Было похоже, что так и есть. Подав знак своим товарищам оставаться на месте, Гарри и сам отодвинулся в тень. У него были основания надеяться, что это Тонкс, встреча с другими сотрудниками Министерства ему сейчас совсем не улыбалась.
И менее всего Гарри склонен был ожидать, что из лифта выйдет Драко Малфой собственной персоной. От возмущения гриффиндорец утратил дар речи, но не способность двигаться. Он бросился вперед, не считая нужным скрываться от того, кому самому здесь не место. Остальные поступили так же.
Малфой отреагировал моментально и бросился вперед, в ту сторону, где находился Отдел Тайн. Он вырвался от ухватившего его за манжету Рона, и на несколько шагов опередил их всех. Впрочем, в итоге это не дало ему нужного преимущества. Причем Гарри даже не понял, от чего он отшатнулся. Но впереди явно кто-то был.
Прямо из воздуха в считанные секунды возникли контуры чего-то прямоугольного и высокого. На всякий случай гриффиндорцы нацелили туда палочки. Малфой ничего подобного не сделал, казалось, он был не в состоянии. Закрыв лицо руками, слизеринец прислонился к стене с тяжелым стоном.
Взорам собравшихся между тем предстало одно из хранилищ Гринготтса, оно выступало из темноты, которая внезапно сгустилась вокруг него; на мгновение Поттеру даже показалось, что они перенеслись в банк. Сейф был солидных размеров, дверцу украшала красивая резьба. Сверху была выведена изящная надпись; не успел Гарри моргнуть, как и узоры, и буквы засветились серебром: «Собственность семьи Малфой с 1203 года», — прочел он.
— Нет, — проскрежетал Драко, но в этот момент массивная дверь заскрипела, отворяясь.
Внутри сейф был просторным, все присутствующие могли бы легко в нем расположиться. Он казался еще более вместительным оттого, что оказался почти совсем пустым. И только на самом дне, где-то в углу, поблескивал единственный кнат, которого Гарри не заметил бы, если бы невесть откуда взявшийся солнечный луч не засветил прямо внутрь.
— Ридикулус! — четко произнесла, выступая вперед, Гермиона.
Сейф искривился и мгновенно обрел контуры возвышающейся над ней человеческой фигуры, которая успела грозно прогреметь: «Неуд!», но тут фигура зазвенела, словно была увешана колокольчиками. Веселенькая мелодия польки прокатилась по коридору и скоро стихла.
— Он решил отступить, — пробормотала Гермиона.
— Так это твой боггарт! — произнес Рон с видом именинника.
— Ты ничего не понимаешь, — выдохнул Малфой. — Быть бедным — это ужасно.
— Почему? В этом нет ничего постыдного, — назидательно произнесла Гермиона.
— Может, и так — для ведьмы. Для колдуна это очень стыдно, — со злостью возразил ей Малфой. — Хотя — откуда тебе знать, — бросил он, стрельнув глазами сначала в Гарри, потом в Рона.
Гарри даже оскорбленным себя не почувствовал. Ему было безразлично, считает ли Драко его достойным колдуном. Гораздо важнее было то, что теперь слизеринцу ничего не оставалось, как отступить ни с чем, о чем он прямо и заявил.
Малфой даже не пробовал оказать сопротивление, когда Гермиона применила к нему связывающее заклинание. Из самых гуманных соображений, она не оставила слизеринца валяться на полу, а позволила прислониться к стене, но тот все равно косился на нее с холодным презрением. Гарри отклонил предложение Сюзан Боунс оставить возле Малфоя кого-нибудь, чтобы караулили. Про себя он очень рассчитывал, что его здесь найдут сотрудники Министерства, чем раньше, тем лучше, и пусть тогда он оправдывается.
— Скажи, придурок, — шепнул Рон. — Нормальные люди хотя бы смерти боятся, а этот!.. Нет, что ни говори, а слизеринцы позорят «Хогвартс».
— Ничего удивительного. Источником его самоуверенности всегда было колдовское золото. Ну, и то, что его семья копила все это веками, — сказала идущая рядом Гермиона.
Дверь в Отдел Тайн была приоткрыта. При взгляде на нее у Гарри возникло странное чувство, он словно не понимал самого себя. Теперь ему казалось странным, что эта дверь когда-то вызывала у него сильные переживания, считалась такой важной, а кошмары с ее участием — такими значительными.
