или ее мать, не имевшая работы в течение года и наконец нашедшая ее, снова лишилась места. Возможно также, что брат Джилл в очередной раз украл машину и был опять пойман с поличным на территории Таккера.
Пейдж обняла девочку за плечи и сказала:
– Что бы с тобой ни приключилось, знай, что бывают вещи и похуже. Все проходит со временем. Давай рассказывай.
– Боюсь, что я беременна, – сообщила Джилл тоненьким голоском, а ее испуганные глаза впились в лицо Пейдж, желая увидеть ее реакцию.
Пейдж проглотила комочек, неожиданно застрявший в горле.
– Ты забеременела? – Честно говоря, этого-то она не ожидала. – Мы, кажется, договорились принимать противозачаточные таблетки.
– Да, договорились. Вот только мне не повезло, как выяснилось.
– Как ты об этом узнала?
– У меня задержка.
– Сколько.
– Уже два месяца.
Пейдж взглянула на живот девушки, покрытый свободным платьем, и, конечно же, ничего не заметила. Тогда она положила ей на живот руку и сразу же ей все стало ясно. Она прощупала весьма основательную выпуклость.
– Так ты говоришь, два месяца? Ох, детка, здесь, пожалуй, все четыре…
Глаза Джилл наполнились слезами.
– Я, наверное, сбилась со счета, – едва слышно прошептала она.
Сбилась со счета? Пейдж внутри себя просто негодовала. Как это можно сбиться со счета? Мы говорили о том, что происходит со сперматозоидом, когда он встречается со зрелой яйцеклеткой, с тех пор как у девочки начались месячные. С того момента минуло ровно пять лет. Я им твердила о воздержании до тех пор, пока не убедилась, что мои слова для них пустой звук. И тогда я предложила использовать противозачаточные средства.
Но какой толк теперь вспоминать обо всей этой чепухе? Что сделано, то сделано.
– Ты, наверное, сильно напугана? Девушка кивнула.
Пейдж погладила ее по спине.
– Джей знает? – Джей был старым другом Джилл, ее молодым человеком. Он работал автомехаником и был на шесть лет старше Джилл. – Ну конечно, знает, – сама себе сказала Пейдж. – Он-то, наверняка заметил выпуклость.
Но Джилл отрицательно покачала головой.
– Он думает, что я просто полнею. Он буквально изводил меня шуточками по этому поводу, а вчера вечером я рассказала ему все. Он же заявил, что отнюдь не собирается стать счастливым обладателем толстой жены и орущего младенца и чтобы я выпутывалась сама. Я думала, что он за ночь одумается, поэтому я вернулась и всю ночь молилась, чтобы он передумал, но, когда сегодня утром я проходила мимо его дома, выяснилось, что он упаковал вещички и был таков.
– О Господи! – выдохнула из себя Пейдж.
– Я не могу рассказать отцу, он с ума сойдет от злости. Если же я все расскажу матери, он заявит, что у нас с ней секреты от него, и будет ее за это избивать. – Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. – На этот раз я действительно попалась, правда?
Пейдж прищелкнула языком.
– Не стоит говорить слово «попалась», когда готовишься дать миру новую жизнь. Осложнения вызывают только различные обстоятельства, сопровождающие появление новой жизни. – Пейдж провела девушку в смотровую. – Давай-ка посмотрим, с чем нам предстоит иметь дело.
Десять минут спустя они уже снова сидели в кабинете Пейдж на маленьком диванчике, пытаясь «прояснить» обстоятельства, о которых только что говорила Пейдж. Джилл настаивала на аборте, против которого Пейдж также не возражала бы, хотя ее не оставляли воспоминания об аборте Мары, который она сделала примерно в таком же возрасте. К сожалению, аборту мешали сроки. Пейдж установила, что плоду в чреве Джилл уже от четырех до пяти месяцев. Но чисто технически аборт можно было сделать без угрозы для жизни девушки даже и в этом случае. Однако моральные и эмоциональные проблемы после этого оказались бы весьма тяжелыми. С другой стороны, воспитание ребенка в тех условиях, в которых жила Джилл, представлялось делом маловероятным. У Стикли было плохо с деньгами, а без диплома об окончании школы высшей ступени возможность улучшить материальное положение семьи становилась весьма проблематичной. Наиболее оптимальным выходом из положения представлялось отдать будущего ребенка в руки приемных родителей.