Коренные жители Запада оказались наиболее пострадавшими участниками этой исторической драмы.

Освоение территорий под давлением прибывающих масс по-селенуев сопровождалось жестоким истреблением индейских племен. Тогда возникли лозунги «Индеец должен уйти», «Хороший индеец — мертвый индеец». Чтобы подорвать экономический уклад кочевых племен, принялись безжалостно уничтожать стада бизонов. Генерал Шеридан, прославившийся жестокой политикой по отношению к индейцам, сказал по этому поводу: «Пускай убивают, снимают шкуру, продают, пока не изведут всех… Это единственный способ достичь прочного мира и ускорить поступь цивилизации».

С постройкой дорог появились и профессиональные охотники на бизонов. Железнодорожные магнаты поощряли избиение бизонов и ради спорта, устраивали экскурсионные поездки по прерии. В результате примерно за двадцать лет, к 1883 году, количество бизонов, словно от эпидемии, сократилось до нескольких сотен голов Лишенные основного источника пищи и своих земельных и охотничьих угодий, индейцы были обречены на вымирание…

Закономерно, что люди, вставшие во главе колонизации Дикого Запада, не могли быть подлинно народными героями. Несмотря на показное благородство, на удаль, часто вызывавшую безрассудство, крайний индивидуализм и крайнее самодурство, их карьера была всего лишь судьбой апологетов и верных слуг экспансии, а сомнительная популярность — дешевой популярностью буржуазного мифа.

Таким был Кит Карсон, проводник первых экспедиций в глубь материка, выдвинувшийся как упрямый воитель с индейцами, позже ведший с племенами юго-запада жестокую войну на уничтожение.

Мелочность, самовластная жестокость, тщеславие — основные качества генерала Джорджа Армстронга Кастера. Опьяненный азартом истребления индейских становищ, этот эгоистичный и грубый человек обладал непомерными претензиями на роль Наполеона и рыцаря без страха и упрека. Многие черты подобной личности верно схвачены в образе Тетли в романе у Ван Тилберга Кларка «Случай у брода».

Под стать Кастеру был и «легендарный» Баффало Билл, разведчик прерий, работавший на Кастера, а в 1850-х годах приложивший руку к истреблению бизонов. Склонный к показной славе и франтовству, Баффало Билл организовал спектакль «Шоу о Диком Западе», с которым пустился по свету, торгуя экзотикой края и рекламируя самого себя. Уже при жизни он представил бульварной литературе героя, которого она давно искала. О жизни всех этих людей справедливо сказал один историк Запада: «…она полна теней, и конец ее, непроглядный мрак смерти, напоминает для них страшное пробуждение от нестерпимого кошмара».

Иное дело представляет собой история подлинно народного героя Дальнего Запада — история простого ковбоя.

Первые ковбои происходили в основном из Техаса. Это были ветераны гражданской войны, бывшие рабы и мексиканцы; позже движение на Запад стало массовым, стали прибывать люди самых разных национальностей и профессий. «Век ковбоев был краток: три десятилетия, с 1866 по 1896 год», — указывают историки. В реальной жизни, а не в легенде ковбой был усердным тружеником, все существование которого было подчинено заботе о стаде или о табуне.

Несмотря на изнурительный труд, на суровости быта, товарищество ковбоев, работающих по найму, «одной артелью», было чрезвычайно прочным, а сами они просты и сердечны в общении.

Демократия и свобода предпринимательства, будто бы процветавшие на Западе, не стали уделом ковбойской массы. Из документов современников проясняется картина жестокой войны, которую вели в 1880–1890 годах в штате Вайоминг крупные скотопромышленники против мелких ковбоев и фермеров. В числе использованных методов был и найм целых групп убийц для устранения «непокорных» конкурентов.

«На Западе господствовало право сильного и полное равенство в смысле отсутствия наследственных привилегий. Здесь не было судов, кроме суда Линча, который мог под любым деревом учредить каждый белый с двумя белыми помощниками, если v него было достаточно силы, чтобы привести приговор в исполнение. Здесь не было вассалов, а были соседи, которые приезжали на лошадях, иной раз за тридцать — сорок миль, чтобы помочь… и могли, в свою очередь, потребовать такой же услуги для себя».[2]

Сыграв важную роль в накоплении богатства «позолоченным веком», сам ковбой не разбогател. В этом смысле судьба его была типичной для большинства, простых тружеников США.

Острые проблемы колонизации Запада, порожденные ею социальные конфликты и составили содержание прозы об американском Западе; она заняла особое место в литературе США.

И вновь достаточно спросить любого читателя не о географической, а о литературной карте США, как он сразу же скажет: Восток страны дал Фенимора Купера, Генри Лонгфелло, Эдгара По, Мелвилла и Уитмена. Американский Юг — это, конечно, Фолкнер, а за ним и целый ряд писателей. А что дал американской литературе Запад? Оказывается, не столько имена, сколько один литературный жанр — вестерн.

