– Война с дикими всегда страшна, дорогая Марья Андреевна. – Он хищно шевельнул усами. – Жестокость, кровь…

– Оставим эту тему. Мне после некоторых сцен, виденных по дороге сюда, не хочется вспоминать о крови… Скажите, что там с состязанием? Когда оно начнётся? – Девушка быстро отвернулась от него и посмотрела за стену.

– Вам так любопытно?

– Разве мне представится другой случай увидеть, насколько ловки пограничники в стрельбе? И вообще, после долгого пути сюда мне хочется немного развлечься. Признаюсь, я большая любительница до шумных веселий, застолий, балов, танцев. Но последнее время в моей жизни было больше печальных минут, чем возможностей повеселиться. У вас случаются тут танцы?

– Танцы? Ежели в смысле светском, то нет, разумеется, нет… Где уж… Так, быть может, иногда под пьяные песни и хлопанье… Впрочем, это всё напоминает мне пляски дикарей. Никаких мазурок. Скажу вам откровенно, Марья Андреевна, мы тут очень быстро дичаем.

– Теперь уж скоро это прекратится, раз получен приказ о выводе войск.

– Надеюсь, что капитан Никитин не станет попусту тянуть время. Жаль, бумаги пришли так поздно. Пока суть да дело, выпадет снег, так что неизвестно, когда нам отсюда уходить…

– Так что со стрельбой? Я вижу, кое-кто уже собирается.

Состязание должно было состояться на самом берегу озера, перед воротами крепости, где нередко проводились учения в стрельбе и отработка штыкового боя. Принять участие в состязании хотели многие, но среди людей, отлично владевших ружьём, насчитывалось лишь пятеро, чьи имена гремели среди аборигенов и казаков. На них начали делать ставки ещё до начала соревнований.

– Почему ты не принимаешь участия? – спросила Маша у Алексея, спустившись со стены.

– Зачем выставлять себя на посмешище?

– Разве ты плох в этом?

– Я рассуждаю трезво: здесь людям приходится пользоваться оружием чаще, чем это делаю я. Если бы разговор шёл о фехтовании, я бы потягался с любым…

Стреляли без сошек, с дистанции в сто шагов. Мишенями служили оленьи черепа с нарисованными на них концентрическими кругами и прицельным очком в центре. Первыми стреляли рядовые, желавшие показать своё искусство, но не претендовавшие на приз; они стреляли просто ради удовольствия. В крепости проживало с десяток женщин, не считая нескольких туземок. Из них только две были жёнами офицеров и считались дамами высшего сословия. Простота и грубоватость манер сочетались у них с преувеличенным мнением о своём достоинстве, хотя обе они обладали вполне привлекательной внешностью. Маша оказалась единственной девушкой, выгодно выделявшейся среди других представительниц прекрасного пола, и была единодушно признана мужским населением крепости королевой праздника. Ей было поручено вручить приз победителю.

– Что я говорила тебе, душенька? – прошептала одна из офицерских жён своей подруге. – Они уже увиваются за ней, из кожи лезут вон, чтобы понравиться. Вот уж и королевой объявили…

Вышедшие на состязание мужчины то и дело поглядывали на Марью Андреевну, каждому из них было бы приятно получить прекрасно выделанную лисью шкуру из её рук.

Как и следовало ожидать от людей, для которых стрельба была не только забавой, но и средством существования, все они стреляли хорошо. Вскоре первые выставленные в качестве мишени черепа раскололись, и их заменили новыми. Комендант назвал имена стрелков, заслуживших право участвовать во втором туре. Иван Копыто и Григорий приняли известие о переходе во второй тур как само собой разумеющееся. Похоже, они не допускали мысли, что кто-то мог обойти их в стрельбе.

Участники соревнований отступили от цели ещё на двадцать шагов. Каждый выстрел принимался громкими криками и аплодисментами, иногда раздавался и свист, по-разбойничьи резкий и пронзительный. Некоторые из зрителей подбадривали участников состязаний, некоторые подтрунивали над ними, стараясь отвлечь от стрельбы, дабы не позволить им выйти в победители. Но даже шутки, зачастую довольно грубые, носили совсем беззлобный характер. С особым интересом следили за состязанием Коряки и Юкагиры, жившие возле крепости; они не издавали громких криков, не потрясали руками, но их узкие глаза светились восторгом.