Уже в комнате с вращающимися дверями были слышны голоса и шум борьбы. Как только двери остановились, Гарри бросился на звук. И замер, не сделав и нескольких шагов, сопровождаемый вскриками и вздохами потрясенных друзей.
Он испытывал кошмарное чувство, словно сердце в груди с шипением испаряется, и ничего не сделать.
Арка, в которой некогда исчез Сириус, стояла на прежнем месте. Тонкая дымка в ней, похожая на занавески, колыхалась, как от порывов ветра, но причиной этого был вой голосов, доносящихся изнутри. Проем ярко светился, и на его фоне стояли и боролись, стараясь столкнуть одна другую, две высокие женские фигуры, в одной из которых Гарри узнал Беллатрикс Лестранж. Невозможно было разглядеть черт лица и деталей одежды, лишь силуэты чернели на свету, но нечто неуловимое в манере двигаться безошибочно подсказало Гарри, что Беллатрикс вернулась на место преступления. Кто была ее соперница, он пока не определил, разве что, казалось, она моложе.
Гарри бросился вперед, но рука Гермионы преградила ему дорогу. Вовремя — он и без того едва не рухнул в клубящийся поток, похожий на черную смолу; не верилось, что это газ, а вот в его ядовитости Гарри не сомневался.
Тонкие обручи удерживали трибуну с аркой над чернотой, и пролезть по ним было немыслимо. Позади раздался треск — и Рон, ойкнув, повалился назад.
— Рон! — закричала Гермиона. — Не надо! Здесь, наверное, нельзя аппарировать!
Гарри вертел головой, переводя взгляд от упавшего друга к сражающимся в арке, и в этот момент он вдруг узнал в противнице Беллатрикс Нимфадору Уизли, вот только непонятно было, какого цвета волосы выбрала она для этого дня.
— А он?! — закричал в ответ Рон, тыча пальцем в сторону арки.
Гарри так дернулся, оборачиваясь, так что в шее выстрелило, и острая, жалящая боль растеклась по предплечью.
Никто не мог понять, как это возможно, и все же Драко Малфой был там. Нимфадора и Беллатрикс стояли уже на самом краю, вот-вот обе рухнут вниз. Слизеринец спешил, а Гарри наблюдал за ним, как в замедленной съемке. Женщины кружились, нападая и отталкивая друг друга; Малфой сделал какое-то движение, и в следующий миг стало ясно, что он нацелил палочку и произнес заклинание, потому что они разъединились. Драко остановился близко к арке, но не настолько, чтобы свалиться.
— Обвязался, — пробормотал кто-то позади Гарри, и тогда гриффиндорец заметил, что, действительно, от Малфоя к одной из соединяющих дуг тянется тонкая веревка. Проем вспыхивал так ярко, что слепило глаза, фигура Драко заслоняла от наблюдателей фигуры женщин, но не оставалось сомнений, что исход борьбы предрешен; наблюдатели кричали, нацеливали палочки, но ничего не могли сделать.
Действия, которых Гарри и ожидал, заняли у слизеринца меньше секунды. Вцепившись одной рукой в плечо ведьмы, и потянув ее к себе, другую руку он занес, как для удара.
— Ее?.. — выдохнула Гермиона. И тогда, со свистом рассекая воздух, Малфой сильно стукнул по руке другую женщину, которая пыталась ухватиться за шею первой. Она покачнулась, отклоняясь назад; зрелище падения было жутким и завораживающим, и голоса постепенно смолкали, как будто получили то, чего требовали. Леденящий душу безумный смех прокатился под сводами зала, но постепенно смолк и он.
Малфой вовремя отступил, и теперь опустился на колени, придерживая свою ношу. Его сотрясали сильные судороги, как от порывов бури, он тряс обмякшую в его руках женщину и что-то кричал. Гарри зажмурился, затем поморгал, чтобы убедиться, что глаза не обманывают его. Но на плече Драко действительно разметалась короткая шевелюра цвета жевательной резинки, и именно к ней из арки тянулись, но не доставали черные протуберанцы.
— А что, если все равно… Она надышалась газа, — долетали до него голоса Джинни и Гермионы.
Боковым зрением Гарри видел, или просто вспоминал, как, одним взмахом крыльев мгновенно сокращая расстояние, приближается прекрасный феникс и несет в когтях Шляпу-сортировщицу. Секунда — и птица, сверкая огненным оперением, промелькнула мимо и, застыв над Малфоем, сбросила Шляпу почти на него. Но тот продолжал трясти Тонкс и, судя по голосу, был вне себя от ужаса. Он явно не видел ни феникса, ни Шляпы.