ОТЦЫ И ДЕТИ

Вопросы «педагогики» и школьной жизни затронуты в целом ряде шумерских произведений. До нас дошли, например, диспуты между надзирателем и писцом, между двумя «людьми школы», которые осыпают друг друга бранными словами; нравоучительный рассказ «Писец и его непутевый сын», содержание которого показывает, что воспитание юношества, удержание молодых людей в рамках общественного порядка и дисциплины давалось шумерам нелегко. Если судить по литературным произведениям, отцы не скупились на нравоучения. Так, Шуруппак, правитель города того же названия, отец легендарного Зиусудры, мудрец, «который произносит слова мудрости», в обширном сочинении, названном современными учеными «Наставления Шуруппака его сыну Зиусудре», говорит:

Сын мой, я хочу тебя наставить, внемли моим наставлениям,

Зиусудра, я скажу тебе слово, выслушай его со вниманием,

не пренебрегай моими поучениями,

не нарушай сказанного мной слова,

поучения отца ценны, вбей это себе в голову…

Далее Шуруппак говорит своему сыну о том, что человек не должен ссориться с другими людьми или быть двуличным; не должен покушаться на чужую собственность; старшего брата или сестру следует почитать, как отца и мать; не следует путешествовать в одиночестве или вступать в плотские связи со служанками… В этом тексте, если только он правильно интерпретирован, содержатся и практические советы, и нравственные нормы, «заповеди». Так, Шуруппак высказывает суждения относительно лгунов, богачей, склочников, он говорит о любви и ненависти, о добре и зле.

Беседа писца с непутевым сыном в отличие от «Наставлений Шуруппака» содержит несколько сюжетных линий. Здесь речь идет об обычаях и нравственных идеалах, а также об определенных педагогических принципах. После короткого вступления, имеющего форму диалога, сын, чтобы показать отцу, что он внимательно слушает и запоминает наставления, повторяет каждую его фразу:

– Куда ты ходил?

– Я никуда не ходил.

– Если ты никуда не ходил, почему ты бездельничаешь? Ступай в школу, стань перед «отцом школы», расскажи ему заданный урок, открой свою школьную сумку, пиши свою табличку, и пусть «старший брат» напишет для тебя новую табличку. Когда закончишь урок и покажешь наставнику, возвращайся ко мне, не болтайся на улице. Ты понял, что я тебе сказал?

– Я понял и могу повторить.

– Тогда повтори.

– Сейчас повторю…

Сын все повторил, после чего отец произнес длинный монолог:

– Послушай, будь же мужчиной. Не стой на площадях, не разгуливай по садам. Когда идешь по улице, не гляди по сторонам. Будь почтителен, трепещи перед своим наставником. Когда наставник увидит в глазах твоих страх, он полюбит тебя… Ты, бродящий без дела по людным площадям, хотел бы ты достигнуть успеха? Тогда взгляни на поколения, которые были до тебя. Ступай в школу, это принесет тебе благо. Сын мой, взгляни на предшествующие поколения, спроси у них совета. Упрямец, с коего я не спускаю глаз, – я не был бы мужчиной, если бы не следил за своим сыном, – я говорил со своей родней, я сравнил наших родственников между собой, и нет среди них ни одного, похожего на тебя.

То, о чем я тебе сейчас скажу, обращает слепца в мудреца, останавливает змею, словно по волшебству… Ты изнурил мое сердце, и я отдалился от тебя и не обращал внимания на твои страхи и ропот; нет, я не обращал внимания на твои страхи и ропот. Из-за твоих жалоб, да, из-за твоих жалоб я гневался на тебя, да, я гневался на тебя. Из-за того, что ты ведешь себя не так, как подобает человеку, сердце мое было как бы опалено злым ветром. Своим ропотом ты довел меня до края могилы.

Ни разу в жизни не заставлял я тебя носить тростник в зарослях. Тростниковые стебли, которые носят юноши и дети, ни разу в жизни ты не носил их. Никогда не говорил я тебе: «Следуй за моими караванами!» Никогда не посылал я тебя на работу – пахать мое поле. Никогда я не посылал тебя на работу – мотыжить мое поле. Никогда я не посылал тебя работать в поле. Ни разу в жизни не сказал я тебе: «Ступай работать, помогай мне!»