История этого жанра в литературе США не менее противоречива, чем отраженная в нем эпоха.

В XX веке социальные конфликты империалистической Америки заставили массы взглянуть по-новому на ушедшую эпоху покорения Запада — с ностальгией и сожалением о минувшем укладе жизни, о яркой индивидуальности типов, о цельности и решительности характеров, исчезнувших в условиях буржуазной стандартизации, обезличивания отношений между людьми. Иллюзорная свобода человека, будто бы предоставленного на просторах Запада самому себе, стала теперь казаться абсолютной.

В 1902 году вышел роман «Виргинец», считающийся и поныне первым вестерном в литературе США. Книга, созданная средним по дарованию писателем Оуэном Уистером, имела бешеный успех; по ней четырежды снимались фильмы, а тип героя, внешние приемы сюжета сделались отныне принадлежностью всякого вестерна. Между тем история ухаживания молодого ковбоя за учительницей Молли Вуд (прерываемая идиллическими сценами пастбищ и сведениями счетов с местным злодеем) пересыпана множеством выспренних рассуждений о достоинствах американской демократии и о подлинной свободе, которую человечество смогло обрести будто бы только на Западе. В финале герой женится и становится скотоводческим магнатом и владельцем копей. Роман, таким образом, подменил действительность выдумкой в угоду буржуазному читателю. «Рецепт» Уистера был подхвачен другими литераторами; подобную же технологию стал разрабатывать еще один «отец» вестерна — Зэйн Грей. Смена головокружительных приключений неразборчивых героев Зэйна Грея обнаруживает нищету мысли; писатель не хочет понять больше, чем «стопроцентные янки», действующие в его романах, разделяет их расистские взгляды на индейцев и мексиканцев. Голливуду оставалось только перенести на экраны готовую для продажи буржуазную идеологию из романов Зэйна Грея, что и было проделано. Творчество многих его последователей, особенно Луи Л'Амура, продолжает замутнять собой поток прозы о Западе.

Но вместе с тем вскоре стало ясно, что внутри жанра вестерна развернулась идейно-художественная борьба. В уроках американского Запада лучшими писателями были обнаружены проблемы общечеловеческой значимости — «больших ожиданий» и «утраченных иллюзий», эпического единоборства с диким краем, борьбы сил добра и зла в самом сердце человека. Именно эти качества позволили впоследствии прозе о Дальнем Западе выйти за пределы своей страны и покорить читателя.

Разберемся серьезно — что же это такое, «вестерн»? У самих американцев нет однозначного представления о нем. В обиходе «это вестерн!» могут сказать и о фильме, и о романе, поэме или документальной книге, так же как о предмете быта, о седле или ружье (подобно тому, как говорят: «подлинный модерн» или «настоящий антик»), если в нем уловлен дух Старого Запада. Не просто колорит, а проблемы, характер, «сердце Запада». И оно-то как раз сильнее всего выразилось в литературе, где вестерн — это прежде всего приключенческий роман о Дальнем Западе. Приметами его (как теперь говорят, формулами) стали стремительная интрига, иногда отчетливо сказочный, легендарный фон, «заданные» типы характеров (добро против зла) и целый ряд вспомогательных типов: новичок с Востока страны, которому еще предстоит познать настоящую жизнь и «сердце Запада», бывалый и опытный старожил, загадочный и верный (или коварный) индеец, наконец, пленительная молодая женщина. Все это — внешние, формальные приемы романтической сцены, придающие вестерну с его противоречиями и находками национальный характер. Вместе с тем присутствуют и принципиально важные моменты содержания. Недаром героев вестерна волнуют общеамериканские проблемы: личность и общество (которое часто выступает только в негативном виде, как толпа), дикость и цивилизация (часто представленная как неволя, регламентация личности), законность и беззаконие. Положение робинзонов, как бы освобожденных от норм и обязанностей, навязываемых обществом, заставляет героев вестерна то и дело задаваться вопросом о том, каковы пределы ответственности человека и насколько способен он при определенных условиях поддаться власти произвола. Попадая в самые непредвиденные, невероятные ситуации, герой вестерна вынужден каждый раз заново постигать самые простые истины, главные нормы морали, присущие человечеству, и искать ответ в глубине собственной души. Какие правила и порывы должны управлять человеком там, «в миллионах миль от бога» и в пятидесяти от ближайшего источника с водой? «Где у вас тут представитель закона?» — спрашивает герой, въезжая в какой-то городишко. И слышит в ответ: «А у нас тут нет никакого закона. Только кладбище». От того, какое решение принять — остаться человеком или поставить себя вне человеческого, — зависит духовная жизнь или смерть героя; ведь духовная гибель лишь неизбежно предшествует гибели физической, как это и происходит в рассказе Макса Брэнда «Вино среди пустыни».