Вот посмотрела на малыша и сразу же заулыбалась. По-настоящему, без притворства. Вспомнила, как Кисоньку чуть до инфаркта не довела. А потом, как он ругаться начал, когда отдышался! Сейчас это смешно вспоминать, а тогда я разозлилась не на шутку и тоже зарычала. Я что ли виновата, что в их больнице такой бардак? Бросают ребенка, где попало, а потом два дня найти не могут!

- Дубинина, его бы еще вчера нашли, если бы ты сказала!

- Кому бы я сказала? Вас не было, а этой… Жанне Игоревне я даже "здрасте" говорить не хочу!

И не говорю. Делаю вид, что не замечаю, или киваю, если не замечать не получается. Я, когда ложилась в роддом, как раз на ее смену попала. Так она мне такой осмотр с изнасилованием устроила, что я не выдержала и вскрикнула. А она меня неженкой обозвала, еще и спросила, с ехидной такой улыбочкой, как же я рожать собираюсь, если потерпеть немножко не могу. Ничего себе "немножко потерпеть"… она же меня чуть до пупа не разодрала! Ну, я и сказала этой коновалихе все, что про нее думаю. А вчера Кисоньке повторила, днем, когда он на меня орать вздумал.

- Ну, Дубинина, ты даешь, - сказал он, сбавив обороты.

А потом улыбнулся и головой покачал. И так это у него забавно получилось, что я тоже улыбнулась.

Кисонька мне собачку напомнил, что стояла у мамы на телевизоре. Смешная такая собачка "мопс" называется. А еще она глиняная и старинная. И голова у нее двигается, если тронешь. Вверх-вниз, влево-вправо качается. Сначала быстро, потом медленнее, пока совсем не остановится. Когда я маленькой была, очень мне нравилось смотреть, как собачка кивает. Я тыкала на нее пальцем и просила: "Качи, качи!" Тогда мама трогала голову мопса, она начинала качаться, а я смотрела и смеялась. Сама я этого не помню, но мама говорит, что так было. А вот, когда я стала дотягиваться до смешной собачки это я помню. Стану на цыпочки перед телевизором, упрусь ладошкой в экран и тянусь, тянусь… Даже кнопки на телевизоре меня меньше интересовали. А сколько счастья было, когда я дотягивалась! Удивляюсь, как я не разбила этого мопса. И кот потом не свалил. А для Васьки спать на телевизоре было самое то. Сколько его гоняли, наказывали, а он, чуть только отец отвернется, уже устроился на своем любимом месте. В конце концов, отцу это надоело, и гонять Ваську он перестал.

Вот подумала о какой-то ерунде, и злиться совсем перехотелось. А чего злиться кому сейчас легко?

- Извините, что я на вас накричала, но если бы вы спросили Марину…

- Дубинина, - застонал Кисонька, - хоть ты мне не напоминай про эту… Марину.

Интересно, какое слово он хотел сказать и не сказал.

- А что с ней не так?

- Да загуляла она где-то, а меня вздрючили из-за нее. "Совсем она у тебя распустилась…" - процитировал он кого-то, поджав губы и грозно нахмурившись. Получилось смешно. Можно подумать, я ей папа или начальник.

- Как… "загуляла"?

- А вот так, - Юрий Андреевич развел руками. С работы раньше ушла, домой не появилась. Все, как всегда. Да никто ее и не искал особенно. Зачем? Нагуляется, сама вернется. Не в первый раз. Потом глазками похлопает, слезу пустит и…

Кажется, эта Марина или чья-то дочка или совсем даже не дочка, но тоже чья-то. А Кисоньку она уже до самых печенок достала.

- Как это "зачем"? Вы же ей ребенка поручили! А она мне его сунула и умчалась.

- Ей поручил? вид у Кисоньки сделался как у человека, которого разбудили в три часа ночи, и спросили дорогу в библиотеку. А я думал, что Галине. И утром накричал на нее.

- Ну, зачем же вы так? мне стало обидно за ни в чем не повинную медсестру. Ведь Галина негритянку из родзала увозила…

- Вот и она мне что-то такое говорила… Ладно, я перед ней извинюсь, и все будет в порядке. А вот почему Марина к тебе в палату пошла, ребенка отдавать это мне не понятно.

- Да в какую палату?! Она еще в родзале мне его подложила! На разделочный стол! Минуты через две, после вашего ухода! А сама к Игоренчику своему убежала. Откуда я знала…

- Вот ведь поблядушка! Извини, Дубинина, это я не тебе.