К третьему туру осталось только пять стрелков: Иван Копыто, Григорий, подпоручик Тяжлов и ещё два рядовых казака с задорными лицами. Оленьи черепа установили ещё дальше.

– В качестве удачного попадания будет считаться выстрел, который собьёт кончик рога! – объявил комендант. – Время шуток кончилось, соколы мои! Ежели будет отстрелено несколько кончиков, будем сравнивать, кто сбил рог ближе к верхушке.

Выпустив свои пули по мишеням, рядовые казаки выбыли, продолжая улыбаться, будто ничуть не переживали из-за упущенного почти из самых рук приза.

В какую-то минуту Маша не удержалась и крикнула:

– Желаю удачи!

Кому адресовались её слова, сказать было трудно, девушка знала всех троих оставшихся стрелков. Поскольку в это время лицом к ней стоял только Григорий, он принял сие пожелание на свой счёт и поклонился в ответ. Девушка смутилась и опустила глаза. Видевший это подпоручик Тяжлов нахмурился и шагнул к Ивану.

– Слышь, Копыто, – буркнул он недовольно. – Зачем Марья Андреевна именно Гришке желает удачи?

Иван пожал плечами и посмотрел на Григория. В глазах казака он прочёл глубокое удовлетворение от того, что самая красивая девушка обратила на него внимание. И ещё Иван понял, что победа для Григория теперь была самым желанным подарком.

– Ваш черёд, господин подпоручик.

– Благодарю. – Офицер вышел на линию.

Некоторое время он делал вид, будто проверяет оружие, готовясь сделать выстрел, затем долго принимал классическую стойку. Напряжение нарастало. Тяжлов чувствовал это. Он давно готов был стрелять, но выжидал, когда Маша устремит на него свои глаза, она перешёптывалась о чём-то с одной из офицерских жён.

Григорий отступил на несколько шагов, не желая мешать подпоручику.

Наконец Тяжлов принял изящную позу, поднёс приклад к плечу, опустил ружьё и снова поднял его. Все затаили дыхание. Он плавно потянул спусковой крючок.

– Мимо! – крикнул кто-то. – Мимо! Господин подпоручик промахнулся!

Тяжлов грубо выругался себе под нос, не на шутку разозлившись на себя. Он понял, что переступил через дозволенную грань, покрасовался излишне и потерял на этом необходимую ему концентрацию. Не единожды уже именно желание показать себя в наиболее выгодном свете подводило его, но всякий раз он забывал об этом.

– Чтоб вам… – прошипел он.

Иван посмотрел на Григория.

– Пожалуй, я уступлю тебе очередь, – проговорил Иван.

– Зачем? – удивился казак, напряжённо глядя на далёкие черепа.

Иван медленно обвёл взором зрителей и очень тихо сказал:

– Если ты попадёшь в рог, я не стану стрелять. Как бы низко ты ни отстрелил его.

Григорий быстро посмотрел на товарища.

– Не станешь? Почему?

– Мне почему-то кажется, что тебе очень нужно победить сегодня.

– А если я промахнусь?

– Тогда я сделаю выстрел. Зачем упускать из рук водку и лису? Водку можно выгодно обменять на пули и порох. – Иван хитро сощурился.

Григорий усмехнулся:

– Что ж…

Иван отступил на пару шагов, чтобы не мешать другу, и опустил глаза. Через несколько секунд он услышал выстрел и дружные крики приветствия.

Теперь, когда рог был отстрелен, Григорий повернулся к Ивану. Тот посмотрел на олений череп. Рог был отбит посередине. Иван улыбнулся, зная, что сам он сделал бы более удачный выстрел.

– Я отказываюсь стрелять! – крикнул он неожиданно для всех и обеими руками поднял ружьё над головой. – Я не буду стрелять! Объявляйте победителя!

Толпа загудела, выражая удивление и восторг. Все приветствовали Григория, и никто не знал, каких сил стоило Ивану отказаться от выстрела, наступив на горло собственной гордыне.

Григорий шагнул к нему.

– Ваня, спасибо. Но скажи мне почему?

Иван пожал плечами.