Другие, подобные тебе, работают, помогают родителям. Если бы ты поговорил с родственниками, если бы ты ценил их, ты бы постарался их превзойти. Каждый из них выращивает по 10 кур ячменя, даже самые юные выращивают для своих отцов по 10 кур каждый. Они умножали ячмень для отцов своих, снабжали их ячменем, маслом и шерстью. Ты же, ты – мужчина лишь по своему упрямству, но по сравнению с ними ты вовсе не мужчина. Конечно, ты не трудишься, как они, ведь они сыновья отцов, которые заставляют своих сыновей трудиться, а я не заставлял тебя работать подобно им.

Упрямец, вводящий меня в гнев, – но какой человек может всерьез гневаться на своего сына? – я говорил со своей родней и увидел нечто доселе не замеченное. Слова, которые я скажу тебе, – бойся их и будь настороже, слушай внимательно. Твой коллега, твой соученик – ты не сумел его оценить. Почему ты не стараешься его превзойти? Твой приятель, твой товарищ – ты не сумел его оценить. Почему ты не стараешься его превзойти? Старайся' сравниться со своим старшим братом. Среди всех людских ремесел в нашей стране, сколько их ни определил [ни создал] Энки [бог искусств и ремесел], нет ничего труднее искусства писца, им созданного. Ведь если бы не песнь [поэзия] – а сердце песни так далеко, как далеки берега морские и берега дальних каналов, – ты бы не стал слушать моих советов, а я бы не смог передать тебе мудрость моего отца. Так распорядился судьбой человеческой Энлиль: да продолжит сын труды отца своего!

Ночью и днем я терзаюсь из-за тебя. Ночи и дни ты расточаешь в поисках наслаждения. Ты накопил много сокровищ, ты раздался, стал толстым, большим, широкоплечим, сильным и важным. Но весь твой род терпеливо ожидает, когда обрушится на тебя беда, и все будут этому радоваться, ибо ты не стремишься стать человеком.

Дальше, как и в тексте «Наставлений Шуруппака», следуют трудные для понимания пословицы и поговорки, в которых отец апеллирует к опыту минувших поколений.

Главной причиной горя отца является нежелание сына ходить в школу. Отец обвиняет его в неблагодарности: ведь ему созданы идеальные условия для учения, а он, вместо того чтобы учиться, слоняется по улицам, тратит время на всякие пустяки. Отца удручает то, что его сын не желает, в соответствии с традицией и божественными установлениями, продолжить дело отца, унаследовать после него палочку для письма, стать писцом. Ведь с наукой, с духовными ценностями не могут сравниться никакие материальные блага. Отец напоминает сыну, что основы его материального благополучия не могут быть прочны, поскольку они не опираются на науку, на знания, которых никто не в силах отнять у человека.

Четыре тысячи лет отделяют нас от того времени, когда было создано это произведение. Как мало изменились люди – и отцы и сыновья – за эти сорок столетий! Диалог между зрелой мудростью и своевольной, непокорной, желающей незамедлительно достичь всего юностью длится и сейчас. И не был бы наш шумерский писец отцом, если бы свою речь, полную горечи и гнева, не закончил словами надежды и благословением. Заключительная часть представляет собой отцовское благословение:

От недруга твоего, который желает тебе зла, да спасет тебя бог твой Нанна.

От нападающего на тебя да спасет тебя бог твой Нанна.

Да осенит тебя человечность, да проникнет она тебе

в голову и в сердце,

Да услышат тебя мудрецы города,

Да будет имя твое прославлено в городе,

Да назовет тебя бог твой счастливым именем,

Да пребудет с тобой милость бога твоего Нанны.

И да пребудет с тобой благословение богини Нингаль!

Обучение в шумерской школе было долгим – нелегко было овладеть искусством письма. Первоначально одним знаком обозначалось целое слово, и их насчитывалось около 2000. Когда знаки приобрели фонетическое значение, их стало около 600. В зависимости от назначения надписи, ее характера, материала, который использовался для письма, были различны и размеры клинописных знаков – от монументальных, с большим искусством высеченных на камне, какие мы видим, например, на статуе Гудеа, до крошечных значков, при помощи которых на трех-четырехсантиметровой глиняной табличке размещался пространный текст хозяйственного содержания. Об уровне мастерства шумерских писцов говорит, например, тот факт, что на полоске глины шириной в 1 см они ухитрялись разместить три строчки текста.