Так я и заложила эту Марину, заодно пар выпустила, и мозги работать начали.

- Юрий Андреевич, а почему вы на мобильный ей не позвонили? У нее есть, я видела.

- Почему, почему… отключила она свой мобильный! Наверно, чтоб не мешали. Или забыла где-нибудь. В первый раз, что ли?

Не знаю, как можно забыть такую дорогую вещь. Или она не покупала его? Деньги не платила потерять не жалко, так что ли? Мне вот Темка тоже мобильный купил. Еще в апреле. Сама бы я на телефон в этом году не собрала. Да и не нужен он мне, если честно. Перед Мамирьяной хвастаться? Так не люблю я этого. А знакомых с мобильными у меня почти нет.

- Ладно, Дубинина, ну эту Марину куда подальше! Ты лучше мне о ребенке расскажи.

- О каком? притворяюсь дурочкой. У меня их два пока.

- О том, что спит у тебя под сиськой! рявкнул Кисонька и тут же покачал головой. Прости, Дубинина, нервы совсем ни к черту. С самого утра то ребенка этого ищу морги уже обзванивать стал - то с папашей его общаюсь. А знаешь, кто у него папаша?

- Знаю. Иностранец, - буркнула я, поправляя шарф.

А то стою перед мужчиной в таком виде, что так и напрашиваюсь на комплимент. Вот и напросилась.

- Все-то ты знаешь. Тогда вот что, пойдем сейчас в детское отделение, а по пути ты мне все расскажешь.

- Да что рассказывать-то? Ест, спит, писает, какает! Чем еще такой маленький может заниматься? По бабам ему рано ходить!

- Ест? Сам? Кисонька взял меня под руку и повел по коридору. Хорошо, что ест. Очень хорошо! Плачет много?

- Почти не плачет. Только, если грязный или голодный, - доложила я, гордясь успехами малыша.

Вот из соседней палаты постоянно плач доносится. То один ребенок плачет, то сразу двое. А у меня почти все время тихо.

- Так это замечательно! Только почему ты его с собой таскаешь?

- Так я же в переноске. Ему удобно.

- Дубинина, - Кисонька даже остановился и посмотрел на меня снизу вверх. В роддоме ребенок должен лежать в кроватке. Это дома будешь держать его хоть в корзине для грибов. Да и тебе было бы удобнее без этой переноски. Оставила бы в палате и…

- Так я не могу оставить! С ним судороги начинаются, как только я отхожу от него.

- Как "судороги"?!

Кисонька так вцепился в мою руку, что пришлось ударить его по пальцам.

- Больно! Черт! Синяки останутся!

- Извини, - пальцы разжались. Что ты там говорила насчет судорог?..

- Ну, что-что… Оставила я его на кровати, а сама к умывальнику пошла, тому, что в моей палате. Руки помыла, воду закрыла, слышу хрипит что-то. Оборачиваюсь, а этот дрожит весь и серого цвета уже.

- О, Господи! Дубинина, ты мне такие страсти рассказываешь…

- А я-то как испугалась! Чужой ребенок, воскресенье, на этаже только эта… Жанна-живодерка, а с малышом непонятно что творится. Я его на руки и к двери! Выскочила в коридор там пусто, в комнату дежурного закрыто. А малыш уже и дрожать перестал. Смотрю, он нормального цвета, моргает, губами шевелит. Я в палату вернулась, покормила его, он и заснул.

Вот рассказала все, как было, и на душе легче стало. А то вспомню этот кошмар, и среди ночи просыпаюсь. Тут и так спишь в полглаза, да и тот сон дерганный.

- Дубинина, а может, тебе показалось? жалобно спросил Кисонька. Всякое бывает от переутомления.

Мы уже дошли до детского отделения и стояли перед дверью.

- Я тоже так подумала. Но потом, когда мне надо было выйти, я опять положила его на кровати и пошла к двери. Но все время оглядывалась! Только до соседней кровати дошла, малыш опять стал хрипеть и дрожать, потом выгнулся, как "мостик" сделать хотел. Я испугалась и вернулась. А на руках он опять успокоился.

Рассказывать, что уписалась из-за малыша, я не стала. Было бы чем хвастаться. Вытерла пол в палате, а полотенце потом заполоскала и на батарее высушила.

- Ладно, сейчас Зинаида Сергеевна посмотрит… Кстати, эти приступы у него часто бывают?